Альманах "Признание-3" -2008 (проект)

За стенами монастыря двадцать первый век. Шумит Москва. Великий богомаз застыл в вечном оцепенении на Андрониевской площади. Силится понять, куда и зачем спешат москвичи по улице Рублева. Снуют, обдавая их смрадом , автомобили. Я спешу возвратиться домой. Теперь — то я не заплутаю. Дорогу я знаю сама. Длинной или короткой будет она, пока неведомо. Но сил и терпения мне не занимать.

Несколько слов о связях. Мобильных и духовных...

"Твоя любовь со мной..." — поет зазывно молодая негритянка. Черное, блестящее тело извивается в такт музыке. Прихожу в себя, молодая негритянка исчезает — она ринг тон. Панически шарю в темной утробе сумки. Наконец-то вылавливаю скользкое тщедушное тельце телефона. Негритянка умолкла. Человек на другом конце мобильной связи потерял терпение. Ищу пропущенный звонок. Зеленая кнопка дает добро.

Акающий голос питерского интеллигента. Тягучий, как свежий мед : сколько не поднимай ложку вверх, желтые капли падают на подбородок и в вырез платья, заставляя вздрагивать. От волнения плохо разбираю слова. Понимаю только одно: на другом конце меня не только слушают, но и слышат. Бог, целуя нас в макушку, вменил нам в обязанность в обшарпанной обыденности ,серой мути повседневности разбирать порой едва различимые знаки поэзии.

Несколько слов о связях родственных и нелегкой женской доле

Шурик — голубоглазый блондин. Это мой любимый мужчина. Мне он приходится внуком. И когда я прижимаю его к сердцу, мне ничего не страшно. Даже называть ХХ век прошлым , ведь я прожила в нем большую часть своей жизни .Шурик похож на моего отца , вепса по национальности.

Он забавно морщит нос и улыбается, как я. Этой улыбкой он разобьёт не одно девичье сердце. И хорошо, не жалко. Девичьи сердца — на то девичьи , чтобы разбиваться на две половины. Одно — себе, другое — любимому. Моё сердце когда-то разбилось, а я дожила до внуков и, благодаря крепкой породе воронежских крестьян моего деда, даст Бог, доживу до правнуков. И мое сердце будет заходиться от счастья и жалости к этим маленьким человечкам, как сейчас оно заходиться у моей старенькой мамы. Вот такая она женская доля — обязательно кого-то любить.

Эксцентричная новелла об эксцентричном холодильнике

Холодильник был прямой и белый, гордый своей прямотой и белизной, давно устаревшей марки. Всю свою жизнь он простоял в тесном и тёмном углу кухни. Он был стар, но не могу сказать, что был мудр, так как не постиг самого главного: мир велик и прекрасен.

Люди бесцеремонно дёргали за дверцу, когда им нужно было чем-то начинить его или, наоборот, начинить этим чем-то себя. Холодильник стоял и удивлялся: отчего они так много дёргаются и всё перекладывают? Он был очень воспитанным холодильником. Никогда не высказывал своего удивления вслух и не роптал. До тех самых пор, пока в соседней комнате не завелось нечто, говорившее без устали. Хозяева стали меньше дёргаться. Всё свободное время они проводили, рассевшись полукругом, как послушные дети, возле этого самого, который говорил. Однажды холодильник не выдержал, взглянул на него. Ему сразу понравился этот ящик на трогательно тонких ножках. Он не только говорил, но и показывал картинки. И вот от него-то холодильник и узнал, что мир велик и прекрасен. Где-то далеко-далеко на большой воде плавают белые-белые айсберги. Холодильник стал страдать навязчивой идеей. Ему снились большие и белые сверкающие громады. Он плыл навстречу им, и небо было таким голубым...

Однажды холодильник ушёл. Он шёл очень долго, но не это самое главное. Гораздо важнее то, что он дошёл до большой воды, радостно плюхнулся и поплыл, как настоящий айсберг.

Нам остаётся только помахать ему рукой и пожелать семи футов под рефрижератором.

