— Целуй мне сапоги, вождь Виссавии.
— Перестань играться, брат! — вновь прохрипел Алкадий, которого они почему-то все еще слышали. — Я слабею. Закончи это, дай брату власть над телом нового вождя!
— Какая жалость, — засмеялся Миранис. — Оказия унизить вождя Виссавии выпадает так редко... Брата же так не унизишь. Поднимись, Рэми! Я приказываю!
Рэми вновь подчинился и встал с колен. Он не узнавал своего Мираниса. Синие глаза принца блеснули стальным блеском, на губах вновь появилась безумная улыбка, и рука его скользнула по щеке Рэми, убежав под подбородок:
— Какая жалость... ты был забавным. И какая жалость, что это тело не стало моим... но теперь уже ничего не изменишь...
Принц внезапно нагнулся, оперся сапогом о спину отца и одним резким движением вырвал из его тела тонкий кинжал с вензелями рода повелителя. Ни на миг не спуская с Рэми насмешливого взгляда, он медленно вытер острие кинжала о плащ. Даже и не подумав заметить появившиеся на ткани синие разводы, Мир лизнул лезвие ножа и вновь безумно улыбнувшись, взял оружие за острие, властно протянув его Рэми.
— Возьми, — ядовито улыбнулся принц.
— Зачем? — прохрипел Рэми.
— Я не прошу, ты же знаешь, — улыбка принца стала еще шире. — Я приказываю. Бери!
Рэми сомкнул дрожащие пальцы на холодной рукояти кинжала. Глаза Мираниса опасно сузились.
— Умница, хороший мальчик, — елейным голосом сказал Миранис. — А теперь новый приказ... какая жалость, последний... убей Ферина!
— Что? — не понял Рэми.
— Ты слышал... — улыбка вдруг исчезла с губ Мираниса. — Убей Ферина и не заставляй меня повторять!
Рэми выдохнул, чувствуя, как вновь напрягаются нити власти. Не в силах сопротивляться, подобно послушной марионетке, он шагнул к стоявшему рядом Ферину и поднял руку с кинжалом. Этот идиот и не думает сопротивляться? Почему стоит и смотрит... будто ждет... смерти? С нетерпением?
Рэми решительно не понимал, что сейчас происходит и чего именно добиваются от него эти двое. По позвоночнику пробежала змейка холода, сжала горло холодным кольцом и вдруг отпустила, одарив волной слабости. Колени подкосились, Рэми чуть было не рухнул на пол, но даже этого ему не позволили. Нити власти напряглись, удержали, и как сквозь туман Рэми услышал тихий шепот Рэна: "Ты не можешь убивать, богиня не простит!"
— Своему единственному наследнику? — засмеялся Миранис, уловив шепот хранителя смерти. — У нее нет выбора... еще как простит... убей, Рэми. Не тяни время. У нас его нет...
Как бы подтверждая слова Мираниса, отвалился от потолка кусок лепнины и рухнул вниз, разбиваясь о каменные плиты острыми осколками. Рэми почувствовал, как завибрировал под ногами пол, как начал плакать где-то в глубине замка его дух, и как один за другим убегали, охваченные ужасом, из рушащегося здания.
Рэми не мог убежать, хотя в этот миг он очень этого хотел. Сопротивляясь изо всех сил, но не в силах противостоять нитям власти, наследник Виссавии послушно размахнулся и...
— Мой принц, ты испачкался.
Миранис так сильно удивился, что удерживающие Рэми нити на миг ослабели, и телохранитель смог остановить роковое движение. Ферину, уже давно готовому к смерти, это явно не понравилось. В остром, недобром взгляде его вспыхнул гнев, смешанный с нетерпением.
— Уйди! — приказал Мир своему харибу. — Не мешай мне, если хочешь жить.
— Я тебе не мешаю, я тебе помогаю, мой принц, — хариб невозмутимо забрал у Рэми кинжал. — Знаешь, что не выносят такие как ты, дух? Боли!
Хариб вонзил кинжал в правую ладонь Мира, соединил ее с подлокотником кресла. Принц закричал. Одна за другой разорвались нити связи, вспыхивая в воздухе болью, но Рэми почувствовал, что в душе принца пошла трещинами и осыпалась стена, обнажая его истинную натуру.
