— Спасибо, так легче, — резюмировал Лютый, все еще продолжая парить в воздухе. — Теперь хоть не кусает никто.
Измененное зрение услужливо показало, что мерцающие мошки исчезли. Взгляд случайно упал вниз, и я увидел на траве жалкую кучку угасающих магических точек. Выяснять, как Дрианн их уничтожил, было некогда. Следовало вытаскивать Ома из ловушки. Я погрузился в астрал и подлетел к нитям, выглядевшим теперь так, будто они были выдернуты из ауры Зеленого сердца. Наверное, так оно и было. Я осторожно прикоснулся к ним, и попытался разорвать стягивающие Лютого путы. Поначалу мне это не удавалось, но потом, вложив всю доступную мне энергию, я сумел добиться того, чтобы нити расползлись. Ом тяжело рухнул вниз, а я поспешил вернуться в свое тело.
— Как вы? — Дрианн принялся осматривать капрала.
— Да ничего, — пробормотал тот, — только такое чувство, словно на меня стая слепней налетела.
Маг обрабатывал лицо, шею и руки Лютого, которые пострадали больше всего. А я подводил неутешительные итоги: освобождение Ома стоило мне большей части магических сил, да и физические изрядно пострадали. Я чувствовал себя беспомощным и слабым. Итак, из девяти оставшихся в живых двое парализованы, один помят кошкой, один покусан неизвестными тварями, и еще неясно, как это отразится на его состоянии, и один — я — полностью опустошен. Остаются четверо. Замечательно...
— А не остановиться ли нам на привал, лейтенант? — спросил мастер Триммлер, видимо, тоже оценив обстановку.
— Только место надо выбрать правильное, — довольно бодро проговорил Ом.
Вырвавшись из заботливых рук Дрианна, он осторожно прошелся вокруг того места, где таилась ловушка. Заглянул в одни кусты, в другие, потом скрылся за деревьями.
— Сюда, здесь вроде безопасно... пока, — донесся до нас его голос.
За деревьями обнаружилась крошечная полянка, на которой как раз хватило места для нашего отряда. Мы опустили Сайма и Флиннела на траву, и Дрианн принялся их осматривать.
— Кажется, постепенно возвращается подвижность, — радостно сообщил он, демонстрируя нам огромную длань Флиннела, на которой едва шевелились два пальца, словно тщившиеся сложиться в общеизвестный жест. Сам капрал страдальчески покосился на мага и косноязычно пробормотал:
— Да отстань... уже... дай поспать...
Сайм все еще не двигался и не говорил, но лицо его уже не было так уродливо искривлено, да и дыхание стало более ровным.
— Может, за ночь оклемаются, — с надеждой сказал мастер Триммлер, заступая в караул.
Вместе с гномом оставались дежурить Йок и Дрианн. Мы с Лютым тоже порывались принять участие, но Зарайя рассудительно сказал:
— Ложитесь, ребята, отдохните. Ночь — она длинная, накараулитесь еще.
Послушавшись ветерана, мы завернулись в плащи и улеглись под пушистым кустиком. В полусне я ощутил, как ко мне протискивается пушистое тельце Артфаала. У меня было много вопросов к демону, но я отложил их до наступления своего дежурства.
* * *
Его высокопреосвященство Падерик Третий, Верховный жрец Луга всеблагого, обвел взглядом пеструю компанию, собравшуюся в его роскошных покоях. Люди сидели перед возвышением, на котором, на манер императорского трона, стояло кресло Падерика. Великий отец излишней скромностью не страдал, полагая своей прямой обязанностью заботу о собственном престиже. Считал, что это укрепляет в людях уважение к Лугу, которому он служил. Его высокопреосвященство тяжело поворочался в кресле, поудобнее устраивая облаченное в эмиратскую парчу тучное тело. Потом покосился направо... налево... с двух сторон молоденькие жрицы Главного храма размеренно работали опахалами. "Иллана старовата уже, — мелькнула быстрая мысль, — восемнадцать минуло. Пора отсылать из опочивальни. Да и Янина в возраст входит. Завтра поменяю обеих". Падерик предпочитал молодое тело. Можно сказать, детское. Но каждый раз заказывать юных блудниц было чревато грязными безбожными слухами. Поэтому его высокопреосвященство и приближал к себе послушниц храма. Потом за особые заслуги в опочивальне производил девочек в жрицы, а перестарков, вроде Илланы, со временем направлял в многочисленные отдаленные храмы Луга. Позабыв о гостях, Падерик Третий погрузился в воспоминания о тринадцатилетней послушнице, которую на днях привела в Главный храм ее мать. Прелестная девочка: хрупкая, как эльфийка, еще не налившаяся женской спелостью... Поймав непонимающий взгляд одного из посетителей, Верховный жрец с сожалением расстался с мечтами и вернулся к реальности.
