Герой не нашего времени (2001)

Внутри головы зазвонили соборные колокола.

— Сергей? Что-то ты плохо выглядишь...

Я криво усмехнулся.

— Посмотрел бы я на тебя... получи ты прикладом... в голову...

Перед глазами плыли черно-красные круги, перемежаемые зелеными вспышками.

Он обхватил мою голову руками, вгляделся в глаза...

— Идиоты! Вы ж его чуть не убили!

О?! Серхио заботиться о моем здоровье? Ушам своим не верю.

— Не вздумай спать, Сергей. — сказал он, — У тебя сотрясение мозга. Ты можешь впасть в кому...

Зеленая вспышка. К горлу подкатил свинцовый шар, уперся в челюсть...

И я понял, что еще мгновение, и я его не удержу...

— Тогда я точно ничего не узнаю. — добавил Серхио, поднимаясь. — Эй, Кондрат!

— Ась? — из-за бруствера высунулась голова махтийца.

— Отнесете этого человека в госпиталь. Очень осторожно... Ни в коем случае не давайте ему спать. Ты меня понял?

ЧТО-О-О?! Серхио меня отпускает? По... Боже, как больно!..

— А че не понять? Доставим в лучшем виде. — Кондрат пожевал губами. — Тока вот...такая задача...

— В чем дело, Кондрат? Тебе неясен приказ? — Я бы на месте Кондрата уже наложил в штаны, хотя голос Серхио ни на йоту не изменился — все такой же ровный и холодный.

— Я... это... подумал... Господин офицер обещаньице дал... повесить значит, нас...меня и салагу...

— Обещал — значит сделает.

Кондрат побелел.

— Но... — продолжил Серхио, — если с этим человеком что-нибудь случиться по пути отсюда до госпиталя... — он сделал многозначительную паузу. — ты будешь на коленях молить меня о возможности закончить жизнь на веревке... ЭТО я могу обещать.

Выбор между виселицей и гневом Серхио? Черт, я бы предпочел веревку... Прямо сейчас — только бы избавиться от этой чертовой боли!

— Сымай шинель! — услышал я сердитый шепот Кондрата.

— Зачем? — это "воспитанник".

Я закрыл глаза, пытаясь спрятаться от клина, раздирающего голову...

Звук удара, возмущенный возглас "воспитанника".

— Дурила деревенская! Сказано — сымай, значит сымай... Господина офицера поволонкем... в енту — мендчасть.

— Так зябко ж без нее!

— Цыц, салага! Щас те жарко станет — сымай, кому сказано?

Веревки, стягивающие мои руки и ноги, ослабли. Я открыл глаза...

Серхио спрятал длинный нож в ножны.

— Мы с тобой еще поговорим, Сергей. Позже. Эй, вы! Быстрее! Скоро начнется атака.

— Атака? Какая атака? — спросил я. Думать становилось все труднее.

— Сегодня в семь-ноль-ноль по имперскому стандарту карлы силами двух батальонов пехоты при поддержке артиллерии и двух чародеев атакуют позиции Грехэма... Что с тобой?

Я перевернулся на бок и опустошил желудок. Стало легче.

— Ничего. — произнес я, вытирая испачканные губы рукавом. Серхио помог мне подняться. Мир был серо-желто-черный, и виден словно сквозь кристалл горного хрусталя: суженное поле зрения, искаженная перспектива.

— Который час?

— Без двадцати минут семь. Быстрее, олухи! Носилки!

— Я могу идти сам... — сказал я, пошатнувшись.

— Конечно, можешь. — заверил меня Серхио, — Только не стоит — потом будет хуже. Гораздо хуже.

Чьи-то руки заставили меня лечь на импровизированные носилки — карлийскую шинель "детинушки". Она оказалась слишком короткой, так что ноги волочились по земле. Последнее, что я увидел, прежде чем провалиться в беспамятство, это Серхио, всовывающий мне в руки офицерский планшет. Зачем? — успел подумать я.

Темнота...

# Глава 12

Глава 12

Темнота...

Грохот, от которого, казалось, должны лопнуть барабанные перепонки...

Вспышки...

Тупая боль.