ТАМАРА ВЯЖЕВИЧ

О ЧЕМ МОЛЧАТ ПТИЦЫ

В птичьем царстве всегда было шумно. Особенно утром и вечером, когда птицы улетали и возвращались в свои гнезда. Хлопанье крыльев, щебетанье на разные голоса, все это было похоже на суматоху.

Но все шло своим чередом. Днем на деревьях беззаботно распевали свои песни только молодые птицы, у которых не было своих гнезд. Да еще прилетали мамы, принося букашек и мошек своим птенчикам. И было относительно тихо и спокойно.

Папы-птицы в это время решали дела всего царства.

Они собирались на самом высоком дереве и думали.

Галдели и снова думали.

Мудрый ворон говорил редко. "Толку-то, что они кричат, — думал он, — всеравно ничего не изменится: заморской еды все больше становится, канадских червяков обещали развести... Дорогое удовольствие!".

Орел — птица высокого полета. Он знал себе цену.

"О душе надо думать, о душе, — возмущался он, поглядывая на шумное сборище своих собратьев. — Ведь тот, кто живет, чтобы есть, не птица, а просто гусеница!"

Вечером папы-птицы, качаясь на ветках деревьев, рассказывали мамам-птицам о прошедшем дне.

Мама-Сорока слушать не умела. Она сама тарахтела-тарахтела... И видя, что ее не слушают, замолкала. "Ах, как я устала, — жаловалась она сама себе, — чем же завтра накормить сорочат?" Но долго молчать не могла: снова принималась рассказывать, что видела, при этом умудряясь гонять птенцов из угла в угол. Те тоже начинали трещать, подражая матери. Сорочьи гнезда были самыми беспокойными в птичьем государстве.

А белая ворона была самой непредсказуемой.

Однажды перед всеми она раскаркалась: "Не надо нам заморских червяков, своих вырастим, наши вкуснее..."

Услыхал это царь птиц и прогнал ее из царства.

Поселилась ворона на одиноком дереве. Насупилась, молчит: "Я права, права...Кар...Кар..." Но никто ее не слышит и не берет на работу — ведь белая ворона так непохожа на других птиц...

А осторожная воробьиха, тихонько чирикая в своем гнездышке, рассказала об этом своему воробью. А потом, засыпая, думала: "Нет, жить в наше время надо с закрытым клювом..."

ГЕНИИ И СОБАЧКА

Встретились гении и собачка. "Нельзя ли к вам присобачиться? —

спросила она. — Надоела собачья жизнь — все вокруг лают, цены кусаются, чтобы косточку найти, набегаешься. Хочется чего-то высокого. "Хорошо, — говорят гении, — приходи в гости".

Пришла собачка. Сели гении шампанское пить. Собачка тоже себе пьет да помалкивает, лапу одному и другому подает в знак дружбы. И так ей хорошо...

Напились гении. Один говорит: "Мы человечество должны спасать, а для этого нужно от всех отказаться — от семьи, от отца и матери. Заплакал другой гений: жалко ему стало с родными расставаться. "А я от своего дома не откажусь, — сказала собачка, — я охранять его должна". "Ну и пошла вон! — сказал плакавший гений, — Что ты значишь в этой жизни!"

Забралась в свою конуру собачка, лежит, рану душевную зализывает. "Нет, хорошо все-таки мне: и щенок прибежит -лизнет, а хозяин, если и побьет, то потом приласкает. А у гениев что? Все человечество, а пожалеть некому".

От этих мыслей и заснула собачка.

А ночью ей приснился сон: она, такая маленькая, лаяла

На все большое человечество, чтобы спасти гениев.

СКАЗКА О МЯЧИКАХ

В одной стране жили-были мячики. Жили не тужили. Веселые были, озорные и очень прыгучие. Темно-синие такие, с тремя полосками посередине: красной, белой и голубой.

Но однажды заморские купцы привезли в эту страну много других мячиков: они были очень яркие, красивые, но не так высоко прыгали. Но встречают ведь по одежке, даже мячики!

