Гораздо серьезнее звучал вопрос: 'А стоило ли все это затевать? Разве американцы или британцы, или русские с японцами, и все прочие представители нашего вида не являются носителями бациллы собственной исключительности?'
Той самой, что в определенный момент позволяет вдолбить в голову обывателя подленькую мыслишку: 'Надо отчекрыжить всем косоглазым головы, тогда колбасы хватит на всех'.
Столь же притягательной была идея поголовного изничтожения длинноносых варваров с севера: 'Только сыны Аматерасу достойны жизни' — эту истину вам скажет любой японец.
Доказательством наличие у человека запредельной агрессивности, является вся его история, в том числе славный эпизод с почти удавшейся попыткой ликвидацией евреев в средине ХХ века. Самым тревожным признаком уязвимости разумной жизни явилось отсутствие в космосе 'зеленых человечков'. Разве это не сигнал, что по достижении некоторого уровня технологические цивилизации срываются в самоуничтожение?
Если это так, то правильнее всего было бы послушаться совета мудрого Шамиля, и вовремя свалить в Новую Зеландию, был у Федотова такой приятель.
Вот, только, откуда берутся личности, раз за разом предлагающие гуманное мироустройство? Ответ для Федотова был очевиден — человек нуждается и во властвовании над себе подобными, и в справедливости. Наличие этих двух противоположных сущностей обеспечило ему выживание в дикой природе, и обе они прочнейшим образом закрепились в геноме. И все же, наличие у человека сострадания, дает надежду на благополучный исход.
Сказать по правде, была у Бориса одна мысль, навеянная Станиславом Лемом. В своей книге 'Возвращение со звезд' автор моделировал человеческое общество с искусственно сниженной агрессивностью.
Последнее десятилетие эта тема активно обсасывалась на кафедрах общественных наук, и чем глубже граждане ученые вгрызались в проблему, тем больше находили выстроенных природой препон. Кстати, кое-кто уже договорился до вмешательства в геном, тем паче, что Россия на этом поприще держала мировое первенство. В этом плане, Федотову хотелось услышать предложение изменить человеческую сущность не столько снижением агрессивности, сколько увеличением совестливости.
Что произойдет в далеком будущем, Борис не знал, и размышлять об этом сейчас не хотел, зато он был немного в курсе событий ближайшего будущего. Должность консультанта президента по науке это далеко не ближайший помощник, , но кое-какая информация до него докатывалась. Остальное додумывал сам.
О том, что мир ждут большие перемены, Борис заподозрил, едва Британия наложила вето на решение Совета Безопасности Лиги Наций о прекращении агрессии Восточного Альянса против восточных рубежей России.
Окончательная ясность наступила после вчерашнего вызова в МИД послов стран Альянса, где им были вручены вербальные ноты с требованием в трехдневный срок отвести войска, и в месячный срок ликвидировать зарубежные военные базы. Там же фигурировал оскорбительный список военных и гражданских лиц, которые должны предстать перед российским судом, и намек на компенсацию понесенного Россией ущерба. Концовка была и вовсе зловещей: 'Россия оставляет за собой право принудить к миру страны Альянса любым доступным ей способом'.
Мир отреагировал заголовками газет и радиотелевизионных программ: 'Россия выставила Альянсу ультиматум!' 'Вторая мировая война на пороге?' 'Чем ответит Лондон на дерзкий вызов России?'
По законам жанра мнение мировых СМИ разделилось. Одни возмущались фактическим ультиматумом, но напрочь 'забывали' о гибели российских погранцов. Другие напоминали, столько дней и ночей на границах России было неспокойно, и сколько раз Россия предлагала решить вопрос переговорами.
Одним словом, все было, как всегда, кроме одного — завтра истекал сорок российских требований!
* * *
Размышления Федотова прервала въехавшая на территорию усадьбы кавалькада машин. Это приехали его дети. По традиции колонну возглавлял Кирилл.
Первенцу уже тридцать шесть лет, и у него пятеро детей. Как же печально, что Нинель не дождалась своей внучки, которую в ее честь назвали Нинель.
Ах, какая бы встреча была,
Если б все были живы мы.
Прошло больше пятидесяти лет, с той поры, когда на Грушинском фестивале Федотов услышал эту песню Митяева. После ухода из жизни жены не походило и дня, чтобы он не вспоминал этих строк. Вот и сейчас привычно защемило сердце. — Ничего, родная, скоро увидимся, а сейчас извини, мне надо встречать наших детей'.
К О Н Е Ц