Взвизгнув от ужаса, девочка бросилась к спасителю. Тот не двигался, но дышал, и она облегченно вздохнула, приложив руки к груди.
— Живой, — прошептала она, облизнула губы и потянулась к волосам Аластара.
— Кар, — раздался из-за спины глумливый голос Айш-нора. — Адама дщерь, что делаешь сейчас?
— Ой, — девочка отдернула руку и резко обернулась.
Владыка мира мертвых сидел на груди брата и в его рубиновых глазах плясали огоньки веселья.
— Негоже деве юной к мужам, что ей в отцы годятся, подходить с намереньями, полными греха.
Щеки Морвин запылали.
— Прости, о великий, — прошептала она, потупившись.
— Бог простит, я — Судия, я приговор лишь оглашаю. Но то — пустое... Он, — крыло устремилось на лежащего, — сей час проходит испытанье. Коль знаю я супругу хорошо, бредёт сквозь поле скорпионов или замерзает.
Морвин от ужаса не смогла произнести ни слова.
— И тебя уж сия чаша не минует, — продолжил владыка мертвых. — Но потом... Как чувствуешь себя, какие перемены ощущаешь?
Морвин прикрыла глаза, пытаясь понять, что же изменилось после заключения договора с мучителем грешных. Ничего не произошло.
— Не знаю, — пискнула она.
— Что ж, будем разбираться. Только соню разбужу.
Сказав это, могучий Айш-нор ударил клювом прямо в темечко Илэра, и тот, завопив от боли, открыл глаза.
— С пробужденьем, — глумливо произнес архидемон.
— Дери меня в сраку конь! — процедил Илэр, обхватив плечи и мотая головой. — Как же хреново-то.
— За силу плата тяжела.
— Уже понял, — брат поднялся и кивнул Морвин, потом взглянул на Аластара и выругался. — Это из-за нас?
— Нет, он сильнее стал немного, сейчас мученьями оплачивает всё.
Девочка ойкнула и сжалась. Мысль о том, что спасителя сейчас пытают владыки подземного мира, ужасала. Еще страшней становилось от того, что её это тоже ждет.
Айш-нор же чуть отошел назад и внимательно посмотрел на близнецов.
— Настал черед понять, чем вы полезны можете сей час нам стать.
Морвин помнила объяснения Аластара о магии искаженных. Так, его молнии появились сами-собой, даже заклинание учить не пришлось. Просто захотел, вот.
Она прикусила губу.
"Чего я хочу?"
Перед глазами промелькнул образ Шень Сюин, называемой также Алаинн. Сильной, уверенной, непобедимой. Способной постоять за себя, защитить тех, кто дорог. Умеющей сражаться.
Она со всех сил сжала пальцы и зажмурилась так, что стало больно, а когда открыла глаза, с удивлением уставилась на кулаки, от которых шло слабое красноватое мерцание.
— Так, стало быть, боец? — с легким удивлением в голосе проговорил владыка. — Разбей, дитя, тот камень.
Крыло указало в сторону небольшого валуна, торчавшего на краю площадки.
Морвин стало страшно, очень страшно. Ноги подкосились, и она ойкнула.
— Я? Я... не...
— Молчать! Иди и делай!
Сердце колотилось бешено, хотелось, как раньше, прикрыть глаза, отрешиться от происходящего и не думать, не чувствовать, не бороться.
Он бросила короткий взгляд на Аластара, распластавшегося возле костра.
"Вот кто действительно храбр! Вот у кого воля прочней стали!"
Девочка упрямо стиснула зубы и постаралась унять дрожь.
— Хорошо.
На негнущихся ногах она подошла к камню. Старый, покрытый мхом, закругленный ветром, он наполовину врос в негостеприимную землю пустоши.
"Я должна ударить. Должна. Все будет хорошо, хорошо, хорошо!"
Она зажмурилась, замахнулась и обрушила кулак на камень.
Морвин ожидала вспышки боли, мерзкого хруста костей — как тогда, когда пьянице Киве, задолжавшему пару медяков, сломали ноги — и брызг крови.
