Двенадцатого января, в воскресенье, в храме рабочего городка состоялось венчание. Сначала обвенчались мы с Мышкой, а сразу после нас — и Юра Луховицкий с Камиллой. После церемонии, когда мы все вышли на крыльцо церкви, сияющая Камилла расцеловала Мышку, а затем, несколько смущенно, подошла ко мне:
— Саш, а можно я все равно буду на завтрак к вам приходить? А то Юрина кухарка совсем-совсем не умеет печь пироги...
— Можно. А еще можно, чтобы Дарья вам пироги относила по утрам.
— Но на кухне же они вкуснее!
И это дитё сегодня вышло замуж? Бедный Юра...
На свадьбе (то есть на свадьбах — праздновали мы обе свадьбы вместе) гостей было немного, в основном инженеры с моих заводов, которым отдельным приказом было запрещено дарить молодоженам дорогие подарки. Но было и несколько очень неожиданных гостей, с подарками тоже очень неожиданными.
Первым из таких "неожиданных" гостей был Александр Платонович Эренгардт, который в качестве "подарка" привез мне и Камилле (в соответствии с царским указом) по "Анне" — небольшому такому ордену, вот только — что несколько удивило и самого Александра Платоновича — ордена были второй степени. Как он сообщил, теоретически допускалось награждение сразу более высшей степенью ордена, но на практике он столкнулся с этим впервые. Ордена мы получили "за выдающуюся победу над саранчой".
Вторым, еще более неожиданным гостем, стал капитан Ладейников из свиты государя. И подарочек у него был под стать — более чем неожиданный. То есть "для публики" Ладейников вручил мне подарок престижный, но незатейливый — фотографическую карточку самого Николая с крошкой-дочкой на коленях и довольно ехидной, на мой взгляд, дарственной надписью. А "не для публики" он дал мне полный вариант царского указа, подтверждающего мои "исконные родовые права". И эта бумажка направила мои мысли в новом направлении.
Ну а третьим гостем стал подполковник-артиллерист Карпов, который тоже привез мне царский указ. В соответствии с которым мне все же было присвоено звание казацкого старшины. То есть указов было три, и все на одном листе бумаги: я призывался на воинскую службу, мне присваивалось звание, и я тут же отставлялся от службы. Смешной такой указ — не потому, что на одном листе, а потому что знания мои оказались, мягко говоря, мало соответствующими действительности: я-то думал, что старшина — это что-то вроде прапорщика ("Я — офицер, — сказал прапорщик. А я — конь, — сказал осел"). Но оказалось, что у казаков войсковой старшина — это вообще-то подполковник... Ну да ладно, дали — и дали, зато теперь среди казаков авторитет мой заметно повысится.
За прошедший год мне удалось изрядно прирастить свои земельные владения: по пятьдесят тысяч десятин я "ухватил" в окрестностях Кургана и в самом центре Курской магнитной аномалии — про нее, оказывается, было известно еще с прошлого века. Урвал я еще изрядный кусочек в глухой Киргизской степи — точные координат я не помнил (да и не знал никогда), поэтому по цене в тридцать копеек я прикупил сразу сто тысяч десятин "в ста двадцати верстах от озера Тенгиз" — на будущее, надеюсь, что недалекое. И еще удивлялся, как легко (и недорого) удавалось мне отъесть большей частью казенные земли... Теперь все стало понятно, но для "жабы" души моей ознакомление с указом открыло новые перспективы, и упускать их "жаба" не собиралась.
И как-то очень некстати в день собственной свадьбы я вдруг вспомнил, что через год начнется война — от чего "жаба" вообще перевозбудилась. Так что мой "медовый месяц" и инженеры, и рабочие запомнили надолго...
Глава 32
— Вот, сами посмотрите — Александр Платонович Энгельгардт протянул собеседнику письмо.
— Ну и отлично, — ответил тот, прочитав бумагу. — Вы получаете повышение, причем более чем заслуженное. Я вам больще того скажу — это, скорее всего, лишь первая ступенька в вашей дальнейшей карьере. Поздравляю!И что за причина расстраиваться?
— Назначению, откровенно говоря, я рад. А изучив уже ваш опыт, думаю, что пользу изрядную смогу принести Отечеству — тем более, что вы и в дальнейшей помощи не отказываете. Но речь не обо мне, а о моем преемнике. Боюсь, что напортит он дела в губернии изрядно.
— И кто же это?
— Пока достоверно неизвестно, но ходят слухи. И слухи мне не очень нравятся.
— И с чего? Кто он такой?
— Выскочка. Еще в позапрошлом году — уездный Предводитель в каком-то Ковно. Почему не Царевского Предводителя на губернию посадить? — он-то хоть с условиями тутошними знаком.
— Но может быть просто толковый?