Все побежали покупать разноцветные заморские мячики, а свои темно-синие с тремя полосками посередине выбросили в сарай. Так и лежали они там в тесноте и сырости, лежали и старились не по дням, а по часам, лежали и плакали...

Долго ли, коротко, время прошло. Однажды забежала в сарай ватага ребятишек. "Смотрите, мячики!" — обрадовались они. Вытащили их во двор — большая горка из мячиков получилась.

"Ну сейчас поиграем!" — решили дети.

Но мячики за то время, что лежали в сарае, съежились, высоты стали бояться, прыгать разучились...

"Надо по ним бить рукой — они будут прыгать", — сказал один мальчик. Били они, били по мячикам, не прыгают

мячики...

"Давайте их в речке искупаем, — предложил другой мальчик, — вон они какие пыльные". Хорошо, что речка была рядом. Выкупались в речке мячики, похорошели. Лежат на травке, мокрыми боками поблескивают, на солнышке сушатся.

Радостнее им стало, но прыгать вверх боятся...

Вдруг к ним Ярославушка подошел с бабушкой.

"Бабушка, смотри какие красивые мячики, давай поиграем". "Давай", — согласилась бабушка. Взяла она мячик и как бросит его высоко. От неожиданности и страха сжался мячик, но в небо полетел, да так высоко, что дух перехватило... Летит назад — даже глаза зажмурил — ударился о землю, подпрыгнул, еще раз подпрыгнул — и весь его страх прошел. От радости запрыгал он в руках Ярославика весело и высоко. Увидели это остальные мячики и зашептали друг другу: "Мы нужны, мы нужны нашим детям..." Расправили они круглые свои бока и на глазах помолодели... "Мы нужны, мы нужны, — закричали они и как запрыгали! Сами. Высоко-высоко, в самое небо! Дети от удивления даже рты разинули: вот так мячики!

Веселья-то было!

С тех пор в этой стране научились ценить свое, у заморских купцов перенимали все лучшее, но от своего не отказывались: ведь свой дом на чужом фундаменте не построишь...

Ирина Ишимская

К берегам иной реки

Посвящается Виктору Николаевичу Антипину

" Поезд стрелкой зеленой отнесет на восток , отнесет на восток".

В электричке напротив меня — писатель. Как описать мне этого писателя? Чудаковат.

Фамилия писателя -Антонин. Еще это великовозрастный трудный ребенок, который

только что одной ногой вставал в тамбур электрички , а другой -на платформу и играл

у меня на нервах. "Так ты делать не будешь ".-говорю я Антонину , затаскивая его

в тамбур.— "Твоя мама просила за тобой следить."

— Мало ли что просила моя мама, мне девяносто пять лет, а моей маме уже восемьдесят три года".— поясняет Виктор, обращаясь скорее не ко мне, а к человеку, стоящему в тамбуре, который похоже что поверил его словам.

Я согласилась на эту поездку, выдвинув перед Антониным два условия — первое, чтобы не пил второе, чтобы не закладывал в мою голову знания всех тех наук, которые выработало

человечество. На что он засмеялся и торжественно обещал эти два условия выполнять.

Но уже на вокзале ,весь мокрый от дождя, он схватил меня за локоть и стал чуть ли

не захлебываясь читать лекцию о творчестве Акутагавы при том в это время, когда я покупала билет в кассе.

-При чем здесь Акутагава? Ты что мне обещал?

Я в поездке всегда нахожусь в безмыслии и молчаливом созерцании.

Он изумленно посмотрел на меня:" Если это так, то я тебя уважаю".

-Иришка, ты все-таки гадина.

В устах Антонина это определение обозначает большую похвалу, поэтому я улыбаюсь.

Наташа не пришла.

— Да, Наташа все-таки не обязательная.— жалуюсь я.

— Из-за нее я отложила важную встречу в в другом измерении. Ведь это она вдохновила меня на эту поездку.

— Да, Наташка такой непредсказуемый человек.— соглашается Антонин.— то, что она

планирует, ничего не значит.