Но вместо этого раздался скрежет, в лицо ударило что-то, и девочка, ойкнув, распахнула глаза. Прямо посреди камня виднелась глубокая отметина. Кулак вошел в него почти наполовину, обдав Морвин крошкой. Она снова ойкнула и упала на колени.
— Не может быть...
Илэр радостно засмеялся и, подскочив к сестре, обнял ту, поднял и закружил.
— Сестренка, ты смогла, смогла! Теперь никто не посмеет тебя и пальцем тронуть! Ты же ему череп проломишь враз, — засмеялся он.
Морвин, алая, как мак, пыталась отстраниться и вырваться из объятий брата, но никак не могла побороть робость, вечное свое проклятье.
— А что ты можешь? — спросила она, решив перенаправить энергию брата в правильное русло.
Тот остановился, отпустил сестру, и задумчиво почесал нос.
— А хрен знает, — выдал мальчик, наконец ответ. — Владыка, помоги.
— Ты должен сам понять, как изменилась магия внутри. Что появилось. Не глазами, а душой смотри.
Ирэл вздохнул, сел и закрыл глаза. Сперва ничего не происходило, а затем он начал медленно растворяться в воздухе.
Морвин ойкнула и протерла глаза. Нет, ей не показалось — брат растворялся в ночи, пропадал. Мгновение, и никого нет.
— Чёт не выходит, — раздался из пустоты голос.
Девочка завизжала и отскочила ближе к огню.
— Ты чего? — крикнуло ничто голосом Ирэла.
— Ты... тебя нет, я тебя не вижу! — выпалила та.
Повисло молчание.
— Илэр, ты где?
— Да тут я, тут, — голос донесся из-за спины, и девочка заорала в голос, отпрыгнув в сторону и размахивая кулаками.
— Стой ты, зашибешь! — рассмеялся невидимка. — Всё в порядке, я тут.
— Но я не слышала, как ты шел.
— Прекрасный, редкий дар, — провозгласил Айш-нор, — не каждому дается. Вот только силы очень уж он быстро ест. Совет даю, и падать не придется. Вернись скорей.
— Как?
— Подумай ты о том, как снова станешь зримым.
Пару секунд ничего не происходило, а затем наконец-то Илэр начал проявляться. Он застонал и уселся подле огня.
— Ног не чувствую, — пожаловался мальчик.
— Потратил слишком много сил на первый раз. Теперь — поешь и отдыхай. С рассветом в путь. Ну а сейчас я караулить стану, уж не обессудь.
Морвин достала пару кусков вяленого мяса, подсела к огню и протянула один брату.
— Теперь всё будет по-другому? — с надеждой в голосе прошептала она.
— Уверен в этом, — кивнул Илэр, вгрызаясь в еду. — Мы больше не бесполезны.
* * *
Плато в мире демонов ни капли не изменилось — всё такое же безжизненное, серое и унылое. Ну, всяко лучше озера кипящей лавы. Ладно, будем ждать нашу рогатую няшу.
Я уселся на спёкшуюся землю и сорвал серый тоненький стебелёк.
Надо же, трава как трава. Точно у нас на даче осенью.
От этой в высшей степени глубокой и философской мысли меня отвлекло появление жены Айш-нора. Сегодня она не прилетала, а просто вышла из воздуха. Впрочем, за исключением этого, никаких больше изменений в Тор-иле не было заметно.
Я поднялся и вежливо склонил голову.
— Приветствую, госпожа. Давно не виделись.
Демонесса искренне улыбнулась.
— Уж третий раз в столь краткий срок. Ты скор. Последствий спешки не боишься боле?
— Как будто у меня есть выбор. — Я вздохнул. — Что у нас в программе сегодня? Можно что-нибудь побыстрее, а то нас преследуют, к утру неплохо бы уже прийти в себя.
Да, я, конечно, дико храбрился, но разве что-то изменится, если стану трястись как лист? Боль станет меньше? Пытки — легче? А тут ещё два мелких недоразумения, решивших с какого-то перепуга погубить себя, заключив договор с демоном...
Да, нужно спешить, но...
— Но только без лавы чтобы.
— Тебя пугает пламень смертный, почему?
— Не знаю, — честно признался я. — Но как только смотрю в это озеро, от страха забываю обо всем на свете.