— Если бы так... женился на приданом, тесть его и двигал. Университет закончил коллежским советником, через четыре чина скакнул, ну а как тестя не стало — так десять лет секретарем в земельной канцелярии прослужил. Как граф Зубов преставился, так его замещающим Предводителя и назначили — ох и натворил он за три года в губернии дел! Мало со всеми прочими поссорился — так мать и братья с сестрами ему от дома отказали. И — жесток, особо нравится ему мужиков лично мордовать. Дворянское собрание трижды Императора просили отставить его с должности, с третьего раза государь просьбу исполнил. Но Вячеслав Константинович, под давлением, говорят, в Гродно его губернатором поставил — так не поверите, за восемь месяцев императору четыре прошения об отставке его пришло! Нынче он вроде без дела, но Вячеслав Константинович отписал, что в Сенате опять ему губернаторство подыскивают — а другого-то сейчас свободного и нет... Ох, чует сердце мое — сюда его и назначат. Ну, надеюсь, вы не дадите ему губернию испохабить и похерить нами сделанное.
— Спасибо, что предупредили. Не дам, конечно — а теперь и заранее подготовится смогу.
— У меня к вам еще просьба будет... личная. Сын у меня, знаете, все рвется на благо отечества труды приложить. А работа-та такая весьма опасна бывает. Вы его с собой не возьмете? С вами-то спокойнее, а в тягость он вам точно не будет, да и в университете хвалили его.
— Даже рад буду. Ну что же, вам удач в новой должности, если помощь какая потребуется еще — так без стеснения обращайтесь.
После ухода гостя Александр Платонович оглядел кабинет — не забыл ли чего? — и, вздохнув, вышел из него. Навсегда.
Закручивание гаек началось буквально на следующий день после свадьбы. А всеобщему недовольству по этому поводу вероятно поспособствавал буран, начавшийся в ночь с воскресенья на понедельник. Мышка, подойдя утром у окну, как-то печально прокомментировала бушующую за окном пургу:
— Природа вот так решила отметить нашу свадьбу...
— Это не природа, — тут же ответил я, — это вздох разочарования всех девиц России, прочитавших в утренней газете о нас. Зависть... все они просто тебе жутко завидуют. Но мы на их зависть внимания обращать не будем, нам некогда. А пурга — она на улице, а нам с тобой туда не надо идти.
Мы и не пошли, но циркуляр "Об укреплении трудовой дисциплины и введении пропускного режима на предприятиях" уже начал внедряться. И народу это не очень понравилось — прежде всего тем, что теперь на заводы перестали пускать детишек. Раньше они по заводу бродили толпами, в особенности в обеденное время: рабочие часто прикармливали своих из бесплатных обедов. Хоть копеечная, да экономия — а теперь она стала недоступна. Ну а второй причиной недовольства стало ограничения шатания по заводу, что — с точки зрения рабочих — заставляло их трудиться больше (c моей точки зрения — тоже, но ведь и зарплату они получали именно за работу, а не за нахождение на территории завода).
Впрочем, народ немного поворчал, да и перестал: в школе для детей рабочих питание тоже было бесплатным, так что детишки стали просто меньше уроков прогуливать, а премии "за перевыполнение норм" у меня всегда выплачивались очень четко.
А вот появление на территории вооруженной охраны народ принял в штыки: не забыли еще про "подавление бунта" на французском заводе. По этому поводу пришлось задать Васе Никанорову серьезную взбучку, после чего он провел через свои "профсоюзные" структуры определенную воспитательную работа и ропот несколько стих. Не до конца, но на охрану рабочие открыто больше не ругались.
На "незаметно приватизированной" территории между моими владениями и французским заводом (я ее не покупал, мне границу владений писарь из царицынской управы "подвинул" за сто рублей) за прошлое лето был построен небольшой комплекс, называемой внутри завода "военной приемкой": трехэтажный дом, в котором трудились "военные инженеры", две довольно просторных одноэтажные мастерские и испытательный трек, размером с небольшой стадион — где была и кольцевая "шоссейная" дорога, и — внутри кольца — "опытные участки" от песчаной "дюны" до глинистой топи. Сейчас, по специально насыпанному глубокому снегу, территорию полигона бороздил лишь "всепогодный артиллерийский трактор" — трехмоторное творение моего "сумрачного военного гения". Сами военные инженеры, по-моему, до сих пор не поняли, зачем это чудо нужно, но способность агрегата, оснащенного высокоскоростным шнековым снегоуборщиком, прокладывать в заснеженной степи приличные дороги на скорости до сорока верст в час их впечатляла.
Но сейчас, утром двадцать третьего января, им было точно не до снегоуборщиков. После того, как Журавлев с Харитоновым довели практически до серийного производства "ГАЗ-51" и его трехосного собрата (названного мною "ГАЗ-53", пусть все хоть мозги сломают, думая, почему я их так назвал — а мне так проще), они по моей просьбе уже самостоятельно (хоть и с помощью приятелей из Артуправления) собрали целое конструкторское бюро из отставных военных инженеров. И теперь все шестнадцать человек сидели в большой комнате, где я сделал для них коротенький доклад.
— Александр Владимирович, — очень вежливо и тактично обратился ко мне подполковник в отставке Юрьев — вы, вероятно, не очень подробно знакомы с задачами артиллерии во время военных действий. Мне кажется, и меня вероятно поддержат все присутствующие, что предлагаемая вами конструкция не обеспечит должной эффективности боевого применения. И даже напротив, использование столь примитивных систем способно повергнуть уже наши войска в уныние, тем уже фактом, что продемонстрирует отсутствие возможности или желания командования оказать войскам артиллерийскую поддержку.
