Путь в клинику не занял много времени, несмотря на множество машин, запрудивших дороги. По пути приятели не разговаривали. Станислас смотрел в окно. Ему нравился вид старинных зданий, барьефов, украшающих фасады, витиеватых решеток, отделяющих узкие дворики от тротуаров. Совсем не хотелось рассматривать машины, едущие в соседних полосах или навстречу, а также раздраженные лица водителей.

Прибыв на место, Борис припарковался на служебной стоянке и повел Пенске по длинным больничным коридорам. Спустившись в подвал на громоздком лифте, они шли по холлу, окрашенному в светло-зеленый цвет, до тупика. В этом месте располагалось рентгенологическое оборудование. Очереди не было. Борис быстро вызвал какую-то знакомую пожилую женщину в синем халате. Она отвела Станисласа в комнату-каморку, где тот разделся, а затем пригласила его в рентген-кабинет. Взобравшись на холодный стол, Пенске был поставлен перед необходимостью улечься прямо на больное бедро. Молодой человек не смог воспрепятствовать появлению болезненной гримасы на своем лице, но просьбу выполнил. Рентгеновский аппарат несколько раз щелкнул, после чего женщина объявила, что Станислас может идти.

Одевшись и встретив Бориса в коридоре, Пенске объявил, что он свободен. Тот лишь покачал головой и потащил приятеля обратно в рентген-кабинет. Сначала было неясно, зачем он это делает, но потом все объяснилось: врач Мартов хотел взглянуть на 'мокрые' снимки.

Развесив на осветителе темные и жесткие картинки, с которых еще стекала вода, Борис, прищурившись, посмотрел на них. Ему не потребовалось много времени, чтобы узнать результат.

— Норма, — сказал он, обернувшись к Станисласу, — Совершенно нормальный сустав.

Тот озадаченно рассматривал снимки, пытаясь хоть что-то понять. Для него изображения на них не несли ровно никакой информации. Туманные и не очень четкие линии — не более.

Пенске вздохнул и подумал, что Борис является специалистом. Он знает, как смотреть. Точно знает. На миг у него мелькнула шальная мысль, что, возможно, и он, Станислас, тоже специалист в чем-то, что мало кому известно. Нет, не только в своей профессии, а еще и в другом. В видении того, чего не видят другие. Ему, например, может быть известен какой-то способ, с помощью которого видны те, кого для большинства не существует. Духи. Но, подумав, Пенске отбросил эту мысль. У него пока что не было никаких фактов, указывающих на то, что он владеет этим способом видения.

— Ну что, пойдем теперь к профессору? — спросил Борис, оторвав приятеля от смелых предположений.

— Придется ехать? — поинтересовался Станислас, сильнее опираясь на палку.

— Нет, соседнее здание. Могу взять для тебя кресло-каталку, если очень тяжело ходить.

— Не нужно. Дойду.

Неудобное положение на столе под рентгеновским аппаратом усилило боль. Но она оставалась все еще терпимой. Проковыляв за Борисом к выходу, Пенске оказался на улице и с облегчением вдохнул относительно свежий городской воздух.

Пройдя по аллее, усаженной серебристыми тополями, Станислас предположил, что они должно быть производят летом огромное количество пуха, который вряд ли оказывает благотворное влияние на больных. Ему стало интересно, какой умник посадил их здесь.

Борис и Пенске подошли к двухэтажному белому зданию с колоннами. Судя по архитектуре, этой постройке было лет двести. Войдя в высокие деревянные узкие двери, приятели очутились в большом зале, из которого наверх вели две лестницы.

— Нам туда, — произнес Борис, показывая на правую.

Поднявшись по широкой лестнице, они оказались в коридоре перед рядом дверей.

— Те двери ведут к больным, — пояснил друг Станисласа, кивая в конец коридора, — Они не имеют дверных ручек.

— Ручек? — переспросил тот.

— Да, ручек. Чтобы психиатрические больные не разбредались.

— А как же тогда их открывают?

