Да уж, мне ли не знать, как много интересного скрывают гномьи подземелья! Бедные гномы...
— По-моему, это просто гадость, — с отвращением произнесла я, отходя от окна.
— Я и не надеялся, что ты сумеешь осознать всю ценность моего шедевра, — равнодушно пожал плечами Сивелий. — Впрочем, мне это безразлично. Всё закончено.
— Что закончено? — я испуганно уставилась на старика.
— Думаю, Преславицы больше не существует. Как, собственно, и всех ее обитателей. Так что, судя по всему, ты уже можешь считать себя вдовой. Ну, или ею вот-вот станешь.
— Как это? — прошептала я, опускаясь на край ларя с одеждой.
— Сегодня рано утром столицу Синедолии со всех сторон окружила Белая мгла. Это моя самая последняя и, наверное, лучшая разработка, — с легким самодовольством в голосе сказал Сивелий, — могучее заклинание, сметающее всё на своем пути. На его изготовление мне потребовались годы времени и тысячи жертв. Белая мгла убивает всё живое и направляет некроэнергию прямиком эгрегору Зла! А уж мудрейшая и сильнейшая из астральных сущностей сумеет оценить по достоинству город, принесенный ей в жертву. И очень скоро я получу прямой доступ ко всем потокам силы, которыми располагает мой эгрегор! Ко всем, а не только к жалким крохам, до которых я могу дотянуться сейчас!
Полагаю, к следующему утру будет покончено не только с Преславицей, но и со всеми селами и городами южной Синедолии... демоны Преисподней, кто додумался выпустить вурдалаков, когда здесь находится костяной червь?! Безмозглые нойны, они разве не знают, что даже если я сумел заставить нежить не уничтожать подобных себе, то уж представителя другого вида она ни за что не пропустит?!
Ну, вот и всё. Некоторое время я сидела и тупо смотрела, как колдун, стоя перед распахнутым окном, делает короткие резкие пассы раскрытыми ладонями, словно разгоняя кого-то в разные стороны. Нежить подралась. Это хорошо. Чем меньше нежити останется, тем потом нашим будет легче ее уничтожить. Всё верно. Так и случится.
Краем оглушенного рассудка я сознавала, что утекают последние капли моей жизни. Ну и ладно. Лучше так, чем оставить в живых этого гнусного упыря, который только что соврал, будто убил моего любимого чародея. Старый пенек не знает, что Дар жив, иначе моё сердце уже разорвалось бы от боли. Но даже это теперь всё равно.
Знакомая волна лютой ярости, вскипев, затопила мое сознание, и я впервые осознанно, по собственной воле и даже с неким болезненным наслаждением отпустила на свободу нетерпеливо поскуливающую тварь.
И в тот же миг бесшумно рассыпались в тончайшую пыль браслеты подчинения, надетые на мои запястья Сивелием. Вырвавшиеся на волю змеиные чары походя распылили чужую магию.
Она оказалась хитра, моя вторая сущность. Как ни рвался из нашей с нею груди свирепый рык, она сумела совладать с нами обеими и бесшумной молнией метнулась к сухонькой фигурке у окна. Её инстинкт змеевихи требовал как можно скорее дотянуться до смертельного врага, колдуна, чья магия казалась безграничной, но одно-единственное прикосновение проклятого оборотня должно было сделать ее ничтожной. Её природа требовала уничтожить стоящего перед ней мужчину, и в первый раз за все эти месяцы я не пыталась ее остановить. В ее действиях не было ни крошки магии; так что могучий чернокнижник, черпающий, как я теперь поняла, свои силы не у стихий, как другие чародеи, а у самого эгрегора Зла, даже не почувствовал, что вот-вот умрет, пока мои пальцы, украсившиеся длинными кривыми когтями не впились ему в костлявые плечи, а острые клыки не сомкнулись на шее.
Я не видела его лица и могла только догадываться, какие чувства отразились на нем в то мгновение, когда он понял, что его безмерная сила неким необъяснимым образом вдруг обернулась дрожащей старческой немощью, и смерть, прежде такая невозможно далекая, совсем нестрашная, довольно и снисходительно ухмыльнулась прямо в его гаснущие глаза. Он слишком долго бегал от нее, самыми разными способами оттягивая миг их встречи — и вот теперь он настал, тогда, когда он его меньше всего ожидал.