Демоница вздохнула и щелкнула пальцами.
В следующую секунду равнина исчезла, но вместо адского жара я ощутил лишь пронизывающий до костей холод. Мы стояли у подножия высокого холма. Или маленькой горы. Это как посмотреть.
Завывал ветер, валил снег, тут и там торчали чахлые деревья, занесённые по самую макушку, а внизу, возле подъёма, земля разверзлась широким провалом. Я заглянул туда и отшатнулся. На глубине в добрых полсотни метров отчётливо виделась покрытая льдом река.
Я поёжился и посмотрел на своего Вергилия.
— Мне нужно забраться на вершину?
— Догадлив смертный, это благо.
— Угу, тут особо и думать не надо. Выбирай самый паршивый вариант — и вперёд.
Я с чувством выматерился, наблюдая за тем, как ветер подхватил снежную кашу и завертел её, закружил в бешеном танце метели.
— Что по времени?
— Довольно быстро, не успеешь заскучать.
Мне дико не понравилось это "не успеешь заскучать", но, опять же, сам просил экспресс-пытку, так что чего ныть?
— Ладно, увидимся наверху.
Я вздохнул и сделал первый шаг навстречу боли.
Сперва всё было нормально — лёгкий холодок, снежок в лицо, ничего такого, чем можно было бы напугать русского. Дальше — больше. С каждым пройденным шагом мороз крепчал, а ветер — усиливался.
Уже спустя каких-то пять минут я обхватил плечи руками, стараясь сохранить остатки тепла, и был вынужден прикрыть глаза и опустить голову, чтобы не сталкиваться с летящими целенаправленно в харю снежинками.
И с каждой минутой становилось только хуже!
— Забей, это всё не настоящее, ты сейчас валяешься возле костра!
Шаг, другой...
— Не холодно, не холодно, не холодно!
Шаг, другой...
—
* * *
, какой же дубак, мать его!
Шаг, другой...
— Давай, тряпка, иди, иди, мать твою за ногу! Не смей останавливаться!
Шаг, другой...
Холодно!
Шаг, другой...
Холодно!!
Шаг, другой...
Господи, как же холодно!!!
Я не мог сказать, сколько прошло времени: минута, час, день, а, может, вечность?
Пронизывающий холод, казалось, поселился глубоко внутри, разрушая саму душу.
Хотя, погодите, я же сейчас и есть обычная душа. Значит, убить меня нельзя!
С трудом я разомкнул покрывшиеся ледяной коркой веки и, прикрыв лицо ладонью, огляделся по сторонам. Позади всё тонуло в буране, по сторонам торчали какие-то холмики, впереди — в заоблачных невообразимых далях — виднелась вершина, к которой вела прямая тропа. Я стоял по колено в снегу посреди белого моря и мог только идти, ничего больше.
Но этот холод! Этот кошмарный холод!
Все тело будто бы онемело, не в силах пошевелиться, и я с ужасом понял, что снег уже мне не по колени, а доходит до середины бедер. Но ведь прошло всего несколько секунд, как это возможно?
Я моргнул, а когда вновь открыл глаза, то оказался занесен белой порошей до пояса.
— М-мать в-вашу!
Страх сумел-таки разорвать цепи холода, плеснув метафизического адреналина в астральные вены души, и я с трудом сделал шаг. И ещё один. И ещё.
Все тело деревенело от нестерпимой стужи, но я шёл и шёл, и шёл. Останавливаться тут было нельзя, а поворачивать — поздно.
Ветер становился все сильней, в его завываниях я расслышал горестные стоны тысяч и тысяч душ, отправленных на бесконечную гору, дабы искупать вину. Пройдя мимо очередного холмика, я отряхнул его и едва не завопил от ужаса — на меня смотрел вмороженный в лед человек. Он был жив — зрачки лихорадочно дёргались, а в глазах застыло безумие вперемешку с болью.
Сколько он стоит тут? И что будет со мной, если остановлюсь? Тоже превращусь в ледяной столп?
И я продолжил свой скорбный путь.
Шаг, другой...
Шаг, другой...
Шаг, другой...