— Каждый врач или сотрудник носит в кармане свою ручку. Просто вставляет ее в дверь и отпирает.

— Интересная система, — пробормотал Пенске. Ему было невдомек, почему просто не использовать обычные или электронные ключи. Видимо, у психиатров какая-то своя логика. Возможно, проверенная временем.

— Нам нужна вот эта дверь, — Борис показал на золотую табличку с выгравированной надписью 'проф. А. А. Дейненков'.

Мартов постучал по деревянной поверхности белой двери.

— Входите. Можно, — раздался голос оттуда.

Борис толкнул дверь и, остановившись на пороге, сказал:

— Александр Антонович, как мы договаривались, я привел специалиста по локальной сети.

— Того, который считает, что болен? — профессор говорил тенором.

— Да.

— Пусть заходит.

— Иди, — сказал Борис Станисласу, кивая на дверной проем, — Я тебя потом заберу. У меня еще много дел. Позвонишь мне, когда освободишься.

Пенске вошел в кабинет. Это была длинная продолговатая комната с одним окном. Профессор, пожилой мужчина с седой бородкой, сидел за столом спиной к окну. Он был одет в белый халат, а на его голове красовалась белая матерчатая шапочка.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Станислас.

— Здравствуйте. Присаживайтесь. Вот сюда, — Александр Антонович указал на стул, расположенный примерно в двух метрах от стола точно посередине комнаты.

Пенске сел. Он не знал, куда деть руки. Стол был далеко, а профессор мог видеть каждое его движение.

— Как вас зовут, молодой человек? — вкрадчивым голосом осведомился собеседник.

— Станислас. Пенске, — представился тот.

— Фамилия необычная. Какое у нее происхождение?

— Точно не знаю, — пожал плечами Станислас, — Ее носил мой дед, который немец по национальности. Но у него в роду были русские, поляки и даже донские казаки.

— Понятно. Исчерпывающий ответ. Ну что же, расскажите мне о ваших родственниках.

Следующие десять минут были очень сложными для Станисласа. Профессор хотел знать о родственниках все. Кто когда родился, чем занимался, чем болел, когда и отчего умер. Пенске не владел историей своего рода в таких подробностях.

Затем разговор плавно перешел на самого Станисласа. Ему пришлось рассказать, как протекало его детство, в каком возрасте он начал встречаться с девочками, какое положение занимал среди своих сверстников, когда в первый раз закурил, попробовал спиртное, в чем заключается его работа и тому подобное.

Пенске изо всех сил старался отвечать так, чтобы у собеседника не возникало дополнительных вопросов. Но они все равно появлялись. Профессор оказался потрясающим слушателем. Он вежливо улыбался, сочувственно кивал и продолжал расспрашивать с выражением вкрадчивого интереса на лице.

Постепенно беседа дошла до заболевания Станисласа. Вскользь коснувшись внезапной слабости, Александр Антонович очень подробно расспрашивал о снах. Пенске описал не только их содержание, но и то, что сам ощущал после пробуждения. Игнорируя фразы молодого человека относительно галлюцинаций, профессор уточнил сначала, с чем было связано нападение на него. Его очень заинтересовало описание ненависти на лице человека в магазине. Он въедливо расспрашивал о драке, интересовался свидетелями, и, наконец, удовлетворившись ответами, перешел к главному вопросу.

— Ну а почему вы так упорно произносите слово 'галлюцинации'? — поинтересовался он, — Насколько я понял, вы не верите в то, что видели этого француза.

— Как же не верю? — растерялся Станислас, — Верю. Я видел его. То есть мне показалось, что видел.

— Видели или показалось? — переспросил Александр Антонович.

— Э... Видел. Конечно, видел.

— Вы уверены?

— Не очень.

— Хорошо. А кто это по-вашему был?

— Французский дворянин. Я же рассказывал. Его зовут граф Куэртель.

— Это понятно. Но, очевидно, он уже мертв. Вы ведь согласны, что он мертв?

— Да, согласен.

— Поэтому, как вы считаете, что он из себя представляет сейчас?

