— Я никогда не был во Франции и не плевал с Эйфелевой башни. Не бродил по Карлову мосту. Не любовался развалинами Колизея. Быть может, дожив до пенсии и переждав положенный срок секретности, все это я бы и увидел... — Я тоже искал объяснений. — Но... История и сослагательное наклонение — вещи несовместимые. С появлением феи, Траннуик в твоих услугах более не нуждается — им доступно нечто большее. Я и так здесь никому нахрен не нужен. Так что нас держит?
Вместо ответа, Бен развернул ладони лодочкой и наш чудесный "ковер-самолет" нарастил борта и принялся стремительно уносить нас прочь от города, в котором осталось столько знакомств, вещей и событий, что оставить их тут — самая лучшая мысль.
Бена, вон, вообще, в женихи Анне-Марине прочили, не смотря на очумительную разницу в возрасте.
Где-то позади и далеко внизу остался горелый Траннуик, закопченный и непобежденный. Остался Франц, Вродек и даже воинствующая девушка-истеричка, гордящаяся своим вегетарианским состоянием жизни — тоже осталась позади, если выжила, конечно.
Судя по звездам, летели мы куда-то на юг. Летели не оглядываясь и не давая клятв вернуться. Не прощаясь "скупыми мужскими слезами" и не улыбаясь.
Закрыта очередная глава жизни. Следующий порт приписки неопределен, и все на воле случайности и нашего "четырехсвечного", друга.
А еще — звездное небо над головой, бескрайнее и манящее.
— Слышь, Олег... — Бен рассмеялся. — А ведь мы с тобой, два умника, все запасы растеряли... С чем были, с тем и остались!
— Спасибо, Боже, что взял деньгами! — Рассмеялся я, вспоминая бессмертного рэбе Рабиновича из еще советских, анекдотов. — Считай, откупились!
— Ну, если смотреть с этой стороны... — Бен отчаянно почесал затылок. — Тогда... Да что же я все чешусь и чешусь-то?
— Мыться не пробовал, ежик?
Только отсмеявшись, сообразил — простецкая шутка окончательно смыла все, что принес нам в души город, весь дым и обиды, встречи и расставания — все осталось там, за чертой бородатой шутки, разделившей мир на прошлое и будущее, оставив в настоящем только этот полет в ночном небе.
Странная сонливость, присущая полетам на ковре-самолете, выворачивающая челюсти зевота и сон, крепкий и здоровый — вот за что я люблю артефакт Бена.
Полчаса болтовни и мы оба дрыхнем без задних ног, а "ковер-самолет" летит в заданном направлении, совершенно не нуждаясь ни в курсовых поправках, ни в понукании.
"Однозначно, это ж-ж-ж-ж-ж не спроста..." — Я сладко потянулся, отодвигая в сторону жесткий рюкзак, забитый всяким барахлом: на время сна, поверхность артефакта принимала форму спящего тела, превращаясь в самый замечательный ортопедический матрац, который я, когда-либо, встречал. На "борту ковра-самолета" приятному сну не мешали ни воздушные ямы, ни болтливые соседи, ни шум моторов, то свистящих, то жужжащих.
Единственный минус полетов "эйр ковер-самолет компани" — все хорошее очень быстро заканчивается. Пролетает ночь, догорают свечи или злобному Бену Аркану приспичит покурить — и все, сна ни в одном глазу!
Вот и сейчас, морпех издал длинную руладу носом, завозился, сам полуразбуженный собственным храпом и все — очарование плавного полета исчерпало себя, забившись в дальний уголок и помахивая оттуда хвостиком.
"Невезуха"! — Хмыкнул я и занялся тем, чем обычно занимался, когда ночь есть, а сна — нет. Баранов я не считал, нет. Просто закинул руки под голову и залюбовался звездным небом, мечтая, оказаться там, за седьмой твердью, за девятым небом и, желательно, физически неповрежденным, здоровым и свободным.
Последнее — как дань всей попаданческой манере вывозить своих главных героев в качестве рабов и хладных тушек.