— О боги! — дрожа, Миранис откинулся на спинку трона, — боги, что я творю...
— Мой архан, — опустился перед ним на колени хариб. Тон голоса его, еще миг назад холодный, вдруг согрел теплом и любовью.
— Идиот, вернись! — закричал Ферин. — Прикажи мальчишке, пока его не спрятали! Вернись! Пока не проснулся в Рэми целитель судеб!
— Целитель мне не поможет, — выдохнул Мир... — он возвращается... Ты ведь сделаешь... все... правда?
— Мой архан... — мягко улыбнулся хариб. — Я все сделаю...
— Мир! — вскочил на ноги Рэми.
— Стой! — крикнул принц. — Не вмешивайся! Приказываю.
Вновь окутали Рэми силы власти и заставили в бессилии опуститься у ног Мираниса. Рэми уже раз сто за этот вечер пожалел, что дал тогда принцу ту клятву. Что же ты делаешь, Мир?
— Прости, — через силу улыбнулся принц.
Лицо его покрывали капельки пота, между бровей залегла морщинка, а глаза затуманились. Принц явно то уплывал из реальности, то вновь в нее выныривал из волн боли, стараясь все же оставаться в сознании, но нити власти и не пускающий к трону других телохранителей щит Мир держал на славу. Рэми видел, как другу плохо... но помочь, увы, ничем не мог.
— Освободи меня, Мир, — простонал он. — Я исцелю тебя, освободи... проклятие, Мир! Я не понимаю, зачем?
— Потерпи еще немного, у меня нет сил объяснять, — ответил Миранис и добавил своему харибу:
— Поторопись...
Хариб кивнул и направился к застывшему в двух шагах от них Ферину. Придворный будто очнулся от ступора и начал медленно пятиться от трона принца, не спуская подернутого ужасом взгляда с хариба Мираниса. Наткнувшись на золотого льва, он упал на ступеньки, скатился вниз и вновь попробовал подняться. Но дрожащие руки не держали. Без сил свалившись на ярко-красный ковер, Ферин начал умолять:
— Не надо... не так.
— Боишься? — протянул хариб. — Правильно. И куда ж ты собрался, скотина этакая? От меня бежать вздумал?
— Поторопись... — умолял Мир. — Еще немного, и я не смогу удержать телохранителей... они не должны меня спасти... поторопись...
— Да, мой принц! — хариб резким движением выхватил из-за пояса метальный нож и швырнул его в Ферина.
Рэми даже понятия не имел, насколько слуга принца был меток. Нож легко полоснул по шее Ферина и полетел куда-то дальше, в темноту. Придворный схлипнул сначала облегченно, потом отчаянно, и, давясь кровью упал.
Все как-то легко и сразу о нем забыли. И Рэми, которого теперь интересовал только Миранис, и хариб принца, холодно, будто и не произошло ничего, направившийся к принцу, и телохранители, с новыми силами тиранившие идущий трещинами щит, и даже Алкадий, исчезнувший в тумане перехода.
Миранис, явно из последних сил державшийся за собственный рассудок, протянул здоровую руку опустившемуся перед ним на колени харибу.
— Ты ведь знаешь, что это не все.
— Знаю, — ответил слуга, целуя руку своего архана.
И добавил:
— Прости...
— Поспеши... — вновь попросил Миранис.
Хариб еще раз поцеловал ладонь принца, поднялся с колен, и, медленно обхватил рукоять кинжала, все так же пронзающего ладонь Мираниса. Взгляд его, ясный, успокаивающий, не отпускал взгляд принца, на губах играла тихая, грустная улыбка, а из уголка глаза сбежала по щеке скупая, почему-то неуместная здесь слеза.
— О боги, мой архан, прости! — прошептал он и одним движением выхватив из подлокотника кинжал, по самую рукоятку всадил его в сердце Мираниса.
— Прости.
Плечи его вздрогнули. Хариб вновь упал на колени, ладонь его нашла на поясе еще один метательный нож, и поцеловав дрожащую руку Мираниса, он резким движением перерезал себе горло.
