— Лёль, а хочешь я тебе кухню поменяю? — предложил он, открывая и закрывая дверцу шкафа над головой.
Оля вытаращилась на него, в красках представляя реакцию отца, и резко замотала головой.
— Ну почему? Это просто, быстро и недорого!
Хозяйка продолжала мотать головой, проглотив язык, кажется, уже окончательно.
— Хотя можно только фасады, шкафы-то ещё нормальные.
— Прости, но... не надо. Родители каждую неделю приезжают проверять, как я им объясню?
— А что родители? Будут против? — Лёшка нахмурился.
— Нет, не то чтобы против... но что я скажу? Кто это сделал? На какие деньги?
— Скажи, что парень твой помог, если женихом представлять не хочешь...
Звук, который издала Оля, нельзя было назвать смешком. Скорее хрюкнув от несовпадения их мыслей о данном именовании, она скрючилась на табуретке и пару минут давилась смехом.
— Что? Чем это смешно? Разве я не могу помочь?
— Нет-нет, прости, это истерика, — Оля испугалась появившегося на Лёшином лице выражения. — Понимаешь, мой отец очень серьёзно подходит к званию "парень моей дочери", до сих пор кастинг никто не прошел.
— Я хотел бы попробовать, а вдруг ты согласишься? Или ты против?
— Пойми, дело не в том. — Она набрала побольше воздуха для храбрости. — Я-то "за". Но не хочу тебе лишних проблем. Он же тебя всерьёз будет спрашивать, готов ли ты заботиться и отвечать за меня. Что-то в этом духе. Содержать беременную. Я понимаю, что ты о таком не думаешь и тебе это не нужно, вот и... удивляюсь, что ты настаиваешь.
— Вообще-то думаю. Я не очень понимаю, чего ты боишься, это естественные мужские вопросы. И я, конечно, с ним согласен. Ты же девушка, разве можно иначе?
— Наверное, — Оля переняла серьёзный тон и тщательно взвешивала слова. — Я почти не общаюсь с ребятами и думала, что об этом никто не думает. И не готовы к подобным вопросам. Ты совершенно особенный, мне кажется, ты понравишься отцу. Но... я боюсь...
— Ты не веришь мне? Ты всё-таки против?
— Верю! — порывисто кивнула она. Наверное, если бы в Олиной жизни не появился Эд, она никогда бы не сказала следующую фразу. И не столько из-за стеснительности, сколько из страха оголить перед другим собственные чувства, в которых не так уж уверена. Но сейчас она была убеждена в своём желании, а Эд как-то исподволь приучил её говорить правду сразу. Так что она сжала кулачки и куда-то в них, покраснев, призналась. — Я буду счастлива, если ты всё это говоришь всерьёз.
— Лёль! — Лёшка подхватил её со стула, прижал и зарылся носом в волосы, благо между табуретками и так оставался один шаг. — Я начал думать, что совсем тебе не нужен.
— Нужен, очень-очень, — пробубнила она, зарываясь носом под отворот свитера и чуть не падая от головокружения. — Но вдруг ты найдёшь кого-то получше? И что я буду делать тогда? Ты же меня совсем не знаешь... может, подождём?
— Нет уж. Я тебя знаю достаточно. Поэтому лучше сделать наоборот, сказать всё побыстрее, и пускай привыкают!
— Откуда это ты меня знаешь? — Она покрепче сцепила руки за его спиной, мечтая никогда больше не отпускать.
— А с кем я учился весь прошлый год? Ты любишь грызть твёрдые зелёные яблоки, носить тёплые огромные свитера, всегда берёшь карандаши без резинки, и всё время на переменах что-то рисуешь в блокноте и во всех тетрадках таскаешь с собой клячки. Я думаю, что не любишь другие стёрки, да?
— Не люблю. А я о тебе кроме Вади почти ничего не знаю... расскажешь?
— Всё, что хочешь. Между прочим, про свёклу никто, кроме тебя, не знает. Даже моя мама.
— И Вадька не знает?
— Нет.
— Всё-таки скажи, — Оля отодвинулась, но для верности вцепилась в свитер и подняла глаза, — почему ты раньше ничего не говорил? Не подходил?