И так постоянно, раз за разом. Мы с Кондратом и "детинушкой" попали под карлийскую артподготовку. Вокруг мятущийся ад: разрывы, летящая огромными кусками густая грязь. Бьющий по ушам грохот. Мы лежим в огромной воронке, на дне которой плещется в такт взрывам серая жижа. Шинель "детинушки" снова на нем, от носилок пришлось отказаться. Меня тащат под руки — я могу идти сам, но постоянно теряю направление. Туман...

Кондрат делает воспитаннику знак, тот возмущенно распахивает глаза, голубые, как небо над Климогой. Дядька показывает жилистый кулак — "детинушка" нехотя соглашается. Быстрое движение...и вот я уже перекинут через богатырское плечо. Вперед, командует дядька.

Мы бежим...

В смысле — они бегут, а я беспомощно распластался вниз головой, глядя, как из-под ног "детинушки" убегает земля. От каждого толчка в голову бьет пудовый молот, к глазам приливает кровь...

Больно.

Следующая воронка. "Детинушка" тяжело дышит, я лежу и смотрю в застланное дымом серое небо, озаряемое вспышками. Красными, белыми, зелеными.

Ад на земле...

Ад на небе.

И снова бег, бесконечный бег. Разламывающаяся от боли голова, ругающийся дядька, хриплое хэканье "детинушки"... Чавкающая под ногами грязь.

За спиной "детинушки" тянется двойная строчка следов, словно путеводная нить для тех, кто пройдет по полю смерти вслед за нами. Путь в никуда. Дурацкий планшет болтается на шее, едва не задевая землю. Зачем Серхио дал мне его? Что-то важное? И каким образом ему стало известно о карлийской атаке? Впрочем, карлы атаковали бы нас в любом случае — не зря Адмирал предупреждал о трех днях, которые я должен удерживать позицию у "Извилины". Но время начала атаки? Семь ноль ноль — сказал Серхио. Откуда у него такие точные сведения?

Боже, как болит голова...

Взрыв.

Совсем рядом. Взрывная волна настигает нас. "Детинушка" падает в лужу, я лечу вместе с ним. Сверху обрушивается водопад грязи. Рядом, в полуметре от меня, в землю врезается осколок, исчезая в чавкающей глубине. Пронзительный, выворачивающий внутренности свист...

Взрыв.

На этот раз много дальше. Я почти оглох от постоянного грохота, так что разрыв 6-дюймой гаубичной бомбы кажется мне негромким, как хлопок в ладоши. Земля вздрагивает. Нас засыпает очередной порцией полужидкой грязи. Мы похожи теперь на трех глиняных истуканов, уже слепленных, но еще не успевших просохнуть на солнце. Грязь везде — на шинели, под шинелью, на сапогах, внутри сапог, ею пропитано все и вся. Она хлюпает под ногами и летит сверху; висит в воздухе и забивается в нос, приходиться постоянно сплевывать безвкусные темные комки. Тьфу, гадость!..

Рывок.

Я снова оказываюсь на плече "детинушки". Дядька орет, указывая дорогу, машет руками. Вперед!

Передышка.

Снова рывок.

Дыхание моего "носильщика" становиться тяжелее раз от раза, передышки длиннее. Он все чаще сбивается с шага, порою оступается и едва не падает. Каждое неловкое движение заставляет меня стискивать зубы, сдерживая стон. Идиот, ругаюсь я молча, понимая, что несправедлив: парень старается из всех сил. А ты мог бы быть и полегче, Контр-Адмирал! Мог, да вот не получилось.

Передышка...

Рывок.

Снова передышка...

И снова рывок.

Очередная воронка. Как там говорится? "Снаряд в одно и то же место дважды не падает". Может и так. Но на войне все относительно, особенно рядом со мной. Черт, да я просто мечтаю о снаряде, который бы положил конец моим мучениям! Такой страшной головной боли я сроду не испытывал. Говорят, самая мучительная боль — зубная? Ерунда. Полная чушь. Такое ощущение, что моя голова превратилась в один ноющий зуб. Беспрестанная тупая боль, никаких приступов или временных облегчений. Думать практически невозможно, постоянное чувство, что желудку тесно в животе, дурацкие приколы со зрением. Вижу, словно бы сквозь маленькую дырочку, остальное — мутное, искаженное до полной неузнаваемости, при попытке закрыть глаза все озаряется тошнотворными зелеными вспышками. Дерьмо. Полное и несомненное.

