Квартал второй. Живая мёртвая девочка

Не помню.

Пересохшее горло скрутил кашель, и тонкая паутинка мыслей разорвалась.

В любом случае, он и неизвестный снайпер спасли меня.

От ладоней, которыми я пыталась прикрыть рот, разило клабридом — я переворачивала их, но на тыльной стороне кожа воняла точно так же. Воняли пальцы, предплечья, плечи, одежда и волосы — никуда не деться от этого запаха. Как никуда бы я не делась от той твари, если бы не майор.

Наблюдатель опустился рядом на корточки, и, щурясь от кашля, я заметила, как в его лице что-то смягчилось. Он снял с ременно-плечевой системы флягу и протянул мне.

— Мы не можем не ссориться, да?

У меня выступили слёзы. Прикрывая рот кулаком, я взяла фляжку и трясущимися пальцами сняла пробку. С первого глотка стало ясно, что внутри слабый травяной отвар, и один только запах напомнил мне о Кэтти, Белинде и тихих вечерах, проведённых вместе.

— Пей, — приказал майор.

Меня не требовалось уговаривать. Я жадно заглотала всю жидкость до последней капли.

— Послушай, Кейни, — майор забрал флягу и сел рядом, бедро к бедру, словно от меня не разило клабридом, — до встречи с тобой зоаморф убил троих чистильщиков первой группы: одному отгрыз голову, другого разорвал пополам, третьего сложил ягодицы к лопаткам и свернул шею. Это были молодые и крепкие ребята, которых ему удалось застать врасплох. А ещё раньше он обглодал двух гражданских, которые выбрались на крышу молла и надеялись переждать там. Ты понимаешь, что могла разделить их участь?

Я не понимала. Знала, но не понимала и не верила, потому что...

— Он собирался меня унести, — угрюмо возразила я, уставившись в пол. — Куда? И к кому?

Судя по тому, что майор молчал целую секунду, я задавала правильные вопросы.

— Если бы я знал, я бы не сидел здесь с тобой.

— С ним был ворон. В прошлый раз вы спрашивали о них, он почти командовал клабридом — что это значит? — не унималась я. — Когда клабрид сдох, вы оглядели фонари в поисках птицы, потому что знали, что она там была. Я слышала, полипагов иногда выращивают специально, кто и зачем вырастил этого? Почему эта тварь попёрлась в Кварталы?

Наблюдатель ответил после короткой паузы:

— Не знаю.

Всё как обычно. Ты лжёшь взрослым, взрослые лгут тебе.

— ... хочу домой, — сипло прошептала я, тря глаза.

— Я отпущу тебя, как только щенки найдут мисс о'Нил и мисс Пирсон.

— Вы знаете Патрицию?

— Все знают красавицу, которая танцует у сквера Ле Фаню.

Серые человеческие глаза внимательно изучали меня.

— Ты выглядишь нездоровой, Кейни, — майор стянул перчатки и успел дважды щёлкнуть у меня перед носом прежде, чем я моргнула и отодвинулась.

— Понимаю, — продолжил он, — что это от шока, но на энергетическом уровне ты немного... странная.

Мне отстранённо, словно это было давным-давно, вспомнилось кровотечение из носа и слизистой.

— У тебя ещё бывают приступы?

Я кивнула.

— Значит, лекарства не помогают. Ты обращалась к врачу?

— Нет, приступы слабее.

Почему я не хотела говорить? Ни про кровь, ни про странные ощущения... ни про то, что я догнала человека с остаточной териантропией.

Майор неловко сжал мою зловонную руку, привлекая внимание. Кожа его казалась раскалённой и колючей от отголосков инаковости.

— Хочешь что-нибудь рассказать?

Медленно я качнула головой из стороны в сторону. С таким упрямством, словно отрицаемое, если очень усердно его отрицать, благополучно исчезнет, и всё вновь будет хорошо.

Вечная проблема человеческого невежества.

— Уверена?

В ответ я издала маловнятное мычание, которое должно означать "Да".