Температура продолжала падать, а ветер всё усиливался, но я поклялся себе, что не остановлюсь, не сдамся, не отступлюсь, чего бы мне это ни стоило!
Я старался не смотреть на ноги, чёрные и раздувшиеся, не смотрел и на руки, покрытые пятнами обморожения.
Всё это понарошку. Это не со мной. Всё это кончится, когда пройду испытание!
В голове не осталось мыслей, желаний и страхов. Была лишь цель и был холод, пронизывающий насквозь. И ничего боле.
Сдайся, это же так просто...
Шаг, другой...
Зачем ты мучаешь себя? Отступись, не нужно...
Шаг, другой...
Ну что же ты? К чему страдать? Жизнь так коротка, зачем обрекать себя на муки ада до смерти?
Шаг, другой...
Остановись!
Шаг, другой...
Прекрати!!
Шаг, другой...
Стой!!!
Шаг, другой...
И всё кончилось.
Я удивленно моргнул — холод куда-то пропал. По-крайней мере, снаружи. Внутри меня, кажется, навсегда поселился лёд.
— Достойно путь прошёл ты свой. Не убоялся и не отступил. Ты верил сердцем, думал головой. Теперь иди ж назад, во славе новых сил!
Тор-ила, как и всегда, возникла из пустоты за моей спиной. Вот честное слово, как будто персонаж какого-то дурного аниме.
Я моргнул.
Так, раз могу шутить про китайские порномультики, значит, прихожу в себя.
Тяжело вздохнув, повернулся к демонице и огляделся. Мы стояли на вершине высоченной горы, с которой открывался фантастический вид на морозные равнины.
Куда ни кинь взгляд, всюду лишь заснеженная гладь да торчащие тут и там невысокие деревья. И, конечно же, столбики замерзших людей.
Тут светило яркое весеннее солнце, росла зелёная травка и летали бабочки, а чуть ниже простиралась бескрайняя ледяная пустошь.
— Госпожа, скажи, места, что ты показываешь... Это круги ада?
Я не был уверен, что Тор-ила поймет, однако ошибался.
— Наш мир иной, чем земли Люцифера, и наказанья здесь отмерены не так... Но сходства есть, назначена тут мера тем, кто в сердца пустил при жизни мрак. Кто заморозил сердце, превратил в ледышку — стоит на холоде, забытый и не упокоится никак!.
— И что сотворили грешники, которых морозят?
— Вон тот, — длинный когтистый палец указал на сугроб в паре километров вниз, и я, неожиданно, увидел замороженного бородача, чей рот был распахнут в беззвучном крике, — по головам шёл, преступая законы чести и любви. Обманывая, предавая, манипулируя простыми честными людьми.
Она умолкла на секунду, поморщилась, и продолжила.
— Тот, кто при жизни сердце заморозил, дабы очиститься, сквозь лёд пройдет.
— Как-то не похоже, что он двигается.
Демоница пожала плечами.
— Коль жаждет срок отмеренный стоять во льду — его то выбор.
Я медленно, но верно оттаивал, переминаясь с ноги на ногу и изучая приходящие в порядок руки. Следов обморожения почти не осталось, даже ногти вернулись в норму. Судя по всему, мое пребывание в мире демонов подходило к концу. Тут стоило задать что-нибудь мудрое, но, увы, в голову ничего не лезло. Видимо, холод всё-таки сделал свое дело, выбив из пустой башки большую часть мыслей.
А потому я лишь улыбнулся Тор-иле и просто сказал:
— Ну, полагаю, до следующего раза?
— Спешить не след, — на удивление серьезно проговорила она. — Три раза приходил уж. Опасно силу быстро набирать.
Я вздохнул.
— Благодарю за совет, но вынужден отказаться. Я должен как можно быстрее стать могущественней, без этого не смогу вернуться домой.
На лице рогатой красавицы промелькнуло выражение, напоминающее жалость.
— Тогда борись с судьбою, не слушай тени по углам. И оставайся ты собою, такой совет сегодня дам.
И вновь мир вокруг замерцал, стал иллюзорным, не настоящим, я прикрыл глаза и открыл их, когда услышал знакомый уже шелест прибоя.