Вперед.

Чем ближе к нашим окопам, тем страшнее артиллерийский огонь. Карлам нет резона расстреливать пустое поле, но зато блиндажи, траншеи, огневые точки, залегшие в них люди — вот куда они метят по-настоящему.

Мы лезем в пекло. Даже я с моим затуманенным зрением могу раглядеть неровные линии наших окопов, бревенчатые брустверы, залепленные грязью. Поминутно вырастающие огненные столбы на фоне сереющего неба...

— Еще чуток! — прокричал дядька мне в ухо. Ткнул рукой. — Бегнем по-шустрому...в энту дырину... Салага! Спишь, свинячий потрох?!

"Потрох" отрицательно мотнул головой, и я ужаснулся, насколько усталым вышло у него простейшее движение. Не думаю, что у него хватит сил тащить меня дальше.

— Я сам пойду. — негромко сказал я. — Вы, главное, не дайте мне сбиться с курса.

Дядька посмотрел на меня, перевел взгляд на сопящего "детинушку".

— Лады, Вашбродие. — согласился он, — Токма энто...не бегите, коли рванет — ниче хуже нету, чем от снаряда драпать. Снаряд страх чует. По-первому делу он завсегда бегунцов валит...

— А мы? — изумился я, — Что мы только что делали? Бежали?

Дядька укоряюще покачал головой:

— Не пойму я вас, Вашбродие. Навроде старый солдат, воевамши — а такую глупость сморозили. Мы ж не потерямши голову драпали! С разумением... Энто вещи разные: бегать с умом или без ума, с полными штанами. По-первому случаю мы существлям стратегическую маневру...

Взрыв. Мы прижались к земле...

Дядька тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти из ушей застрявшую там воду.

— В смысле: маневр? — сказал я.

— Ась?!

— Я говорю: маневр!!

— Он самый. ...существляем маневру. По остатнему же случаю никакой маневрой не пахнет, а пахнет тем, что в штаны навалено.

— Да, по запаху не спутаешь.

Взрыв.

Совсем рядом.

Я открыл рот и руками зажал уши. Проклятый звон — ощущение, что мозги разжижаются от вибрации.

Вспышки... О, боже!

— Хреново? — поинтересовался дядька, когда я, обхватив голову руками, застонал... нет, скорее замычал, катаясь по земле.

Я мысленно пожелал ему сдохнуть. Причем не просто отдать концы, а в извращенном варианте...

Через троллочий брачный обряд.

— Больно. — констатировал дядька. — Прям и не человек — за голову хвататся, а молчит. Высказали бы, что на душу приходит — глядишь полегчает...

— Ghamel forz!

Я уже говорил, что прекрасно владею несколькими языками?

— Во, — сказал дядька, — Другое дело. Теперечя видно, что человек.

— Ghamel forz , я сказал!!

— Плохой человек — ругается почем зря. — решил поддержать дядьку "детинушка". Мы с Кондратом аж онемели: я перестал кататься по земле, он выпустил из рук нож, которым срезал с подошвы слой глины.

"Салага" огляделся. Вник... и сделал вид, что он маленький, жалкий и бить его не в коем случае не следует.

— Ты, шелупень... — дядька поднял руку...

Рвануло. Мы уткнулись мордами в землю, пережидая ударную волну.

— Ладно. — сказал дядька, поднимаясь. С его подбородка капала грязная вода. — Опосля по шее получишь... А ну — бегнули!

...Следующая передышка показалась мне кратким мигом раздумья перед прыжком в пропасть. Миг, когда еще можно все переиграть.

До вожделенных окопов осталось всего ничего. Метров сто — стопятьдесят, минуты три непрерывного бега по раскисшей серой земле. Я постарался успокоиться и восстановить дыхание — перетаскивание сапог с места на место даром не дается. Рядом раздавалось сопение "детинушки". Кондрат, не смотря на свой возраст, превышающий мой лет на пятнадцать минимум, казался двужильным. Дыхание ровное, как если бы он неторопливо прогуливался по деревенской околице, а не рысил битых полчаса по изрытому снарядами полю. Сволочь.