— Но в ней есть такие черточки, за которые я готов ее простить

— На почитай.— протягивает он мне книгу Акутагавы.

Чудеса уже начались. Знаки, символы, подарки— все это кружится и плывет передо мной

и поэтому я стараюсь не пропустить ничего. А Виктор Евгеньевич тянет в свой бесконечный

л абиринт рассказов, поэтому я раздваиваюсь. Одно мое тело сидит на скамейке , другое —

летает по воздуху.

-От Вернадского я узнал, что феномены нервной системы не имеют способности к регрессии.

А у Гумилева одна единственная ошибка крупная, но простительная, он не учел, что эти

периоды развития народов, т.е. пассионарности становятся все более динамичными.

Я одним ухом слущаю лекцию, а глазами наблюдаю за девочкой на среднем сиденье

в центре вагона . Столько в ней красоты. Вот бы ее сфотографировать.

"Порой я в жизни люблю только вещи, мелодии, запахи, стихи, звуки. Я совершенно

изнемогаю от какой-то жажды, от счастья, от смертельной красоты, когда слышу запах

сирени, запах дыма, костра или слышу в сумерки гудки поездов. Куда меня все это

зовет, к какой жизни,? К смерти, мне кажется".

Это написала Анастасия Цветаева в своей повести "Дым, дым, дым"

Я, кажется, поняла, почему ушла та Россия, потому что в ней было много романтизма.

Россия ушла в дым, чтобы, как "Феникс из пепла в тумане восстать голубом".

У России своя великая миссия, поэтому романтизм ей не нужен. Она должна

быть сильной.

Я смотрю на Антонина, сидящего напротив и думаю , что ему нужно

дать имя значительнее, не Виктор, а Викторион, например. Над этим нужно

подумать. А Маяковский Хлебникова звал просто Витенька.

" Витенька, вы с ума сошли"

Я Антонина тоже зову Витенька, только за глаза, потому что ему это не нравится.

— Эта теория пассионарности дополняет теорию Шмальгаузена и Дарвина.

Но человечество приобретает колоссальную силу. А Федорова просто

читать, как азбуку Кривицкого, по которой учился Ломоносов

Огромный альбом Зинаиды Серебряковой встает во весь вагон и листы его

переворачиваются.

Я смотрю на Антонина и улыбаюсь.

.... Так распалась великая Римская империя. Мы, например, на своем веку

застали эпоху переходную и самые обтекаемые объяснения могут дать дзен-будисты,

что все колеса. Когда вот так ретроспективно глянешь на этот свет, то понимаешь,

что все имеет смысл.

— Иришка, ты меня не слушаешь.

— А ты думал, что я должна не отрываясь слушать только тебя?

-У меня свой мир есть.

"Какой у тебя мир, пойду я покурю".-говорит Антонин.-" а ты все-таки почитай

Акутагаву, у тебя с ним есть много общего.

— При чем здесь Акутагава? Мы едем по России и сейчас она появится во всей своей красе.

И зачем мне какой-то японец. Я его выкину сейчас в окно. К тому же мне ближе

Кавабата.

Когда он возвращается, говорим про японцев.

И вдруг Антонин достает из сумки большую бутылку с пивом и как ни в чем ни бывало начинает из нее пить.

Оба условия варварски нарушены.

Как объяснить, что у меня нелады со временем?

Пространство ,окружающее меня передвигается и те, кто со мной ,тоже попадают в это передвижение.

Мы едем ,можно сказать, в зону , а писателю обязательно нужна бутылка. А Сталкер

берет эту бутылку , опрокидывает и выливает на землю все вино.

Опять пристала часть стихотворения не дописанного и выброшенного

Вижу солнце в луже и убранство

День уйти от мира не готов.

Мне не открывается пространство

Голубых и розовых тонов.

Это стихотворение , вернее часть, стала магическим ключом. Если его повторить 10-30 раз,

то пространство голубых и розовых тонов откроется..

— За окном деревья, травы и солнце.

" Не люблю я эту опухлость".-говорит Витенька.