— Дух, — твердо ответил Станислас.

— Вот как? Почему именно дух? А не призрак, например, или привидение?

— Потому что я знаю, что такое дух, — робко произнес Пенске, — И французский дворянин — дух, а не нечто иное.

— Что же такое дух, позвольте спросить?

— Ну... это что-то наподобие хранилища информации обо всех изменениях человека. Если, конечно, речь идет о человеке.

— Любопытственно. Какая точная формулировка. Получается, что духи бывают не только у людей?

— Конечно. У животных, у предметов... у чего угодно.

— Очень интересно. А в какой книге вы эту формулировку вычитали?

— Ни в какой.

— Придумали сами?

— Нет.

— Тогда откуда узнали?

— Не знаю, — покачал головой Станислас, — Не знаю.

— То есть вы отрицаете, что сами придумали это или вам это кто-нибудь сообщил?

— Отрицаю.

— А вы убеждены, что это — абсолютная правда?

— Конечно, нет, профессор, что вы. Я ни в чем не убежден! Даже сомневаюсь, что это так. Думаю, что болен.

— Ну хорошо. Расскажите мне о духах подробнее. Где они живут, чем питаются, как проникают к нам.

Станислас вздохнул. Вопросы были непростыми. Он сам с трудом представлял себе ответы на них.

— Они живут вне пространства. Точнее не могу объяснить. Старик из сна называл это место Олох. Но, похоже, что привязаны к определенной местности. К той, где в реальном мире расположены их объекты, их владельцы.

— Постойте. А если человек путешествует, тогда как?

— Дух перемещается вместе с ним, наверное.

— Продолжайте.

— Ну что еще сказать? Они ничем не питаются. Как проникают к нам — не знаю. Предполагаю, что этот проник с моей помощью.

— Каким образом?

— Не знаю, профессор.

— Скажите, например... как духи умирают?

— Они не умирают, — твердо ответил Станислас.

— Совсем не умирают? Даже со смертью человека?

— Совсем, — молодой человек вздохнул и снова принялся объяснять, — Дух человека — это результирующая сумма всех его действий, мыслей и состояний. Не усреднение, а именно сумма. Если человек умирает, то с духом потом мало что происходит. Он изменяется минимально или не изменяется совсем.

— Это тоже интересно, — сказал профессор, — В этом Олохе духи разве не меняются самостоятельно?

— Нет. Есть только один способ изменить дух: это изменить объект, к которому он привязан. Хотя...

— Хотя 'что'? Станислас, говорите.

— Наверное, есть еще возможность. Если дух поместить в наш реальный мир, то он будет изменяться.

— Поместить? Дух сам не сможет сюда проникнуть?

— Не знаю, профессор. Наверное, зависит от его желаний.

— От желаний духа? Вы же фактически заявили, что дух — не живой.

— Конечно, не живой. Просто он несет на себе отпечаток личности своего человека. И если в этой личности преобладают какие-то черты, желания, то дух сможет их реализовать. Я так думаю.

— Примерно как робот по заданной программе? — уточнил Александр Антонович.

— Полагаю, примерно так. Робот без самообучения, да. Если, конечно, дух находится в Олохе. А если тут... то самообучение возможно.

— Вы уверены в том, что это правда?

— Нет, что вы! Ни в чем не уверен!

— Ну что же... О духах достаточно. Скажите, вы любите фантастику?

— Иногда почитываю.

— Рекомендую бросить это дело, молодой человек.

— Это — часть лечения?

— Это само лечение, — слегка улыбаясь, ответил профессор, — Ну, разумеется, нужно хорошо питаться, высыпаться, соблюдать распорядок дня. Я пропишу вам легкое успокоительное. Будете принимать его перед сном. Вы ведь не водите машину? Вождение транспорта с этим лекарством несовместимо.

— Нет, не вожу. Но... а как же галлюцинации?

— Их нет. Можете быть спокойны.

— Как нет? Я же их видел.

— Молодой человек, охотно допускаю, что вы что-то видели. Но это были не галлюцинации.

