— А тебе, сестра, не стоит забывать, что храм луноликой Рибелы всё же не каторга.
— Клянусь Аурой, богиней зари, я запомню твои слова, старшая сестра, — со скрытой угрозой в голосе процедила Дора.
Взгляд, которым она обожгла новенькую, не предвещал той ничего хорошего.
Стремясь по возможности наладить взаимоотношения со всеми местными обитателями, девушка не просто приказала привратнику открыть калитку, а вежливо поинтересовалась его именем.
Видимо, жрицы и их помощницы не часто баловали старого раба своим вниманием. Растянув в угодливой улыбке сухие, сморщенные губы, он назвался Гвоздём и с поклоном отпер калитку.
Оглядевшись, Ника неторопливо направилась к фонтану, возле которого о чём-то беседовали несколько горожанок.
Заметив девушку, одна из них, испуганно охнув, указала на неё пальцем.
— Смотрите! Это богохульница! Это её за святотатство приговорили всего лишь к служению Рибиле! Вдруг владыка недр обидится? Что теперь будет на рудниках?
— А я слышала, её сам Дрин укрыл от разбойников на священной горе, — возразила другая женщина.
— Вот уж враки! — откликнулась третья. — Это она сама всё придумала!
Подойдя ближе, Ника поздоровалась:
— Здравствуйте.
Однако только одна из горожанок ответила лёгким кивком, но разговаривать не стала и поспешила уйти, как все остальные.
Подставив кувшин под бившую из каменной львиной пасти прозрачную струю, девушка только криво усмехнулась им вслед.
Ввиду отсутствия на храмовой кухне сколько-нибудь вместительной посуды, ей пришлось ещё четыре раза выходить на площадь. Стряпуха куда-то ушла, и оставшись в одиночестве, девушка, подобрав подол, принялась лениво елозить мокрой тряпкой по выложенному из каменных плиток полу.
За этим вполне достойным родовитой аристократки занятием её и застала Риата.
— Ой, да что же это делается?! — всплеснула руками невольница, едва не выронив туго набитый соломой матрас.
— Ты что, слепая? — усмехнулась хозяйка, выжимая мочалку. — Видишь, чистоту навожу.
— Ой, да я сейчас! — рабыня огляделась, выискивая, куда бы положить вещи.
— Тунику купила? — остановила её метания девушка. — А плащ? Показывай!
Сняв с плеч большую корзину, Риата с заметным волнением продемонстрировала обновки. На взгляд Ники туника казалась слегка коротковатой, но поскольку носить её она собиралась под платьем исключительно для тепла и маскировки пояса с остатками золота, хозяйка сочла возможным воздержаться от критики.
Вторая покупка тоже пришлась по душе, несмотря на тёмно-зелёный цвет, чем-то напоминающий стиль "милитари".
— Что за мех? — спросила она, разглядывая серую подкладку.
— Заяц или суслик, — пожала плечами невольница. — Я не спрашивала. Зато дёшево. Всего три империала.
— Хорошо, — кивнула путешественница, гадая про себя, сколько денег с этой сделки прикарманила ушлая рабыня.
Они отнесли вещи в спальню. Там Ника одела изрядно похудевший пояс с деньгами и новую тунику, а старый плащ и кожаную рубаху отдала Риате, кроме того вручив ей пятьдесят империалов с заданием спрятать подальше.
Вернувшись на кухню, верная невольница выразила горячее желание освободить госпожу от столь грязного и недостойного представительницы славного рода младших лотийских Юлисов занятия.
Однако девушка не решилась на столь радикальный шаг. Она взялась домывать пол, а Риату посадила чистить котёл. Рабыня рассказала, что госпожа Аста Брония передаёт госпоже Юлисе поздравление с более-менее благополучным окончанием судебного процесса и вновь повторяет своё предложение.
— Ты мне здесь нужна! — безапелляционно заявила Ника. — И хватит об этом.
Скромно потупив взор, собеседница явно собиралась сказать что-то вроде "как прикажете" или "слушаюсь", но тут в дверях появилась жрица Рибилы с помощницей.