Что можно сказать — другие звезды, это и другие мысли. Чужое полушарие, как ни крути! Что-то на своих местах, а что-то я и найти не смог — ну да я ведь "человек подводный", а для звезд есть свои "чтецы".
Когда пришел к последнему пределу, жалел только о том, что ухожу вот так, крадучись. Теперь понимаю — иначе бы я и не ушел. Свято верил бы врачам, святошам и всемогущественным экстрасенсам, надеялся, а потом свел все виду обычного растения и остался на плечах родных неподъемным грузом и виной.
И пусть их вины не было, но совесть наша такова, что берет на себя тяжкий груз ответственности за то, что изменить не в силах.
Снова и снова, понимая, что поступил верно — сидел, точнее лежал и проигрывал свои решения и действия. Хоть и сопротивляюсь, но сильны во мне вбитые моральные принципы — самоубийство грех и все тут!
Чуть поворочавшись, устраиваясь по удобнее, внезапно понял одну маленькую вещь...
Самоубийство грех — однозначно. Но, вот грех ли это человека, решившегося на такой поступок?
Однозначно — нет. Это грех того существа, что зовет себя всевидящим и всеблагим...
Ухватившись за кончик этой нитки, начал разматывать огромный клубок, получая все больше и больше ответов на вопросы, что раньше казались неразрешимыми, малопонятными и отвлеченно философскими.
От азарта, даже вновь сел, подкатив под спину собственный жесткий рюкзак ипожалел, что нет записной книжки, и хотя бы карандаша, записать все, пришедшее в голову.
Велик был Творец, в мудрости своей, да жалок в исполнении... Как обычно: "взмах на рубь, а удар..." и на полкопейки не потянет!
Обманули человека, как всегда, обманули! Заставили нести ответственность за то, за что должно отвечать "высшее существо", перевернули с ног на голову, объявили — нормальное — "греховным", а Ненормальное — "Божественным"! Ложь от зачатия и до смерти...
Хотелось пнуть посапывающего Бена и вывалить ему все свое открытие, прямо на его сонную голову! Пусть отвертится, если сможет найти ответы... Как же все просто получилось, страшнее, чем в самой дикой сказке... Только размотав "клубочек", стало понятно, отчего вампиры, в качестве жилья предпочитают церкви, не боятся "святой воды" и серебра — веками в церквях шло святое причастие — "кровь и плоть господни", вампиризм и каннибализм; растаскивались святые мощи — шаманизм, писались иконы — идолопоклонничество...
"Вот... И поделиться-то не с кем..." — Вздохнул я, заскучав. Мозги еще пока кипели, но волна уже двинулась в обратную сторону, пытаясь вновь засыпать песком, найденный клад. — "Ау, люди!"
Аркан вновь всхрапнул, словно это мое бессловесное "ау, люди", ему пробилось в сон, испугало и теперь он старательно обходил орущего идиота, седьмой дорогой.
"А, как можешь объяснить целебную силу молитвы? Святую воду? Исцеление святыми?" — Тихий голос внутри головы напугал меня сильнее прыгнувшего Младшего, сильнее "Удара Ужаса", с которым я уже хорошо познакомился. — "Только ли эффектом плацебо?"
— А что, есть другие варианты? — Спросил я и не узнал собственный голос.
"Бена разбудишь, горластый..." — Голос в голове тихо хихикнул. — "Достаточно просто думать — говорить вслух совсем не обязательно!"
* * *
"...Мир вокруг нас неизменен. Он продолжает вертеться с той же скоростью, что и вчера, что и сто лет назад, что и тысячелетия назад. Остается тот же набор основных тем для разговора и те же минуты и часы.
Мир вокруг нас постоянно изменяется. Он изменяется тогда, когда вы растете и даже когда вы умираете — мир продолжает изменяться..." — Джаулин читал одну из тех книг, о существовании коих, простым смертным никогда не сообщают. Такие книги либо сразу сжигаются, под крики "ересь и богохульство", либо старательно прячутся, точнее — прятались — в подвалы всех конфессий, под семь замков.