— Господа офицеры, — я тоже постарался быть вежливым и тактичным, — я понимаю, что у меня вообще нет никакого боевого опыта. А еще я понимаю, что нет у меня и завода, подобного Обуховскому или Мотовилихинскому. У меня есть только то, что есть, включая шестнадцать человек, к оружию отношение имеющих, весьма ограниченный бюджет и четкое понимание, что через год нас ждет серьезная война. Для ведения которой у Армии тоже нет денег.
— Армия вполне успешно перевооружается! И на нее выделяются очень немалые средства!
— И из этих немалых средств Армия смогла закупить у меня тысячу велосипедов по половинной цене и целых двадцать четыре грузовика в качестве арттягачей, а на мотоциклы с пулеметами денег у Армии не хватило, я в курсе. Именно поэтому я не собираюсь дискутировать по поводу приемлемости или эффективности этого оружия. Я просто поручаю вам его сделать, испытать на полигоне и сообщить мне о результатах испытаний. Причем испытаний не только оружия самого по себе, но и испытаний времени подготовки слаженных расчетов. Для чего испытательный отдел с сего момента преобразуется в опытно-конструкторский институт с штатной численностью в пятьсот человек. Сотрудников — как из числа отставных офицеров, так и из числа отставных солдат и казаков я предлагаю набрать вам самим. Директором института я прошу стать вас, господин подполковник, и вас же попрошу составить потребное штатное расписание. В финансировании работ я особо не ограничиваю, но мне крайне желательно иметь сто единиц готовых изделий с подготовленными расчетами в октябре.
Оставив военных инженеров удивляться причудам "самого богатого промышленника России", я раздал кучу ценных указаний прочим подразделениям, после чего отправился в гости к Луховицким.
— Привет, Камилла, ты уж извини, но мне срочно понадобился твой муж. Причем не целиком, а только его мозги — прочее можешь оставить пока себе.
— А мои мозги тебе больше не нужны?
— Очень нужны. Но сперва — твоего мужа. Просто ему рассказывать — дело пяти минут, а потом он быстренько все сделает. Ну а тебе — долго рассказывать и еще дольше делать. Так что пока поешь пирожков, я специально захватил, и давай сюда мужа на растерзание.
Камилла с подозрением посмотрела на корзину с пирогами, но, вздохнув, пошла звать Юру.
— Так, мне нужна твоя инженерная мысль. Ты видел подарочек, который мне сделали в модельном цехе? Так вот, к нему нужно сделать небольшой прицеп с буровой установкой. Требования к установке простые: она должна перетаскиваться двумя машинами, в лучше — вообще одной, и бурить нефтяные скважина на глубину до полутора сотен метров — а после пары таких скважин ей можно и развалиться от старости на части. Всё. Ах да, не всё, мне эта установка нужна в готовом виде не позднее первого марта. Теперь — точно всё.
— А я? Ты уже все сказал Юре, теперь мне говори — тут же влезла Камилла, уже ополовинившая корзинку с пирожками.
Я все же бездушная скотина. Для Камиллы у меня было простое и незатейливое задание: быстренько придумать мне тринитротолуол и гексоген. Насколько я помнил, последний из уротропина как-то добывался, а уротропин Камилла уже во вполне промышленных количествах изготавливала, делая из него что-то еще очень ей нужное. Но вот так взять и сказать ей "а сделай-ка мне кучу взрывчатки, только постарайся сама при этом не взорваться" я не смог.
— Камилла, ты наверное в курсе уже насчет новых правил допуска на заводы.
— Да, я слышала, девочки в лаборатории по этому поводу уже хихикали, а что?
— Так вот... там всем рабочим нужно будет сделать фотографические карточки на пропуска, а это — дело весьма хлопотное. Поэтому я хочу тебя попросить сделать фотографическую пленку, на основе ПЭТ. Это раз — уйдя с неудобной темы, фантазия моя стала двигаться легко и непринужденно — а два — придумать, как готовый пропуск наглухо заваривается в такую пленку — чтобы злоумышленники не могли потом фотографию подменить.
— Ну, — в голосе Камиллы прозвучала обида, — это не мне задание, а Гале Лозовой. Я ей передам, конечно...
— Это — задание твоей лаборатории. А тебя лично я попрошу о другом. У меня скоро должно появиться много прямогонного бензина, но октановое число у него, сама знаешь, низкое. Придумай, как без спирта — там его не будет — и без тяжелого промышленного оборудования, а только с помощью каких-нибудь присадок октановое число бензина повысить. Только тетраэтил свинца не предлагать.
— А что делает тетраэтил свинца?
— Я же сказал — не предлагать. Октановое число повышается, но штука эта очень ядовитая. В особенности — для будущих детей, так что смотри у меня!
— Хорошо, я подумаю... Нет, про свинец я все поняла, я про другое подумаю — срочно добавила Камилла, увидев мою физиономию.