Нити власти оборвались, полоснув по натянутым нервам красной вспышкой. Рэми ничего не замечал. Застыв в ногах у принца, он тихо смотрел, как мерно стекали со свисающей с подлокотника руки и разбивались о пол ярко-красные капли.
Упал над ними щит. Подбежали к принцу телохранители, но трогать Мираниса и его хариба никто не решился. Лерин поднял с пола тело повелителя Кассии, усадил его на трон, предназначавшийся Элизару и до шеи укрыл его своим плащом, скрывая под аккуратными складками испачканную кровью грудь. Все молча ждали смерти.
— Поднимайся! — кричал кто-то в ухо Рэми, заставляя его встать на ноги. — Поднимайся, сволочь! Слышишь! Немедленно!
— Пусти! — закричал Рэми, чувствуя, как его тело охватывает пламя.
— Никуда я тебя больше не пущу, — Рэми поднял удивленный взгляд и увидел залитое слезами лицо хранителя смерти. Он почему-то удивился... Он и не знал, что Рэн умел рыдать вот так... не замечая своих слез. Что умел смотреть отчаянно, разрывая душу своей болью. На собственную боль сил уже не осталось.
— Поздно...
— Никогда и ничего не поздно! — прошипел Рэн, упрямо подхватив Рэми под руку и потащив куда-то в темноту, где разбивался осколками и шел трещинами тронный зал. — Хрен ты у меня умрешь...
Эпилог
Взмыленная лошадь влетела в двор поместья и, дрожа, как копанная встала между фонтаном и широкой лестницей, ведущей в главному входу. Отворились двери. Сбежал по ступенькам молодой юноша, схватил лошадь за повод, погладил вздрагивающую под ладонями, потную шею уставшего животного. Другой осторожно принял от всадника ношу — завернутую в плащ черноволосую девушку.
— Лия! — вскрикнула появившаяся на ступеньках женщина. — Что ты сделал с моей дочерью?
— Не здесь! — всадник тяжело спешился, оглянулся на прислугу и, забрав девушку, быстро поднялся с ней по ступенькам. Он влетел на второй этаж, в спальню Астрид, уложил Лию на одеяло и, повернувшись к невесте, быстро заговорил:
— Мы должны ее спрятать.
— Спрятать? — не поверила своим ушам Астрид. — Но от кого?
— Миранис, наследный принц Кассии — мертв. Повелитель — мертв. Твоя Лия — теперь жена умершего повелителя и мать наследника.
— Мой сын...
— Твой сын жив, но он — вождь Виссавии и понятия не имеет о ребенке. И так должно остаться. Так приказал Миранис.
— Не понимаю, почему ты так яро слушаешь своего принца! В Виссавии Лия будет в безопасности.
— Потому что я защищаю сейчас своего будущего повелителя, Астрид. Которому нечего делать в чужой стране. Ребенок Лии принадлежит Кассии, а не Виссавии! Поэтому собирайся. Мы уезжаем. И мне некогда слушать твоих возражений.
Арман усилием воли заглушил в себе крики совести и резко открыл дверь. Аланна, бледная, безучастная, стояла посреди спальни в длинном, усыпанном драгоценностями платье. Ее хариба, молчаливая и столь же бледная, как и хозяйка, закачивала собирать волосы арханы в высокую прическу, украшая ее алмазными звездами.
— Моя повелительница, — опустился Арман перед Аланной на колени.
— Не смей, — прошептала она. — Хотя бы ты не смей меня так называть.
Арману очень бы хотелось ей помочь, но он не мог помочь даже себе. Не мог до конца поверить, что в один день потерял и лучшего друга, и брата.
— Виссавия нашла себе нового вождя, — тихо сказал он. — Нериан пока в глубоком трауре по вождю и Рэми.
— Они обещали его спасти...
— Но даже виссайцы не могут всего...
Арман вспомнил, как сегодня утром отдавал в руки чужого человека сестру, которая уже не просыпалась несколько дней, находясь под действием успокаивающих зелий. Помнил, как ему предлагали поехать с Лией, но, поразмыслив, Арман ответил:
— Я нужен Аланне.