Фолиант в руках у Джаулина, совершенно точно вышел из подвалов Ватикана — маг сам, лично бродил по его идеальным коридорам, украшенным бесценной росписью, картинами, считающимися утерянными, панелями Янтарной комнаты и многими изобретениями Николо, в качестве охранных средств. Шкафы, не открывавшиеся десятилетиями, таили в себе тайны. А разгадки этих тайн томились в шкафах за поворотом.
Наслаждаясь тишиной, контролируемой температурой и давлением, Мудрейший восхищался жадностью людской, покровительствуемой тем существом, что назвал себя богом. Таким же алчным, кстати.
Выбрав книгу на вечер, Джаулин вернулся в свои покои и устроился в кресле у камина.
И, вот теперь, прочитав страницу, заложил прочитанное место пальцем и замер, рассматривая пламя.
Кто бы мог подумать, что беглецы, так тщательно отбиравшие, что же именно прихватить с собой в дальний путь, вместе с необходимыми вещами и рабами, прихватят с собой и собственную погибель. Такую маленькую, что и думать-то о ней никто и не подумал.
Новые земли оказались не богатыми и привольными, а нищими и плотно заселенными всяческим зверьем, уходить которое, с обжитых мест, предпочитало прихватив с собой, на тот свет, парочку пришельцев. Первоначальный азарт охот и погонь, за сотню лет приелся и эльфы расслабились, считая себя вершиной пищевой цепочки, венцом творения и ребятами хоть куда.
Мир изменился, а вот его завоеватели — нет.
Первой ласточкой стали вымирающие посты, наблюдающие за Дивным морем. Синекура из синекур, за десятилетие превратилась в смертный приговор любому, кто появлялся в этих высоких и светлых, башнях. Смерть брала дань с любого, кто поднимался по высоким ступенькам на самый верх. Пусть не сразу, через неделю, месяц, полгода, но подъем становился для эльфа последним. Следом — портовые города... Эльфы вновь втянулись в привольную лесную жизнь, охоту за местной фауной, старающейся держаться от пришельцев как можно дальше, но... Разве можно спрятаться от того, кого ласкает сама ночь?!
Можно...
Джаулин рассмеялся и, вытащив палец, отшвырнул том на стол, стоящий справа и заваленный всяческими свитками и конвертами.
Ночь тоже отвернулась от своих детей, породив их — младших, и наделив четвероногих даром "гасить" любые энергетические всплески. Долгую сотню лет Младшие резали эльфов, как скот...
Их тела находили на месте стычек, но кто мог представить, что эти волосатые мешки с ушами-локаторами — идеальные убийцы вампиров!
Джаулин сам поднимался на башни, сам ходил на охоты... А ответ нашел старейшина, что совсем недавно стал жалкой тенью, лишившись женщин своего рода, лишившись будущего всего рода и самого рода. Природа ополчилась на вампиров, фантазируя и импровизируя на ходу. Укус домашнего клопа стал смертельно опасен. Женщины... Стали тем, кем стали — красивыми, фантастично красивыми... Одноразовыми существами... Один ребенок и женщина превращается истекающую слизью машину убийства, ведомую жаждой крови, запахом ужаса, неуправляемую, страшную.
Нынешние Младшие — слабая тень тех могучих убийц, что в одиночку рвали магов и их прикрытие. Они лишь жалкие метисы, смесь рабов и волков. Точнее — волчиц...
Мир изменился. Пришлось бежать за ним вслед, догонять... А догнав, понять, что пришли зря!
— Мудрейший... — Секретарь замер в дверях, не зная, послышался ли ему зов хозяина, или он просто придремал, закрыв на минуточку глаза и уронив голову на руки. — Вы звали...
— Да, мой вернейший... — Джаулин посмеивался над своим секретарем, но... Уже точно знал, что не обменяет этого молокососа и на десяток вышколенных и обученных, профессиональных слуг. Новообращенный, дрожал перед лицом своего бога, склонял голову перед его мудростью, но все еще оставался живым и полным человеческих симпатий и антипатий... — Ты уже получил отчет по городу отступников? Изучил? Вердикт!