— А это кто ещё такая? — грозно спросила женщина, выставив и без того выдающуюся во всех смыслах челюсть.
— Моя рабыня, госпожа Дора, — предельно вежливо ответила девушка. — Госпожа Маммея разрешила оставить её при святилище до конца моего пребывания здесь.
— И ты думаешь, я позволю ей за тебя работать? — насмешливо фыркнула жрица.
— Я осознаю степень своей вины перед законом и жителями Этригии, госпожа Дора, — потупив взгляд, вздохнула Ника. — И не собираюсь прятаться за чужую спину.
— Тебе не придётся, — зловеще пообещала собеседница и скомандовала застывшей Риате. — Отправляйся на птичник Вране помогать.
Невольница вопросительно посмотрела на хозяйку. Та кивнула. Обмен взглядами не ускользнул от внимания жрицы. На щеках вновь вспыхнул гневный румянец, ноздри раздулись, как у породистой кобылицы на манеже, а и без того тонкие губы сжались в еле заметную нить.
— Слушаюсь, госпожа Дора, — смиренно пробормотала рабыня.
— Будешь делать всё, что скажет Врана! — процедила сквозь зубы служительница Рибилы. — И попробуй только кому-нибудь хоть слово поперёк вякнуть!
— Не беспокойся, Риата, — сочла нужным вмешаться Ника. — Госпожа Дора — мудрая и справедливая женщина. Она не станет зря наказывать чужую невольницу, тем более в святилище богини Луны.
Не сказав больше ни слова, жрица с гордым видом вышла из кухни. За ней, качая головой, поплелась невольница. А хозяйка принялась чистить закопчённый котёл.
Когда тот стал достаточно блестящим, она сполоснула посуду, после чего вылила грязную воду в сад, где имелась квадратная яма с компостом. Возвращаясь, девушка встретила спешившую от кладовой Аполию Тарму с корзиной продуктов.
Немного смущаясь, стряпуха отправила помощницу за водой, а когда та вернулась, посадила перебирать фасоль. Девушка почти закончила, когда на кухню явились все жрицы в полном составе. У путешественницы тревожно ёкнуло сердце. Но явно недовольная физиономия Доры внушала некоторый оптимизм. Однако прозвучавшее из уст Маммеи распоряжение едва не ввело Нику в ступор.
— Спой!
— Чего? — удивлённо переспросила та.
— Что угодно, — раздражённо махнула рукой верховная жрица. — Всё равно.
— Но я не знаю радланских песен, — растерянно пробормотала девушка, с огорчением обнаружив серьёзный пробел в своём образовании.
— Ну так спой песню тех дикарей, среди которых ты жила, — поморщилась верховная жрица. — Неужели за столько лет ничего не запомнила?
— Запомнила, — протянула Ника, лихорадочно копаясь в памяти и не находя ничего, кроме обрывков охотничьих заклинаний аратачей.
Оставалось петь по-русски. Ну кто здесь может знать язык заокеанских варваров? Из тройки подвернувшихся когда-то под руку книг она знала, что попаданцы в таких случаях, как правило, с успехом исполняют песни В.С. Высоцкого. Вот только Виктория Седова, к сожалению, не относилась к поклонникам его творчества. Но петь что-то надо. Вон как хмурится Маммея. А что если...
Белый снег, серый лёд, на растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней — город в дорожной петле.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.
А над городом — жёлтый дым, городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды по имени Солнце...
Голос её окреп, заметался меж стен маленького помещения, стремясь вырваться на волю.
— Хватит, хватит! — замахала руками верховная жрица, морщась, словно от зубной боли.
Ника разочарованно замолчала. Кажется, местные жители ещё не доросли до понимания всей прелести рока.
— О чём ты пела? — с любопытством естествоиспытателя, открывшего новый вид тараканов, спросила Клио.
— О снеге, о льде, — девушка на миг запнулась, во время вспомнив, что у аратачей нет городов. — О солнце.