— Лёль, ну как я мог тебе что-то сказать, если у меня была... невеста, мы же собирались пожениться. Я наблюдал за тобой, и всё. Просто для собственного удовольствия.
— И всё-таки, почему вы тогда не поженились?
— Родители просили не торопиться. Катя закончила в этом году училище, мы собирались после зимней сессии расписаться и поехать в горы на каникулы, вроде как небольшое свадебное путешествие. Зачем тебе это?
— Мне непонятно, поэтому я боюсь, — произнести это всё-таки стоило очень больших сил.
— Чего?
— Что... что ты меня тоже бросишь, а я и не узнаю, — совсем шёпотом пояснила Оля.
— Лёль, это она меня бросила!
— Так, что бабушка об этом не знала?
— Это мой косяк, я думал, что раз мы не встречаемся больше, то всем всё понятно. А оказалось, что мы все неправильно друг друга понимали.
— А если вы помиритесь? Я буду опять не нужна? — Посмотреть в глаза сил не нашлось, но Лёша сам решил эту проблему, — взял её лицо в ладони и заглянул в них сам:
— Пойми, если бы я встретил тебя раньше, у нас с Катей ничего бы не было!
— Точно?
— Абсолютно.
— Ладно.
— Что ладно?
— Я тебе верю, я больше не буду...
— Что, загоняться на тему моей бывшей невесты? Точно не будешь?
— Нет, не буду. Честно-пречестно! Забыли! — Оля улыбнулась и внимательно вгляделась в обеспокоенные голубые глаза. Кажется, первый штрих на её чистом листе получился чётким и настоящим.
Лёша смотрел твёрдо и открыто, но небольшая морщинка между бровей всё-таки объяснилась:
— Единственное, чего я никогда не смогу простить — это предательство. Поэтому можешь вообще больше никогда не вспоминать о том, что у меня было раньше. Ты понимаешь?
— Думаю... да, хотя мне повезло, что я с подобным никогда не сталкивалась. Лёш, поздно уже очень! Тебе же домой нужно...
— Сперва скажи, когда поедем к твоим родителям, — непримиримо насупившись, совсем как Вадька, потребовал Лёша.
— Когда? Прямо сразу, что ли? Не в будний же день! Туда-обратно в Зеленоград — это полдня!
— Так, ты согласилась, что я теперь твой парень? Или я неправильно понял?
— Если ты хочешь...
— Опять?
— Да, да... согласилась!
— Моя осенняя девочка. — Он положил руки на её локти и сбежал до ладошек, крепко их прижав. — Прячешься, да? Ну, так когда?
— Вот упёртый. Я езжу к родителям по субботам. В эту ты занят, значит в следующую? Или через пару недель? Подойдет?
— Подойдет, только в эту. Я её и так освободил, отвезу Вадю в театр к двум, и можно ехать.
— А обратно он как?
— Да бабушка же заберёт.
— Хорошо, но... далеко же.
— Не страшно. А хочешь, встретимся в метро и вместе его отведём? Вадя будет рад тебя видеть.
— Да я тоже буду рада, давай так, и мне спокойнее... Так, езжай уже, завтра целый день в институте торчать.
— Угу, — Лёша наклонился за поцелуем. — До завтра?
— Спокойной ночи. И напиши смс-ку, что доехал, я же не усну.
— Тогда придется уходить быстрее, а то ты тоже не выспишься. И Эд твой всё равно дома... Так, хорошей ночи, и обещай больше ничего не бояться!
— Ничего?
— Совсем ничего, у тебя ведь теперь есть я.
— Я попробую, но мне нужно привыкнуть.
— Привыкай побыстрее.
Сколько можно целоваться, расставаясь на одну ночь? Минимум по четверти часа на кухне и в прихожей и полчаса за дверью у лифта, благо в двенадцать ночи там никто не бродит.
...
Четыре утра — слишком рано. Оля уткнулась в подушку и, подложив телефон под щеку, промечтала о новом свидании ещё два часа. Но и в шесть часов — всё ещё рано вставать. Вот всегда у неё так: перед экзаменами, первым сентября или днем рождения — никак не может дождаться звонка будильника.