— Да Мудрейший. — Парнишка склонил голову и тяжело вздохнул. — Семейство Фималь докладывает о десятках тысяч убитых и единичных потерях, от тяжелого стрелкового оружия. Алталиэль Ткан Кон-Фималь лично провел операцию и...
— Врет? — Джаулин уже изучил своего секретаря и его любовь к неожиданным поворотам в докладах.
— Да, Мудрейший. — Секретарь широко улыбнулся. — Как сивый мерин, Мудрейший! По сведениям, семейство Фималь потеряло до девяти десятых взрослых Младших и не менее трех дюжин их Хозяев. Сам глава семейства, безвылазно сидел в своем любимом трактире, тиская свеженьких рабынь, привезенных с островов неделю назад...
— Тех, что... — Джаулин рассмеялся — это он сам, лично, распорядился вывезти с островов десяток молоденьких девиц, зная слабости нового главы семейства Фималь. — Отличные новости, вернейший... Город пусть стоит, как стоял — он еще не раз нам понадобиться, в качестве щипцов стоматолога, для особо зарвавшихся...
— Боюсь разочаровать вас, Мудрейший... — Секретарь склонил голову, пряча глаза. — Мои друзья сообщили, что надежд на восстановление города почти нет — жители покидают его и уходят дальше на север. Есть сведения, что так поступают все, кому еще есть что терять...
— Кому есть что терять, вернейший, спешат договориться со стороной-победительницей. — Джаулин собрался было прочесть целую лекцию, но отвлекся на шальную мысль, залетевшую ему в голову и разбившую целостность давно сложившейся картинки, на десятки осколков, в которых мелькнул ответ на некоторые вопросы. — Вернейший... А такой ли уж ты вернейший?!
Мягко выскользнув из удобного кресла, маг расправил крылья и туманом обволок тело своего секретаря, пробуя его на вкус.
Две нити разного цвета, от копчика и до макушки...
Джаулин освободил секретаря от своих объятий, сделал шаг назад, рассматривая предателя и так и эдак, пытаясь догадаться, кто и на чем успел поймать сопляка...
— Двойной агент... Ай-яй, как... Вульгарно! Я разочарован, вернейший... — Джаулин замер, избирая вид казни. — Так... По человечески...
— Я не двойной агент, Мудрейший. — Секретарь и не думал проявлять раскаяние или молить о пощаде. — Я — тройной агент...
Черное крыло сбило новообращенного с ног, выбивая воздух из легких, выбивая сознание из головы.
Маг вновь изучал своего секретаря и не мог не восхищаться — третья нить, едва заметная, тонкая и хорошо знакомая, оплетала нити, проходя их насквозь, нанизывая на себя. Нить самого Джаулина.
Отойдя к камину, маг рассматривал, как приходит в себя человек, так преданный ему лично. Такой преданности можно ждать от лишь от собственного сына, до момента совершеннолетия, но от новообращенного...
Секретарь вытер кровь, текущую из носа и тяжело вздохнул.
— Что же... — Джаулин щелчком пальцев создал тяжелую цепь, что легла на грудь новообращенного, едва не пригнув к полу, своей массой. — Думаю, твою игру можно прекратить... Ты стал слишком много знать, чтобы потерять тебя просто так, из-за глупости одного из молодых старейшин, спешащих узнать, что я ел на завтрак...
— Отказавшись от них, я потеряю источники информации... — Секретарь снял цепь и протянул ее своему Хозяину. — Это — преждевременно, Мудрейший!
Окла скучала.
Мэтт пытался развлечь ее, но, за свою длинную жизнь, слишком сильно разучился удивлять и удивляться, привыкнув ко всякому.
Еще пару часов назад, Кэтрин, открыв рот, слушала искин и ахала, хватаясь за голову и ругая себя последними словами, за то, что так слепо поверила ангелу, рассказывавшему о портале всяческие сказки. Настоящий портал это просто переход, без точки подскока. Канал проложенный из пункта А в пункт Б. И, заходов в пункт В и быть не может!