— Только дремучие варвары могут так отвратительно... реветь о всеблагом светиле, проливающем на землю животворящий свет! — презрительно фыркнула Дора.
— Но голос у неё хороший, — кивнув, заметила Маммея.
— Подходящий, — согласилась Клио. — Пусть поёт.
— А ты, сестра, сейчас же перепиши ей нужные слова, — распорядилась верховная жрица.
Собеседница кивнула.
Главноначальствующая дама всея храма приосанилась, стараясь принять как можно более величественный вид, и строго посмотрела на застывшую в почтительном молчании осуждённую.
— Мы с сёстрами посоветовались и решили, во имя Рибилы, считать тебя на эти два месяца "служанкой святилища".
— Благодарю, госпожа Маммея, — поклонилась Ника, прекрасно понимавшая разницу между служанкой и невольницей. — Пусть небожители щедро наградят вас за доброту и милосердие, а я обязательно расскажу о вашем благородном поступке своим родственникам...
— Помолчи, — с деланной суровостью перебила её собеседница. — Это значит, что ты не получишь одежду, полагающуюся жрицам храма богини Луны и их помощницам.
"Ну, без этого я как-нибудь переживу", — мысленно усмехнулась слушательница, старательно изображая подобострастное внимание.
— Так же ты не будешь принимать участие в утренних церемониях, праздничных торжествах и шествиях по городу, — продолжала перечислять женщина. — Но обязана присутствовать на вечерних службах. Тебе всё понятно, Юлиса?
— Да, госпожа Маммея, — кивнула путешественница, отметив, что наедине верховная жрица разговаривала с ней гораздо уважительнее и даже обращалась на "вы". Видимо, за произошедшие перемены следует поблагодарить злобно зыркающую особу с лошадиной физиономией.
— Во всём остальном тебе следует слушаться распоряжений сестры Доры, — закончила вводный инструктаж верховная жрица, и дождавшись почтительного поклона от новоявленной служанки святилища, удалилась.
— Пойдём, Юлиса, я дам тебе слова гимна, который надо выучить, — сказала Клио.
— Вы позволите, госпожа Дора? — решила немного польстить вредной бабе девушка.
— Только не задерживайся, — сухо буркнула жрица.
Вслед за её "сестрой" Ника вышла во двор и направилась к одноэтажному каменному строению, выделявшемуся непривычно островерхой черепичной крышей с торчавшей из неё трубой. Уже после девушка обратила внимание на широко распахнутые ставни трёх забранных решёткой окон.
Приближаясь, она почувствовала странную смесь ароматов, отдельные из которых показались определённо знакомыми. Но только когда Клио распахнула массивную дверь, солидно скрипнувшую на железных навесах, Ника сообразила, что пахнет лекарственными травами для настоек и заварок, которых она в своё время выпила не один десяток литров. Когда официальная медицина вынесла окончательный приговор, обрекавший Викторию Седову на инвалидное кресло до конца жизни, её мать пыталась вылечить дочь народными средствами. Вот тогда будущая Ника Юлиса Террина и познакомилась с полезными растениями в разнообразном виде.
Внутреннее пространство здания представляло из себя одну комнату, поделённую на две неравные части тремя выстроившимися в ряд деревянными колоннами.
Прямо возле входа стоял набитый свитками стеллаж, пара разрисованных сундуков и небольшой письменный стол со знакомой сидушкой без спинки. В отличие от мебели в кабинете верховной жрицы, эта не блистала ни резьбой, ни красивыми вставками.
Заметив пыль на уголке стола, гостья подумала, что хозяйка комнаты, видимо, большую часть времени проводит в другой её части, напоминавшей лабораторию средневекового алхимика или киношного колдуна.
На растянутых между стропилами верёвках в изобилии висели пучки разнообразных трав, на многочисленных полках стояли коробочки, лежали связки зловещего вида корешков и ещё каких-то мерзостей, напоминавших сушёных лягушек или змей.