Проворочавшись ещё с полчаса, она таки перевернулась вместе с раскладушкой на пол. Мягкое покрытие притушило звук, но она всё равно вслушалась, не помешала ли Эду. Что он не обратил внимания — это вряд ли. Значит, не считает нужным воспитывать. Вот и хорошо, ей и так неплохо.
Ленясь подняться с пола, спелёнутая одеялом Оля пристроила под ухо уголок одеяла, забавляясь новым ракурсом комнаты, пялясь на позабытые под столом бумажные рулоны. От попытки вспомнить, что же на этих ватманах, отвлек въедающийся в щёку химический ...привкус. Нос возмутился громким чихом, пока хозяйка осознавала, что вонь растворителя идет от ковролина, и Оля невольно посочувствовала эльфу, начавшему знакомство с нашим миром, с такого кошмарного запаха. Теперь же и ей казалось, что вонь наждаком обдирает слизистую носа, губ и щек, проникая куда-то глубоко, до кости, чуть ли не в мозги.
Она зажмурилась, выползла из-под "крыши" раскладушки и снова от души чихнула. Пришлось вставать. Складывая свою временную кровать, окончательно проснулась и вспомнила, что под столом валяются наброски героев "Десятого королевства", а ватман, вообще-то, был куплен для курсовика, к которому она так и не приступала... Усевшись в обнимку с подушкой за стол, она покатала босой ногой кусочек "прошлой жизни", всего-то месячной давности. По всему выходило, что она не только напрочь забыла о рисунках, но и на фанатские посиделки не заглядывала, и даже на ДреамВордс обновления не смотрела, а ведь это один из любимейших сайтов. Она хмыкнула — про неё никто за это время не вспомнил и не написал на почту. Вот такая она невидимка. Похоже, знакомство с Эдом здорово выбило из неё дурь. Надо сказать спасибо и, пожалуй, отнести на полку в ближайшем Старбаксе фэнтезийные книжки — теперь она их перечитывать уж точно не будет. И все же эти наброски сказочных героев вызвали какое-то тянущее ностальгическое сожаление, как взгляд на любимую куклу — сродни тому чувству потери уютной норки, где никто не найдет и не достанет. Чувству, которое недавно настигло её в квартире родителей.
— И ведь не повзрослела же, ну ни капли. Желание пускать мыльные пузыри на пару с Вадей никуда не делось, — вздохнула она в любимую подушку. Да, все мысли занимал Лёша, но Вадька был неотъемлемой его частью и довольно часто вспоминался сам по себе. С мелким она чувствовала себя совершенно свободно и так просто, как, наверное, не чувствовала бы себя и с родным братом. Оля совершенно искренне восхищалась мальчишкой — сама она никогда не решилась бы и на половину вытворяемого им, и тем более на защиту кого-то старшего. И от этого поступка, когда он, едва не выпрыгивая из куртки, кинулся её защищать, становилось настолько тепло, что хотелось сделать для него что-то хорошее, важное... если уж она не способна восстановить эту самую справедливость, то хоть помочь чем-то...
Хмыкнув над своими желаниями: сама-то ещё месяц назад сбегала от реальной жизни в фэнтези и сказки, — она, задвинув раскладушку за кресло, осмотрела лежбище, предоставленное настоящему герою из грёз. Диван радовал аккуратно сложенным пледом, а из альбомов эльф построил две аккуратные вавилонские башни почти под потолок. Пришлось влезть на диван и переделать конструкцию в четыре менее величественные колонны.
На кухне обнаружилась привычная картина: Эд перебирал каменные бусины, а рядом лежала памятка, запомнившаяся ей янтарными камушками на углах, которую он ненадолго давал ей подержать. Почему-то её он вытаскивал реже остальных.
— Постой-ка. — Оля моргнула, а эльф уже не сидел около окна, а бесшумно кружил вокруг неё, обдавая тёплыми полуприкосновениями: пальцы его замирали на расстоянии ладони от её лица, волос, тела, словно перебирая невидимую пушистую шёрстку.
— Что это с тобой произошло? — В спокойном вопросе проскальзывали удивлённые нотки.