Через пять минут затишья я начал беспокоится. Именно беспокоится, страх не оставлял меня с самого начала. Этакое ожидание очередной пакости, причем не известно, в чем она будет заключаться. Потому что перерыв между залпами не может тянуться столько. Одна минута... ну две... Максимум три минуты. Но не пять!

Тишина...

Кондрат долго прислушивался, потом повернулся ко мне. В его глазах я уловил суеверный страх. Страх перед неизвестным.

Отдаленный гром. Земля под ногами дрогнула. Еще раз... Несильно, но достаточно, чтобы понять, что это неслучайное биение.

"...при поддержке двух чародеев..." — всплыло в памяти. Будь все проклято, только этого не хватало!

— Бежим! — заорал я, вскакивая. — Вперед, если вам дорога жизнь!

— Быстрее! — донесся сзади рев дядьки. — Живей, сал-л-лага!

Я огромным прыжком перемахнул воронку, и остановился, поджидая остальных. Не скажу, что я такой уж заботливый товарищ — но без них я рисковал заблудиться на чертовом поле. С чувством направления у меня сегодня серьезные разногласия.

Спустя мгновение через воронку прыгнул дядька. Такой прыжок с его-то ростом? Страх поистине творит чудеса.

Сзади тяжело засопел "детинушка". Через мгновение я обогнал Кондрата. Еще через мгновение он вновь вырвался в лидеры...

А позади нас тяжко застонала земля, уродуемая магией.

...Я почувствовал удар в правое плечо, затем неведомая сила швырнула меня в воздух... В черепе словно взорвалась зажигательная бомба. Лицо ошпарило кипятком.

...Земля оказалась много тверже, чем можно было ожидать, глядя на нее с высоты бреющего полета.

Удар.

Черт, это уже становится дурной привычкой...

# Глава 13

Глава 13

— Живы, Вашбродие?

Я открыл глаза. В очередной раз. Не пойму, что за день сегодня такой — как не открою глаза — все стало еще хуже. Вот и сейчас: подобную гнусную рожу во сне увидеть — и то страшно. А тут наяву. Черная, покрытая коркой то ли грязи, то ли крови... С лихорадочно блестящими глазами.

— А-а? — мое глубокомысленное заявление.

— Живы. — устало вздохнула "рожа". Кого она мне напоминает?

— Кондрат? Ты ?

— Он самый, Вашбродие. Целы?

Интересный вопрос.

Цел, решил я, приняв сидячее положение. Только все тело болит, словно я побывал в пасти у бегемота.

К счастью — беззубого.

— Со мной все в порядке. — сказал я, поднимаясь на ноги. Голова все еще болела, хотя и не так сильно, как можно было ожидать. Видимо, падения идут мне на пользу. Может действительно: клин клином?

Я огляделся. Артподготовка закончилась, оставив на лике земли впадины и шрамы, залитые грязью воронки и вывороченные пласты глины. Стоп! А это что такое?

Овраг шириной метра три, глубиной... в человеческий рост, пожалуй.

Недавнего происхождения. Края рваные, а не скругленные — не успели оплыть. И пары часов не прошло, как он появился. А может — даже пары минут.

От оврага ощутимо веяло теплом, словно от железной печки в холодную ночь. Я было засмотрелся...

Потом до меня дошло, что лучшую мишень, чем мой ста восьмидесяти сантиметровый силуэт на фоне плоской, как стол, предокопной полосы, трудно даже представить. Причем, что самое обидное, стрелять в меня будут свои...

— Кондрат, нам нельзя задержи...

Что за черт?! Больше ему не танцевать, решил я.

— Вашбродие? — поднял на меня взгляд дядька.

Он лежал на левом боку, прижав к груди окровавленные руки. Правый бок залит кровью, смешанной с грязью. Левая нога подвернута под странным углом, правая ступня отсутствует, от сапога осталось только голенище. Все, что ниже — исчезло. Оторвано. Из места разрыва торчит осколок кости. Вокруг грязно-розовая каша, из которой медленно сочится темная густая кровь.