По-моему, некромант даже не сразу понял, кто сумел оборвать его земную жизнь. Остатком своего человеческого, ведовского разума я ощущала, как отчаянно продолжает цепляться за хилое тело черная душа Сивелия, а тем временем мои сильные руки оборотня, повинуясь приказам крепнущей сущности змеевихи, рвали его на куски. Мне безумно хотелось снова пустить в ход клыки, ещё раз почувствовать на них жаркий вкус крови, однако что-то меня останавливало, словно я подозревала, что в жилах колдуна течет смертельный яд.
Лишь когда голова чернокнижника отлетела от туловища и, неровно и глухо стуча, покатилась прочь, я увидала, как от останков, в которых теперь трудно было признать человека, отделилась исполинская мрачная тень. Клубясь, словно грозовая туча, она постепенно перетекла в уродливую харю. Волна понимания и лютой ненависти исказила ее, едва безумные призрачно-дымные глаза остановились на мне. В тот же миг тень сложилась в огромное копье, которое, не задумываясь, ринулось вперед и пробило мою грудь, швырнув меня на пол. Выгнувшись, я захрипела.
От такого удара я была должна умереть в тот же миг. Однако этого не происходило. Моё тело жгло огнем, выворачивало наизнанку, ломало на части, но конец не наступал. Зловещее копье одновременно убивало меня и не подпускало ко мне смерть. И вот тогда мне стало понятно, что имел в виду Сивелий, говоря, что его гибель будет страшнее жизни.
Заклятье, наложенное чернокнижником на собственную душу, обрекало меня, его убийцу, на вечную смертную муку.
Черное копье мстительно подрагивало в моей груди. Казалось, оно, насыщаясь моими страданиями, становилось всё плотнее, всё материальнее, грозя перейти из мира призраков в мир живых. Наверное, если бы случилось что-либо подобное, на земле появился бы такой запредельный сгусток зла, что противопоставить ему было бы нечего.
Но... окутанный магией призрак вонзился в сердце уже не человека, а оборотня.
Моё изломанное, корчащееся от боли тело, стремительное и сильное тело змеевихи, словно налилось свинцом — так тяжело, так невозможно было оторвать от пола даже палец. А моя человеческая сущность, это жалкое, слабое создание, от которого уже почти ничего не осталось, больше не могла мне ничем помочь.
Ну, и бес с нею.
Собрав воедино каждую оставшуюся крупинку воли, пьянея от боли и ненависти ко всему мирозданию, я рванулась навстречу туманному копью, вбирая в себя его потустороннюю мощь. А агонизирующий человек обрывками своей магии каким-то чудом подтолкнул меня вперед, объединяя наши силы в этом самом последнем рывке.
Гаснущим взглядом я ещё успела увидеть, как зловещий призрак разлетелся на тысячи брызг, но уже не смогла этого осознать. Всё, что от меня осталось — это исковерканное тело с дымной дырой в груди.
— Пей! Ну же, Славка, ну пожалуйста! Ещё хоть один глоток!
Горячие густые капли потекли по моим губам. Затем соленая влага попала на язык. Я почувствовала, как по моему телу прокатилась нетерпеливая дрожь — с такой силой всё моё существо устремилось к этим драгоценным каплям.
— Смотри-ка, ресницы дрогнули, — прощебетал над ухом нежный голосок. — Добрый знак!
— Не знаю, что там за знак, — устало ответил измученный голос, от звука которого я затрепетала, — но если она сейчас не выпьет ещё хоть чуть-чуть, то все наши усилия пойдут насмарку. Ты же слышал, что сказал Тешен.
— Не пойдут, — уверенно чирикнул голосок. — Посмотри-ка: она задышала.
— Слав, Славка! Очнись! — в мою шею ткнулось что-то мягкое и щекотное. — Немедленно прекращай меня пугать! Дар, может мне ее укусить?
— Я тебе укушу! — пригрозил усталый голос.
— Не, ты зря, — не сдался мягкий и щекотный, — однажды знаешь, как помогло?