На потемневшем от времени столе теснились керамические, металлические и даже стеклянные плошки, бронзовые ступки, весы и ещё какие-то штуки непонятного вида и загадочного предназначения. В горшочке над маленьким очагом булькало буровато-серое варево, которое размеренно помешивала длинной ложкой Патрия Месса.
Бросив мимолётный взгляд на жрицу, девушка коротко бросила:
— Ещё не загустело.
Кивнув помощнице, жрица подошла к стеллажу, и покопавшись, отыскала нужный свиток.
— Читать умеешь? — спросила она у Ники, усаживаясь за стол.
— Разумеется!— резко отозвалась та, даже не пытаясь скрыть раздражение. — По-радлански и по-либрийски. Мой отец достаточно хорошо образован, чтобы научить свою дочь не только чтению и письму.
— Простите, Юлиса, — кажется, собеседница на самом деле слегка смутилась. — Я не хотела тебя обидеть. Просто я знаю людей, которые считают, что девушки могут обойтись и без грамоты.
После таких вежливых слов хозяйки гостья сочла необходимым сменить тон.
— Понимаю, госпожа Клио. Я выросла очень далеко от цивилизованных стран, среди диких варваров, поэтому ничего удивительного, что у вас могло сложиться такое впечатление.
Кивнув, жрица развернула свиток, и выбрав из тощей пачки подходящий листок, принялась быстро писать, время от времени макая перо в позеленевшую медную чернильницу.
Замерев в ожидании, Ника внезапно вспомнила о совершённой сегодня глупости.
"Вот батман! — выругалась она про себя, оторвав взгляд от покрывавших папирус ровных, будто вычерченных по линейке строчек. — Да стражникам не надо даже забираться в святилище! Подкараулят у фонтана, нож под ребро, и ищи ветра в поле. Куда я, дура, вылезла со своим языком?! Ну, если уж отбиться не получится, надо хотя бы как-нибудь наказать этих уродов".
Когда жрица перестала писать, некая мысль уже обрела чёткие очертания, и настала пора претворить её в жизнь.
— Госпожа Клио, не могли бы вы дать мне кусочек папируса?
— Зачем? — удивлённо поинтересовалась та.
— Мне надо черкнуть пару строк своему адвокату, — стала объяснять девушка. — Он как раз должен завтра прийти.
Заметив, как сурово сдвинулись белесые брови собеседницы, она энергично замотала головой.
— Нет, нет, госпожа Клио, ничего личного. Хочу попросить написать обо мне его покровителю сенатору Кассу Юлису Митрору.
— Откуда в Этригии взялся коскид сенатора из Радла? — недоверчиво хмыкнула жрица.
— Господин Олкад Ротан Велус служит вторым писцом на руднике "Щедрый куст", — пояснила Ника. — Совладельцем которого и является сенатор.
— Ну, так вели Гвоздю позвать тебя, когда придёт адвокат, — посоветовала Клио. — Сама с ним и поговоришь.
— А вдруг я буду занята? — отчаявшись уговорить упрямую особу, решила скосить "под дурочку" девушка. — Вы же знаете, как госпожа Дора не любит, когда помощницы отлынивают от работы.
Увы, приём не сработал. Сурово усмехнувшись, собеседница сложила руки на груди и принялась разглядывать её с видом проницательного детектива из старинных сериалов. Казалось, не хватает только трубки, усов или хотя бы очков, на худой конец.
— Значит, хочешь угодить сестре Доре? — поиграв в гляделки, с издёвкой спросила жрица.
— Придётся, — пожала плечами Ника.
— Я очень не люблю, когда меня обманывают, — покачала головой женщина. — Если бы ты честно призналась, что хочешь назначить свидание своему приятелю, то, возможно, я бы и дала тебе папирус.
— Не всякая ложь во вред, — устало вздохнула путешественница, ещё раз вспомнив добрым словом Наставника, заставлявшего её штудировать нудные трактаты местных философов. — Знание налагает ответственность, а оно осложняет жизнь.