— А что такое? — скосила она глаза на безупречные пальцы, пощекотавшие вылезшие из ночной косы завитки около уха.
— Тебе холодно?
— Нет... — Оля прислушалась к себе. И правда, она, вечная мерзлячка, не испытывала никакого желания натянуть теплые носки или накрутить на шею длиннющий шарфик. И её кожа — тонкая, суховатая, шелушащаяся, налилась не обдирающим раздражением, а просвечивающим изнутри розовым светом. — Ой. А как это?
— Любопытно. Ты отдаёшь, но не теряешь. Вернее, не успеваешь терять, постоянно возобновляешь поток. Но так не может быть долго! Не понимаю...
— Тебе подарить? — Она протянула руку, приглашая принять от нее дар и ощущая, что и Эда окружает мягкое тепло, уютное и спокойное. — А ты тоже тёплый! Я не знала!
— Ты и так даришь сейчас, всем вокруг. — Он аккуратно перевернул её кисть, подул на согнутые пальчики и проследил за чем-то невидимым для неё. — Однако... вы можете ощущать любовь. И даже бескорыстно делиться. Это ты и ощущаешь как тепло от меня. Родственную энергию.
— Тоже мне открытие, — фыркнула Оля, смущенная каким-то слишком интимным тоном гостя, вытянула из его пальцев свои и отвернулась, быстренько закопавшись в холодильник. — Будешь творог? Или яблоко?
— Яблоко, — и тихим размеренным тоном продолжил: — А для меня это открытие. Я первый раз столь близко общаюсь с людьми и до сих пор ничего подобного не видел. Это... многое меняет.
Выглянувшая из-за дверцы Оля заметила, что он с пиететом, чуть ли не благоговейно провёл подушечками пальцев по той самой памятке.
— Вот твоё яблоко, самое зеленое и самое большое. — Она сполоснула и выложила перед ним на тарелку обещанное. — Не грусти, пожалуйста, всё ведь хорошо?
— Да, конечно. Я не грущу, я думаю. — Он, с той же тёплой улыбкой, посмотрел на неё, и Оля заробела — не могло быть у этого едкого перворожденного таких нежных улыбок для нее. — Испугалась?
Она кивнула:
— Немного...
— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Просто излучение чистой любви, пусть не любви Создателя, а человеческой, для нас как... ну, как лучшее удовольствие. Спасибо.
— Да... да, пожалуйста... — растерялась Оля. И тут вспомнила некстати... или как раз кстати про угрозу Анжелы.
— Эд, э-э-э... скажи, пожалуйста, а угроза демоницы... ну... не угроза, а обещание... полакомиться светлым, сломать его... она... то есть... можно с ней что-то сделать, не поддаться?
— Тебе она не страшна.
— Почему? Из-за браслета?
— Не только. Если будешь так излучать, она захлебнется. Мне-то того, что ты даёшь много, почти до эйфории, а я ведь состою из похожих структур. Демону же придется разрушить структуру, прежде чем добраться до твоей энергии. С любым упорядоченным светлым у них будут сложности в любом мире. А уж у вас, где тёмным запрещено действовать напрямую, тем более.
— Что значит упорядоченным? Я упорядоченная? А Лёша?
— Ты упорядоченная. Больше внутренне, чем внешне. — Кажется, это первый раз, когда он что-то объяснял с умилённым выражением лица. Оля почувствовала себя щенком, впервые принёсшим хозяину палку.
— Как это?
— Внешняя структура — это структура мира, общества. Если бы ты жила совсем одна, но в светлом мире, то ты всё равно была бы защищена самой его структурой от разрушительных энергий. Поэтому демоны и не могут в одиночку приходить в светлые миры — просто растеряют всё накопленное, а сами ничем не разживутся.
— Что, вообще не могут прийти? Ты же говорил, если как человек, то можно...
— Можно, а толку? Они ж ничем поживиться-то не смогут. У вас же мир нейтральный, то есть существуют некие структуры — государства, семьи, которые трудно разрушить одному тёмному. Ты в них слабо вплетена, но всё же не одиночка. И собственную свою структуру, внутреннюю, ты рядом со мной усложнила. Так что не думаю, что все это вместе кто-то осмелится сломать.