Наблюдатель слегка сжал мне виски, оттянул нижние веки, исследовал лимфоузлы на шее и след укуса, а затем велел показать язык и горло.

— Вы же не врач, — произнесла я, когда он нащупал мой пульс и начал следить за стрелкой массивных, прочных с виду часов, широким браслетом обхвативших его левое запястье.

Где-то с минуту царила тишина, потом майор ответил:

— Нет.

Я посмотрела на него с интересом.

— ... вы, говорили, что работали в Отделе расследований.

— Да.

— Но вы же... не следователь?

— Почему ты так думаешь?

— Вы... помогли убить его... я думала, так могут только чистильщики.

— Не только, — он вытащил плоскую коробочку из подсумка. — На самом деле, высокосоставные зоаморфы — профиль Специального отдела. Хотя даже у нас принято использовать против них исключительно гранаты и огнестрельное оружие.

Я рассматривала прорехи на его куртке — в некоторых подобно лунным бликам мелькала кожа, но нигде — кровь.

— Как Беовульф и Грендель, — произнёс вдалеке кто-то моим голосом. — Никогда не думала, — эти слова я проговаривала уже более осознанно, — что сабля может быть такой полезной.

— Может, но я бы предпочёл дробовик: не так эффектно, зато эффективно.

— А... меня в Академии научат такому?

Наблюдатель открыл коробочку и, задумчиво осмотрев её содержимое, ответил:

— Возможно.

Я погрузилась в отупелое состояние и без малейшего смущения рассматривала его в упор. Вычерченные на лице линии чем-то напоминали контакты электроплат: они выходили из уголков глаз, рта, ноздрей, тянулись от ушных раковин и сплетались на щеках в узор треугольников, вдоль которого тянулись смешанные письмена. Были северные руны, какие-то восточные символы, а кое-где от линий и вовсе отходили чёрточки — кажется, мисс Келсих называла это огамическими письменами.

— А это... — я коснулась своей щеки, — что?

— Символьная микросетка, — мужчина вытащил из аптечки цилиндрический пузырёк. — До определённой степени защищает органы чувств от магического воздействия и позволяет быстрее оправиться от физических повреждений.

Символьная сетка... разве не так назвала Кэтти письмена, которые ведьмы со щенками нанесли на наши коттеджи?

— Почему она состоит из символов разного типа?

— Разные типы и уровни защиты.

Поджав губы, я продолжала рассматривать Наблюдателя. И, казалось, какая мне разница в том, как он выглядит?

Никакой, но...

— Значит, — моргнув, я постаралась направить мысли в нужное русло, — в ваши обязанности входит работа вне офиса. Вы помогли убить зоаморфа, вы имели право меня допрашивать, вы выезжали на место преступления и вы были у нас в приюте вместе с остальными... Вы кто вообще в Специальном отделе?

— Майор. Открой-ка рот.

— Это как... — я подчинилась, и он вытряхнул мне на язык широкую, как жетон метрополитена, таблетку. — Спесиальный оттел — спесиальные люти?

— Да. Под язык и рассасывай, — он уложил пузырёк обратно в аптечку и спрятал её в подсумок.

— Другие тоже так могут?

— В военном блоке все умеют обращаться с оружием.

— Но... вы же умеете больше некоторых?

— Может быть.

Я смотрела на него во все глаза.

— ... сколько вам лет?

Он потрепал меня по голове.

— Я тебе в отцы гожусь, не сомневайся.

Не сомневаюсь.

Я открыла рот для нового вопроса и ощутила, что он полон слюны — только в этот момент до меня дошло, что таблетка имеет омерзительно-горький привкус. Прикрыв ладонью перекошенное лицо, я опустила голову.

— Не вздумай выплюнуть, — предупредил Наблюдатель.

Мне понадобилось около пяти минут, чтобы рассосать лекарство, и всё это время мы молчали. Плеск фонтана придавал тишине мирный оттенок, а разводы крови превращали холл в запущенный офис скотобойни. Время от времени сверху доносился шум, чаще всего — автоматные очереди.