— Вы хотите сказать, что французский дворянин пришел сюда из шестнадцатого века?

Профессор широко улыбнулся.

— Станислас, мы говорим с вами на разных языках сейчас. Вот послушайте меня. Моей целью не является выяснение того, что вы видели. У меня другая цель — определение вашего психического состояния. Вы думаете, что что-то видели. Возможно. Но что бы вы ни видели, это не было галлюцинацией. Потому что галлюцинация имеет свое определение. При ней обязательно должно быть нарушено критическое мышление. Что в вашем случае я не наблюдаю. Поэтому никаких галлюцинаций или даже систематизированного бреда у вас нет. Критика сохранена.

— Но как же... получается, что я здоров?

— Психически вы несомненно здоровы. Есть только незначительные отклонения в эмоциональной сфере. Уж поверьте моему опыту. Конечно, я могу понаблюдать вас, если вам так будет спокойней.

— Мне бы этого хотелось.

— Разумеется. Тогда приходите на прием недели через две. После того, как попьете таблетки.

Глава 5. Арест.

Сочетание знаний, берущихся непонятно откуда, и логики — великая вещь! Особенно, если к этому добавляется психическое здоровье. Последнему Станислас особенно радовался. Если прежде у него были сомнения в своей адекватности, то сейчас они рассеялись. С точки зрения здравого смысла, спор с профессором психиатрии, обладающим огромным авторитетом, являлся делом в высшей степени нерациональным. Поэтому молодой человек исходил из того, что он здоров, а это, в свою очередь, меняло многое.

С недавнего времени Станислас не боялся впускать новизну в свои размышления. Он ловил себя на мысли, что думает все более и более нестандартно, но при этом нисколько не греша против логики. Сейчас Пенске полностью погрузился в анализ происходящего с ним. Его текущей гипотезой было предположение о том, что духи действительно существуют. Конечно, он не обладал полной убежденностью в этом, но иные объяснения пока что отсутствовали. Нужно было исходить из того, что имелось.

С того момента, как Борис доставил своего приятеля обратно домой, тот не находил себе покоя. Он метался по квартире, насколько позволяла больная нога, и хватался то за одно, то за другое. Станислас вовсе не хотел заниматься домашними хлопотами. Он не желал стоять на кухне у замызганной плиты, загружать стиральную машину грязной одеждой и менять постельное белье, на котором спал уже несколько дней. Пенске не хотел делать это, но был вынужден искать себе занятие. Чтобы не работать над главной проблемой — загадкой Олоха.

Сразу же после выхода из кабинета профессора, молодой человек понял, что вопрос, возможно, придется решать практически. Он уже кое-что знал, но отнюдь не все. И более того: догадывался, что его 'прозрения' так или иначе связаны с двумя визитами в Олох. Логика подсказывала, что дальнейших посещений этого места не избежать. Что являлось самым легким путем для получения новых знаний.

Но легкий путь — не всегда самый приемлемый. Станислас понимал, что у него одна жизнь. Он дорожил ею. Ему не хотелось бросаться очертя голову неизвестно куда. Олох был не до конца понятным местом, и степень опасности, исходящей от него, пока что сложно оценить. По хорошему, стоило сначала подумать над той информацией, которой он уже владел.

Ему удалось это сделать в машине Бориса по пути домой. Он сформулировал для себя три задачи. Во-первых, его очень интересовал вопрос собственных перемещений по городу. Если в Мактине есть некоторое количество людей, готовых бросаться на него без видимого повода, то это затруднит его жизнь. Следовало докопаться до причин подобного или выяснить хотя бы, связано это со снами и духами или нет. Во-вторых, было важно знать, почему он может видеть духов, а другие — нет. В-третьих, — Пенске очень интересовало, какие преимущества можно извлечь из гипотетического общения с духами. Все задачи носили исключительно прикладной характер. И ни одну из них было невозможно решить с помощью логики и текущих знаний. Вывод очевиден: необходим, как минимум, еще один визит в Олох. Это печалило и пугало Станисласа.