— Степ, уйди от греха.
— Не уйду, — сварливо огрызнулся Степа, — даже не мечтай. Эй, Славка, открой глазки! А ну, открывай сейчас же, кому говорю!!
— Славушка, ну, давай же!
По моим приоткрытым губам потекла тонкая струйка солёной влаги, и я негромко застонала от удовольствия. Чудесная жидкость, растекаясь по языку, буквально возвращала меня к жизни. Её теплый источник, словно почувствовав мою жажду, мягко прикоснулся ко рту. Глоток, ещё один... внезапно я ощутила, как ручейки доброй силы устремились в каждый уголок моего тела, и нетерпеливо распахнула глаза.
Так, оказывается, я по-прежнему нахожусь в "своих" покоях в Дыре. Точнее, лежу на полу — примерно там же, где упала, сраженная призрачным заклятием. Как ни странно, у меня ничего нигде не болит — вернее, я практически не ощущаю собственного тела, и уж тем более почти не могу заставить его пошевелиться. Но, по крайней мере, чувствую себя живой...
Дар, растрепанный и осунувшийся, стоял на коленях, прижимая к моим губам своё кровоточащее запястье и пристально вглядываясь мне в лицо. От любимого веяло таким отчаянием, что, мгновенно испугавшись, я дернулась к нему, пытаясь обнять его слабыми, совсем непослушными руками. Вздрогнув, он уставился на меня, а затем, быстро наклонившись, прижался сухой горячей щекой к моему ледяному лбу.
— Успел! — выдохнул он.
Руки не желали повиноваться своей хозяйке, но всё-таки, задыхаясь от усилия, я сумела затащить их на плечи чародея и попыталась притянуть его к себе.
— Ну вот, я же говорил, — нежно пропел незнакомый голосок, — всё будет в порядке.
— Это я, я говорил! — ревниво мяукнул Степка и подсунул голову мне под локоть, пытаясь оттереть Дара в сторону. Посопев, кот глубокомысленно добавил: — Ведь недаром же я ей целую жизнь отдал, одну из своих девяти! Ну, почти целую и почти отдал...
В переводе с кошачьего на человеческий это означало лишь одно: Степа замучил всех окружающих ценными советами по моему спасению. Достал, наверное, до зубовного скрежета...
— Не ссорьтесь, — прошептала я пересохшим ртом. — Дайте лучше попить. Нет, мой хороший, не твоей крови, а просто воды.
— Вот чего нет, того нет, — укоризненно сообщил кот, неизвестно к кому обращаясь.
— Ты ж здесь, вроде, старожил, — подначил его обладатель нежного голоса. — Не знаешь, где раздобыть водички?
Молча выпрямившись, Дар приподнял меня под плечи и выдернул прямо из воздуха большую глиняную кружку. Холодная вода потекла по моему подбородку, но я даже не заметила этого. Жмурясь от восторга и захлебываясь, я наслаждалась каждым глотком.
Насладившись сполна, я немедленно начала дрожать от холода: грязная, изодранная в клочья и намокшая от крови рубаха ничуть не защищала ни от промозглой сырости воздуха, ни от ледяного каменного пола, от которого меня отделял лишь влажный ковер.
— Д-д-дар, т-т-там в-в л-ларе од-д-дежд-да л-л-лежит-т-т...
— Вот ведь женщины! — хохотнул Степка. — Не успела очухаться — и сразу о тряпках!
— Х-х-холод-д-дно!
— Может, вы для начала переложите Веславу на кровать? — рассудительно предложил щебечущий голос.
Я попробовала скосить глаза — интересно, кто это у нас такой умный? Попытка не удалась: всё, что я сумела рассмотреть — это колышущееся, словно огонек на ветру, солнечно-рыжее пятнышко. Заблудившийся солнечный зайчик, что ли?
Дар решил последовать совету мудрого "зайчика". По-прежнему поддерживая меня под плечи, он пихнул куда-то в сторону пустую кружку и осторожно подсунул освободившуюся руку мне под колени. Потолок надо мною качнулся, пополз вбок, и через пару мгновений я почувствовала, что лежу уже не на жестком полу, а на мягкой-премягкой постели, на пухлой-препухлой подушке.