Наконец я смогла расслабить лицевые мышцы и выпрямиться. Майор сидел на одном из диванчиков и, судя по отсутствующему взгляду, общался с кем-то при помощи устройства на ухе.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Я хочу перейти дальше, к посту, но если ты не пришла в себя, пока не стоит.

Меня не покидало заторможеное состояние, а в остальном я чувствовала себя ровно — лучше, чем до этой омерзительной таблетки. На смену тошноте, правда, пришло лёгкое головокружение, но, в любом случае, ничего страшного этой ночью уже не произойдёт.

Или это запрещённая фраза?

— Н-нормально, сэр.

Наблюдатель взял ножны, маску и, крепко стиснув мою руку, потянул к себе. Но даже когда я обрела шаткое равновесие на собственных ногах, пальцы его не разжались — он тянул меня по торговому ряду как ребёнка. Вероятно, ожидал, что за его спиной я брошусь наутёк или останусь на месте, испуганная кровавой разделительной полосой, прочерченной от туалета в недра торгового центра.

Обернувшись, я бросила последний взгляд на фонтан — коридор молла качнулся кроличьей норой, и меня охватило чувство дежа-вю. Я стиснула чужую ладонь, чтобы не упасть, но она оказалась меньше ожидаемого — не та глубокая чаша человеческого тепла, в которой я привыкла прятать руку.

Привыкла?

В далёком детстве дедушка Холдер часто гулял со мной и Киарой, но, если подумать, ощущение было другим. В то время мы тянули воспитателя куда-то, потому что возраст сделал его неторопливым.

Значит... воспоминание старше?

— Вы владеете телекинезом, да? — медленно произнесла я.

— Немного.

— Наследственное?

Наблюдатель молчал в течение шести шагов — волочась у него за спиной, я почти видела, как губы его недовольно сжались в одну линию, потому что руку мою он стиснул чуть сильнее.

— Да, — ответил он на седьмом шаге.

А на восьмом добавил:

— Вроде того.

— Это щёлканье пальцами...

— Дразнилка. Больше не спрашивай.

— А почему никто не охраняет вход? Об этом-то можно?

— Потому что снаружи охраняют выход, — отозвался майор. — Здесь всюду камеры, и вошедшему с этого крыла нет иного пути, кроме как к посту.

Это правда: от автодверей вёл только один коридор и заканчивался ещё одним залом, внутренняя часть которого окружена колонами — грубые столпы неотёсанного мрамора, в которых лишь кое-где выступали правильные геометрические формы: кубы, сферы, тетраэдры, пирамиды и конусы. Меж колон — всё те же диванчики, погребённые под оружейными кейсами и цинками, а рядом — чистильщики с автоматами в руках. Униформой они отличались от тех, кого я видела на заброшенном мосту: маска с тёмными окулярами а-ля чумной доктор соединялась с респиратором и шлемом, к разгрузочному жилету крепились плоские фильтры и подсумки, на отдельном ремне за спиной держалась сабля, у плеча и голени висели ножи, а у пояса — кобура с пистолетом. При нашем появлении ни один из псов не шелохнулся, ни в одном из них не было видно ни кусочка голой кожи — зато виднелись бинты с алыми пятнами.

Много бинтов.

В воздухе звенел резкий запах антисептика, кофейных зёрен и чего-то гнилостно-сладкого.

Из залы тянулись вверх русла монотонно движущихся лент эскалатора, прямо и влево — торговые ряды, также был выход к туалетам, лифтам и чёрной лестнице. Охранять это место действительно выгодней. Кроме того, здесь находилась крохотная стойка-кофейня и несколько автоматов фирмы "Валленфил", в которых можно купить яркую мелочь с мультяшными монстрами. За исключением брендовых вывесок эти островки красного, фиолетового и салатового оставались единственным, что не вписывалось в серую геометрию стекла, мрамора и металла.