Аланна, сама того не знала, была всего лишь заменой еще неродившемуся повелителю. Эта хрупкая девушка должна будет потерпеть, пока ребенок не обретет телохранителей, власть и не встанет на ноги. А он... должен сделать все, чтобы Аланна до этого дожила.
— Алкадий пока не появится, — вспомнил Арман слова черноглазого виссавийца, Рэна. — А если появится, то справиться с ним сможет любой из высших магов. Пока один дух-гралеон в нем не возьмет вверх над другим, у нас есть время.
— Вождь окрепнет, обретет свою полную силу и встанет против Алкадия.
— Кто этот новый вождь? Вы говорили, что у Элизара нет других наследников, а теперь так легко нашли замену Рэми?
— Это не было легко и это дорого нам всем стоило, — в голосе Рэна промелькнуло искреннее сожаление. Но что Арману за дело до переживаний виссавийца?
— Станет ли ваш вождь защищать Кассию? — усмехнулся горько Арман. — Или как Элизар скажет, что ему все равно?
— Станет. Не сомневайся. Вы должны же пока... сохранить жизнь вашему наследнику.
— Вы не можете справиться с Алкадием.
— Мы найдем способ, — тихо ответил Рэн, и Арман ему почему-то поверил.
— Но пока вы должны справляться сами.
— Ты называл себя другом моего брата, — прошипел Арман. — А подставляешь его невесту под удар!
Рэн отвернулся:
— Я понимаю ваш гнев, Арман. Но... у меня сейчас нет другого выхода. У нас всех нет. Пока вождь не окрепнет, он не может покидать стен Виссавии. И мы не воины. Мы целители. Мы созданы исцелять, а не убивать.
Арман еще долго стоял на крыльце и слушал, как неистово барабанит дождь в крышу. Он вдруг поймал себя на мысли, что понимает виссавийцев... но кому же от этого легче?
— Может, я и не сильный маг, — сказал он, смотря в затянутое тучами небо. — Но я буду бороться до последнего.
Рина не вставала с колен весь день, вознося богине одну молитву за другой. Она не могла сделать ничего большего, а сидеть бесчинно и слушать, как плачет над Виссавией ветер, было выше ее сил. Она даже не осмеливалась рыдать над телом умершего брата, она хотела лишь одного... чтобы с Элизаром не ушел и Рэми.
В маленьком храме было совсем тихо. Увядали рядом со смертным ложем цветы, белоснежные одежды вождя мягкими складками опускались до самого пола, горели в головах ложа испускающие сладкий аромат светильники. Виссавийцы один за другим подходили к умершему вождю, опускались перед ним на колени, и, произнеся короткую молитву, отходили в тень. Прощались. Рина вот не могла найти в себе сил встать и отойти... потому что знала, что брата она больше никогда не удивит.
— Нериан будет жить, — прошептал кто-то за ее спиной.
Рина облегченно выдохнула, она уже и не надеялась услышать этих слов.
Три бесконечно долгих дня провалялся вождь в горячке. Три дня порывался встать и звал Мираниса, и три дня рвали целители одну за другой узы, связывающие телохранителя с принцем...
— Ты должна решиться, — прошептал все тот же голос.
Рина посмотрела на стоявшую рядом с смертным ложен Элизара Калинку. Почему решать должна она? Почему не вдова брата? Только потому что Калинка — кассийка и... "не поймет"? Но и Рина, сказать по правде, не понимала.
— Мой муж этого хотел, — сказала вдруг жена брата, оборачиваясь к Рине. — Твой брат хотел, чтобы он забыл...
Рина сглотнула. Значит, Калинка все слышала? Наверняка, не сильно-то ей легко, в чужой стране, рядом со смертным ложем единственного человека, кто ее в Виссавии понимал. Может, даже любил. Решившись, Рина встала с колен, подошла к невестке, и крепко ее обняла за плечи:
— Он ушел, — затряслась в рыданиях Калинка. — Я знала, что он уйдет... но... не так... быстро...
— Вы должны решиться, — вмешался в рыдания женщины тихий голос.
Рина обернулась к Араму. Мы должны решиться? Не она одна, а вместе с Калинкой? Арам, наконец-то, принял жену отца и ее власть в Виссавии?