— Сп-п-пасиб-б-бо.... Но руб-б-башку д-д-другую д-д-дай, п-п-пожалуйста.
— Сейчас, моя родная, — мой чародей нехотя выпустил меня из своих объятий. — Степ, покажи мне, где одежда лежит.
— Конечно, — самодовольно фыркнул кот, — куда ж ты без меня? Моя Славушка льдом успеет покрыться, пока ты ей сухую одежку разыщешь!
— Степа. Не нарывайся.
— Это кто нарывается? Это я нарываюсь?! Да как твой язык только повернулся такое сказать??!!!
— Степа. Довольно.
Так, похоже, скоро у меня всё-таки будет на одного кота меньше. На этот раз мой голубчик определенно доиграется.
— А давай я тебя пока немного согрею, — вдруг чирикнул прямо рядом со мною нежный голос.
Следя за перепалкой мужа и кота, я как-то совсем упустила из вида, что в комнате есть кто-то ещё — голова пока варила не так, чтобы очень: помнила-то я вроде бы всё, однако соображала совсем неважно. Слегка повернув голову, я попыталась ещё раз рассмотреть неизвестное чудо — и изумленно ойкнула. Рядом со мною, прямо на подушке, сидел крошечный, размером с новорожденного котенка, огненно-рыжий дракончик.
— Ну что, согласна? — дружелюбно спросил он и облизнулся дрожащим раздвоенным язычком.
— Т-т-ты кт-т-то? — прошептала я, ошеломленно разглядывая малютку.
— Меня зовут Альбирео, — безмятежно прощебетал тот. — Я — янтарный дракон, старейшина рода.
Хорошо, что моих сил хватало только на шепот и лязганье зубами. Но про себя я всё-таки рассмеялась. Новорожденный котенок ну никак не походил на старейшину драконьего рода.
— Ой, — вдруг сообразила я, — ты — настоящий янтарник? А что, Горыныч тоже здесь?
— Здесь, здесь, — кивнул кроха, — и ты чуть позже непременно его увидишь. Так ты не возражаешь?
С грохотом упал перевернутый поставец, в котором ничего кроме нескольких тарелок отродясь не хранилось. Я услышала, как Дар негромко выругался сквозь зубы, а Степка гадко захихикал. Стукнула откинутая крышка. О, кажется, уже "теплее".
— А как ты меня греть собираешься? — с некоторым подозрением спросила я.
— Ну, как, как? — удивился малыш. — Я, между прочим, дракон! — и выдохнул вверх узкую струю пламени.
Оторопев, я проследила глазами за кинжально-острой струйкой огня и уставилась на появившееся на потолке аккуратное пятно копоти.
— Мда, впечатляет. Может, я лучше рубашку подожду? — перспектива изобразить запеченного молочного поросенка меня как-то совсем не порадовала.
Дракончик серебристо рассмеялся.
— Веслава, я же всё-таки дракон, а не печка безмозглая. Ну, протяни руку, не бойся.
Точно, мозги по-прежнему пребывали в отключке. Иначе как ещё можно объяснить то, что я послушно протянула малявке дрожащие от слабости и холода пальцы. Ну, вроде как рукой больше, рукой меньше — а у нас не считают, да и вообще уже всё равно.
Однако, вопреки ожиданиям, из пасти огненно-рыжего чуда вырвалось не свирепое пламя, а тонкая струйка не очень горячего воздуха. Моя ладонь сама потянулась к мордочке дракоши.
— Ну, вот, — радостно чирикнул тот, — ты больше не боишься. Прекрасно! — и выдохнул целое облако тепла, заставив меня зажмуриться от удовольствия.
— Спасибо, Альби, — раздался совсем рядом голос Дара, — у тебя просто здорово получается. Но дай-ка, я все же переодену эти лохмотья. Незачем их сушить.
— Хорошо, — пропел дракончик, — но потом я ее ещё погрею. Так твоя жена быстрее пойдет на поправку.
— Молодец, что напомнил, — к моим губам снова прижалось сочащееся кровью запястье. — Ну-ка, Славик, пей.