Некоторые чистильщики стояли лицом к коридорам, некоторые спиной, и только когда мы ступили в круг колоннады, я поняла, в чём дело.

На площадке, пестрящей кровавыми следами сапог, лежали тела.

Десять одно к одному сложенных тел.

Бескровные руки со сведёнными судорогой пальцами покоились на животах в массивных наручниках-колодках. На каждом отпечатан длинный номер и ровным светом горят крохотные лампочки: у одних жёлтые, у других красные, меньше всего зелёных — рядом похожая на графический эквалайзер вереница огоньков. Все тела от плеч и выше закрыты чёрной резинотканевой клеёнкой, и не надо быть гением, чтобы понять: головы нет. Вместо неё стоит металлический контейнер с замком и номером, совпадающим с номером наручников.

Вампиры.

Осенев говорил, что не-людей ловят и отдают в руки закона так же, как и людей. Только в особых случаях Наблюдатели получают от министерства внутренних дел или Серой Лиги разрешение уничтожить объект, если он сопротивляется.

А здесь этих особых случаев десять тел.

И ещё неизвестно сколько — наверху.

— Эй, — обернулся майор, — как тебе?

Он задал вопрос так, словно мы зашли пообедать в его любимый кафетерий.

Я равнодушно пожала плечами и ответила:

— Нормально.

Бурые следы, трамвайными линиями ведшие через торговый ряд, обрывались у двух крайних тел, покинутых в неряшливых позах. Множество пулевых отверстий отличало их от остальных и, вопреки ожиданиям, это были габаритные мужчины. Обилие вытекшей крови свидетельствовало о нормальной работе их сердечно-сосудистой системы, а значит, они не вампиры, а, скорее, фальблоты или вообще обычные люди.

Высвободив руку, я шагнула ближе к акнурам, потому что в нашем "экскурсионном" морге — впрочем, как и во всех городских — лежали только тела людей без инаковости.

Любой инаковости.

— Кейни.

Я не стала оборачиваться — лишь слегка повернула голову.

— Видишь наручники?

— Овечки энни?

Звук.

— Не подходи к тем, на которых горит зелёный индикатор.

— Хорошо, сэр.

Об овечках энни или просто овечках, а если переводить с жаргона, то ЛЭК (ловцы энергетические контактные) Осенев рассказал вскользь и то потому, что мы с Майком мучили его вопросами три занятия подряд. Преподаватель не объяснял принцип их действия, классификацию или кто, где, как их придумал — просто сказал, что это особые устройства, которые поглощают энергию вампиров с интенсивностью, прямо пропорциональной силе, скорости и частоте сокращения мышечных волокон. Джо тут же спросил, существует ли более мощный аналог, который позволяет высосать из вампира аруму вместе с накопленными силами — Осенев ответил очень выразительным взглядом, но и так понятно, что эвтаназию для "угасших" вампиров Иллюзион проводит не с помощью дробовика.

Я подошла к телам и принюхалась — за неимением в памяти более подходящего движения, которое могло выразить мои чувства. Глазами я видела: каждый вампир обезглавлен и зафиксирован овечкой, но впечатление они производили такое, словно я стою в больничной палате, где под действием лекарств на койках спят тяжелобольные.

Они ещё... не совсем мертвы.

В некотором смысле — они живы.

Если не считать истории Сью — её-то гроб благоразумно закрыли — все виденные мною похороны напоминали торжественную кукольную церемонию. В том смысле, что в них не было смерти, лишь произведённая на конвейере цивилизации чистота: грим, костюм, аккуратный гроб, венки из цветов, стенания родственников.

Смерть валялась у меня под ногами на грязном полу.

Ни одного мертвеца.

Только убитые.

И я глядела на них равнодушно-сонным взглядом как на мясо из супермаркета, запаянное в полистироловые лотки и плёнку.

Что я должна чувствовать?

То есть, что-то же да должна?

Вонь, грязь на теле, сухость во рту, жажда, боль от ушибов и в мышцах, саднящее онемение в кончиках пальцев, остаточный привкус горькой таблетки.