— Я собрал вас, дети мои, дабы поговорить о тех безбожных делах, что творятся под благословенным небом Галатона, — елейным голосом произнес он. — Народ империи забывает о богах и уже не испытывает должного священного трепета перед их всемогуществом. Храмы наши пустеют, и иссякает поток подношений. Люди перестали бояться гнева богов, и живут во грехе, и не каются в нем. Да и милость божья им уже не нужна. Зачем, когда есть магия? — слово "магия" Падерик произнес с отвращением, будто вынужденно осквернил уста непристойным ругательством. — К чему просить богов о чуде и приносить им жертвы, к чему оставлять свои денежки в храме, когда можно обратиться к чародею? Он возьмет дешевле, к тому же гарантирует результат. И я спрашиваю вас, дети мои: доколе? Доколе мы будем терпеть греховную волшбу? Призываю вас восстать против магов и обратиться к его императорскому величеству с прошением о запрете на колдовство!
Его высокопреосвященство замолк и, отдуваясь, посмотрел на слушателей, ожидая их реакции. Говорить красиво, долго и убедительно Верховный жрец умел и любил. Этот талант и позволил ему достичь высшей ступеньки в карьере. Но собравшихся здесь пронять пылкой речью было не так-то просто. Все они были искушены в закулисных интригах и подковерной борьбе. Все прекрасно понимали, куда клонит их предводитель. Одиннадцать пар глаз преданно уставились на Падерика, но ни в одном почтительном взоре не читалось истинного единомыслия.
— Что до моих девочек, — заговорила наконец статная черноволосая женщина лет пятидесяти, несмотря на возраст, все еще замечательно красивая, — каждая из них еженедельно посещает храм. И десятину они платят честно.
Старая греховодница! Верховный жрец едва не заскрежетал зубами в бессильной ярости. Мать Лаурита, Старшая жрица храма Неи златокудрой, всегда отличалась несговорчивостью. А что самое неприятное, являлась серьезным авторитетом для остальных жрецов. И ее теперешняя реплика задавала тон всей беседе.
— Что же касается магии, — продолжила Лаурита, — как вы себе представляете работу блудниц без амулетов, предохраняющих от заразы?
— И без бабок-ведуний, вытравливающих плод?! — угрожающе уточнил Падерик, уставившись в глаза жрицы.
— И без них тоже, — черноволосая спокойно выдержала ненавидящий взгляд и даже позволила себе холодно улыбнуться.
Ссориться с Лауритой было не с руки. Именно под ее покровительством Падерику поставляли невинных девочек, еще не вступивших на скользкую дорожку порока. Жрица Неи слишком много знала, причем обо всех, поэтому вела себя как хозяйка положения.
— Ну, ремесленникам без магии тоже никуда, — вмешался добродушный отец Дарсан, Старший жрец храма Дадды-труженика. — К примеру, оружейники магической закалкой пользуются, ткачи, опять же, в лучшие материи заговоренные нити вплетают. А сапожникам как без волшебства? Обувь для знати только с наговором шьется, чтоб, значит, ноги не терла и не промокала. Нет, моим ребятам без чар — никак.
Падерик вопросительно посмотрел на отца Вельмарина.
— Нет-нет! — воскликнул тот. — Ни один моряк без оберегов сушу не покинет! В Портовом квартале начнется бунт, вздумай я запретить чародейство! Да и на моряков жаловаться грех: перед выходом в рейс они все приносят Маннаину весьма щедрые дары!
— Боевая магия — основа военного дела, — решительно заявила Варелия, Старшая жрица кровавой Морриган.
— И всадникам чародеи потребны всегда, — поддержала ее мать Танефа, — усмиряющая сбруя, зачарованные подковы, целители, наконец! Без этого никуда, храни нас, Эгония-покровительница!
— То же касается скотоводов и земледельцев, — тихо произнесла мать Перетея, из храма Брижитты. — От магов зависит урожай и здоровье скота. Отказавшись от волшебства, мы рискуем обречь Галатон на голод...
— И довольно странно, что Верховный жрец Луга всеблагого — покровителя магов и магии — ратует за ее запрет, — высказалась мать Лаурита. — Разве они недостаточно жертвуют вашему приходу, Великий отец?
— Луг был объявлен покровителем чародеев всего лишь пятьсот лет назад! — не выдержав, рявкнул Падерик. — До этого же Луг наш великий являлся покровителем праведников и власть имущих!
— Всегда находила это сочетание забавным, — непринужденно заметила жрица Неи. — Как можно одновременно быть праведником и иметь власть?
— Очень просто! — взъярился его высокопреосвященство.
— В самом деле, ведь вы доказываете это своим примером, Великий отец, — сладко улыбнувшись, заявила Лаурита.
Падерик пребывал в тихой ярости, направляя все силы на то, чтобы не выдать своего бешенства. Что позволяет себе эта заступница грязных шлюх? И почему всем остальным так уж необходима магия? Ведь жили же как-то без нее раньше, и ничего! Но жрецы Тарантуса, Стратаны, Пирия, Ат-таны и Нуадия тоже высказались в защиту волшебства. Верховный жрец сделал несколько глубоких вдохов, через роскошное парчовое одеяние ущипнул себя за ляжку, дабы не дать волю гневу, и произнес:
— Хорошо, дети мои. Я понял вас. Вашим прихожанам нужна магия. Но надеюсь, речь идет лишь о светлой ее стороне? Ведь темная волшба незаконна.
Жрецы переглянулись. Конечно, их прихожане пользовались магией мрака. Да и как без нее? Слишком многие виды волшебства объявлены в государстве вне закона. С другой стороны, признать это в присутствии Верховного жреца Луга, поборника праведной жизни, означало навлечь его гнев на свои приходы. Поэтому все одиннадцать священнослужителей неохотно, но утвердительно кивнули.
— Я знал, что могу быть уверенным в вашем благочестии, — пафосно заявил Падерик. — Предлагаю вам поставить свои подписи на прошении к императору.
Верховный жрец махнул рукой Иллане, и та, подойдя к столу, выдернула из кипы свитков одно из заранее приготовленных писем. Затем принялась обходить жрецов, подавая им бумагу и перо с чернильницей — здесь, в храме Луга всеблагого, магические самопишущие стилосы не признавались. Подписывая прошение, каждый понимал: Верховный жрец заботится вовсе не о соблюдении законности. И совсем не любовь к богам двигала этим одышливым толстяком. Власть — вот единственное, что нужно Верховному жрецу. Его беспокоит лишь ослабление влияния религии в государстве.
— Не стану вас задерживать, — важно провозгласил Падерик, когда бумага была подписана. — Возвращайтесь в свои храмы, прихожане ждут вас.
Глазки его хищно блеснули. Он добился нужного результата. Оставалось лишь договориться с императором и Советом магов. Они не посмеют возражать, ведь священнослужитель будет ратовать за законность. Ну, а там — все зависит от точки зрения... Слишком зыбка грань между дозволенным и недозволенным. Смотря кто будет ее очерчивать. Самое главное — получить право самому принимать решения.
Жрецы, поклонившись, потянулись к выходу. Падерик проводил их презрительным взглядом. Трусы и слабаки! Такие же жалкие, как и боги, которым они служат! Пора скинуть всю эту дохлятину туда, где ей самое место — в выгребную яму! Единобожие — вот что нужно стране! И он, Великий отец Падерик Третий, добьется его возрождения.
Между тем, пройдя через анфиладу богато изукрашенных комнат и оказавшись в мощеном разноцветными плитами дворе, отец Вельмарин тихо обратился к матери Лаурите:
— Что ты думаешь об этом?
— Да что тут думать, — вздохнула жрица. — Пока под темных копает, потом и за нас примется.
— Полагаешь, император даст добро?
— Даст, на уничтожение темных — во всяком случае. И Совет против не будет.
— Неужто нас ждет возрождение Храмовой стражи? — ужаснулся Вельмарин, сотворив перед собой жест, призывающий защиту Маннаина.
Лаурита медленно проговорила:
— И хотела бы я тебя утешить, да нечем. Тяжелые времена наступают, ты сам это понимаешь. Грядут войны, голод, несчастья. В такие годы народ принимается истреблять инакомыслящих, обвиняя их во всех бедах. И я не хочу, чтобы этими гонимыми стали мы. Именно потому и подписала прошение.
— Но как можно! — возмутился отец Дарсан. — Мы — жрецы богов, почитаемых в народе!
— Вспомните историю, друг мой, — кротко возразила Лаурита, — такое уже было однажды, не правда ли?
— Единобожие?! Падерик не посмеет!
— Ну, почему же? Настал удобный момент, а Великий отец спит и видит себя единственным властителем народных умов.
— Но наши прихожане никогда не позволят...
— Наши прихожане, — перебила его Лаурита, — пойдут за тем, кто сумеет их убедить в своей правоте. А его высокопреосвященство — отличный оратор. К тому же вхож к Ридригу и главе Совета.
— Что же нам делать?
— Пока подождем. Но только пока, — нехорошо усмехнулась жрица. — Думаю, в случае чего у нас найдется, что противопоставить Великому отцу.
— Война жрецов? — деловито спросила мать Варелия.
— Почему бы и нет? — безмятежно улыбнулась Лаурита. — Если Падерик хочет повторения давней истории, доставим ему такое удовольствие. Но пока сидим тихо. Охота за темными нас не касается...
Его высокопреосвященство в бешенстве мерил шагами свой кабинет. Вот, значит, как! Мало того, что они не поддержали его в стремлении избавиться от всех ненавистных магов, а лишь кинули, как жалкому псу, свое полусогласие на преследование темных. Мало того, что шлюха разговаривала с ним, как с ровней. Так жрецы за его спиной еще и замышляют заговор! Разумеется, Падерик третий всячески провозглашал и декларировал свободу своего дома и Главного храма от магических штучек. Но каждый уголок этих зданий был просто напичкан подслушивающими артефактами. Знал об этом очень ограниченный круг людей: сам Великий отец, парочка приближенных жриц, да еще темный маг, который эти артефакты и устанавливал. Но конечно, осторожные жрецы никогда не позволили бы себе вести такую беседу в зданиях. А вот о том, что артефакты заложены и под плиты двора, они и помыслить не могли. Такое обустройство обошлось храму дорого, очень дорого. Но... Его высокопреосвященство любил быть в курсе всего происходящего в его владениях. А теперь магические устройства сослужили ему неплохую службу.
— Что ж, они свое получат... — прошипел Падерик и, взяв со стола крохотный серебряный колокольчик, яростно его встряхнул.
— Подготовьте карету, — бросил он молодому жрецу, явившемуся на звон. — Я еду в императорский дворец.
Аудиенция у Ридрига Второго должна была состояться через час. От Главного храма до императорского дворца было не более пяти минут ходьбы. Но Верховный жрец собирался приехать загодя и смиренно ожидать в малой приемной, дабы выразить таким образом свои верноподданнические чувства. Он позвал Иллану, чтобы та помогла облачиться в самое роскошное одеяние, которое Падерик приберегал для таких вот, особых случаев. Но, полюбовавшись на себя в зеркало, Великий отец вдруг приказал девушке:
