Шестеро танцовщиц образовали круг с двумя своими подругами в центре.
Музыка стала более медленной и мелодичной. Плавно покачиваясь, девушки двинулись друг за дружкой, наклоняясь наружу круга гораздо сильнее, чем внутрь, от чего создавалось впечатление то и дело раскрывающегося цветочного бутона.
А те, кто в центре, встав спина к спине, принялись довольно синхронно перебирать поднятыми вверх руками, изображая то ли водопад, то ли языки пламени.
Смотрелось красиво, но, на взгляд искушённой ученицы циркового колледжа, на уровне районного дома культуры или, в крайнем случае, какого-нибудь регионального конкурса.
В танце участвовали только руки и верхняя часть тела. Задрапированные длинными юбками ноги лишь плавно перемещали своих хозяек по площадке, создавая впечатление "скольжения", но не выделывали никаких "па".
— Прелестно, — тихо пробормотал Ино, качая головой. — Одинокая Цапля и Лёгкий Ветерок неповторимы. Никто в Букасо не способен двигаться так грациозно. Хотя в столице вы, Хваро-сей, наверное, видели и более искусных танцовщиц?
— В этих девушках есть своя неповторимая прелесть, — также тихо ответил барон.
— Женщина подобна розе, — глубокомысленно заметил его собеседник. — Прекрасна только в пору цветения. Но после того, как опадут лепестки, остаётся только колючий куст, и никакой красоты.
— Со временем всё меняется, Ино-сей, — усмехнулся молодой человек. — И женщины, и мужчины.
— Это так, — вроде бы согласился дворянин, однако тут же продолжил: — Только благородный муж всегда прекрасен, потому что красота его не столько внешняя — чувственная, но и внутренняя — нравственная. В молодости мужчина красив силой и храбростью, в зрелости к ним прибавляется высокая мораль, а в старости — ещё и мудрость с великими свершениями.
— Но без женщин не было бы и мужчин, — с улыбкой заметил молодой человек, разливая вино.
Музыка вновь замедлилась, сделавшись тягучей, словно сгущённое молоко. Шестеро танцовщиц расширили круг, а солистки закрутились на месте, всё ещё продолжая прижиматься спинами друг к дружке.
Подолы верхних юбок чуть поднялись, приоткрывая нижние юбки ослепительно белого шёлка и быстро переступавшие маленькие, аккуратные ступни в ярко-алых, расшитых серебряными блёстками башмачках.
— Только этим и можно оправдать их существование, — сказал Ино. — И вы, Хваро-сей, рано или поздно тоже поймёте это.
Осушив чарку, он одобрительно кивнул и отправил в рот солёный грибочек.
— Сейчас вы молоды, и каждая красотка кажется вам верхом совершенства. Но на самом деле это лишь лепестки, внешняя оболочка, под которой только пустота и глупость.
— Хотите сказать, что все женщины дуры? — рассмеялся барон, поддев вилкой кусочек холодного, варёного мяса.
— За редчайшим исключением, — подтвердил собеседник. — Вроде государыни Есионо, которые рождаются раз в сто лет, а то и реже. У остальных ума меньше, чем у курицы. Как эта птица не способна к полёту, так и женщина не способна воспарить над обыденностью, потому что ей совершенно чужды любые высокие стремления.
Чем дольше Платина слушала его разглагольствования, тем ярче разгорался в душе жгучий уголёк раздражения.
По молодости лет Ия никогда не задумывалась над проблемами "гендерного равенства" и часто смеялась, читая в Сети об очередных вывертах сознания "радикальных феминисток". Однако, оказавшись в обществе, где женщина, если и не сведена до уровня "бессловесной слуги", то находится где-то рядом, она чувствовала себя очень неуютно.
Её мироощущение, формировавшееся в иной действительности, всеми силами противилось подобному отношению себе. Поэтому приходилось постоянно "ломать" своё "я", притворяться, стараться смотреть на окружающую реальность как бы со стороны, день за днём возводя вокруг души нечто вроде "защитной оболочки". Осознавая невозможность изменить этот мир, она отчаянно пыталась с ним хотя бы примириться.
Но всякий раз, когда это, казалось бы, почти получалось, местная действительность поворачивалась к ней новой, но всё столь же отвратительной гранью и, пробив "защиту", больно царапала душу.
"Неужели Хваро тоже так думает? — гадала девушка, искоса наблюдая за ним из-под приспущенных век. — А как же ему ещё думать, если их здесь с детства так воспитывают? Но он всё-таки спросил, хочу ли я за него замуж, а не пошёл сразу к приёмному папаше?"
— А вот это мне особенно нравится, — неожиданно прошептал Ино, не отрывая взгляда от площадки, где в руках у танцовщиц откуда-то появились белые веера. Они синхронно открывали и закрывали их, пряча густо накрашенные лица. А солистки с помощью этих опахал пытались изобразить что-то похожее на полёт двух бабочек.
"Почему у неё "крыло" оторвали? — растерянно подумала Платина, крайне возмущённая подобной жестокостью. — Вот же-ж! У них здесь даже танцы садистские!"
— Глядя на них, — мечтательно проговорил пожилой дворянин. — Я вспоминаю наш сад в пору цветения.
"Так это цветочные лепестки, а не бабочки! — догадалась Ия. — Вот и разбери, про что они тут пляшут?"
Энергично жуя последний пирожок, она машинально огляделась и заметила, как в их сторону, пригнувшись, направляется мужчина в куртке слуги.
"Это ещё за кем?" — насторожилась Платина.
— Господин Ино? — остановившись в трёх шагах, поклонился мужик.
— Чего тебе? — недовольно вскричал тот.
В их сторону тут же устремились недовольные взгляды зрителей.
В этот момент одна из солисток запела сильным, звонким голосом:
С веток осыпав цветы,
Ветер пронёсся и стих.
Из лепестков за окном
Белый сугроб намело.
Знаю, как только начнут
Бегонии дружно цвести,
Значит, расстаться с весной
Грустное время пришло.
Чаши из яшмы пусты,
Песни умолкли давно.
Свет фонаря то горит,
То исчезает на миг.
Даже во сне совладать
С грустью не суждено!..
Где-то далеко в ночи
Птицы пронзительный крик.
Недовольно поморщившись, Ино знаком велел собеседнику приблизиться.
Подойдя вплотную, слуга что-то прошептал на ухо гостю.
— Передай, что я сейчас приду, — приказал тот, и когда посыльный, кланяясь, отошёл, полушёпотом обратился к барону:
— Простите, господин Хваро, но я должен вас оставить. Даже в этом чудесном месте нельзя спрятаться от дел.
— Понимаю, Ино-сей, — поднявшись, коротко поклонился молодой человек. — Спасибо за то, что поделились своими наставлениями.
— Это мой долг, Хваро-сей, — отвесил ответный поклон собеседник. — Ваш отец был и моим другом.
После обмена любезностями старший из дворян направился куда-то за дом в сопровождении слуги, а младший вопросительно посмотрел на свою спутницу.
Певица как раз закончила свою песню, а танцовщицы, вновь сбившись в плотную группу, устроили что-то вроде игры в "ручеёк".
Ия подошла ближе.
— Как тебе здесь? — еле слышно поинтересовался барон.
— Представление понравилось, а вот ваш знакомый — не очень, — так же тихо честно призналась она, посетовав: — Мне пора, в прошлый раз я так долго не гуляла.
— Дождёмся конца? — предложил молодой человек, кивком головы указав на танцующих.
— А ещё долго? — озабоченно спросила девушка.
— Не знаю, — честно признался Хваро, протягивая ей кусочек варёного мяса. — Судя по всему, нет.
— Тогда подождём, — согласилась Платина, рассудив, что внезапный уход может привлечь внимание.
Пройдя извилистой змейкой по вымощенной камнем площадке, танцорки одна за другой поднялись по лестнице и скрылись в доме.
Когда за последней закрылись оклеенные бумагой створки, музыка смолкла, и благодарные зрители разразились аплодисментами.
Кое-кто из сидящих за столиками начал подниматься. Ия отыскала взглядом господина Тихаво. Тот и не думал вставать, продолжая лениво беседовать со своими приятелями. Похоже, Хваро их уже не интересовал.
— Пойдём, — раздался над ухом знакомый голос молодого человека.
Девушка вздрогнула и послушно заняла место у него за спиной.
У ворот их встретила всё та же женщина. Нос у неё побелел ещё сильнее, но улыбка всё также светилась радушием.
— Уже уходите, господин барон? — спросила она, кланяясь.
— Да, — подтвердил тот. — К сожалению, сегодня я не могу задержаться.
— Как вам понравился танец, господин барон? — задала новый вопрос собеседница.
— Он великолепен, — сухо ответил Хваро, отвязывая от пояса кошелёк.
— Значит, я могу сказать девушкам, что вы довольны?
— Можете, — подтвердил молодой человек, протягивая ей три серебряные монетки.
— А господин Тихаво остаётся? — поинтересовалась женщина, с поклоном принимая деньги.
— Да, — кивнул юноша. — Но считайте, что за его вход я уже заплатил.
— Спасибо за щедрость, господин барон, — с поклоном поблагодарила собеседница.
Появившийся из-под навеса слуга торопливо распахнул створки ворот. Стоявшие снаружи охранники склонились в глубоком поклоне.
Удалившись шагов на двадцать от "Гнезда соловья на ветках сливы", снедаемая любопытством, Платина не выдержала:
— Господин Хваро, а кто-такой господин Ино? Ну, кроме того, что он друг вашего отца.
— Зешо Ино — рыцарь, — понизив голос, сообщил молодой человек. — Его замок в двадцати ли к северу от Букасо.
— Значит, петсора туда не дошла, — полувопросительно, полуутвердительно пробормотала Ия, мысленно прикидывая расположение земель друга покойного барона Хваро.
— Вы правы, — согласился собеседник. — Но одну его деревню всё же сожгли вместе с жителями.
— Как так?! — невольно вырвалось у вздрогнувшей от ужаса девушки. — Вы же сказали, что болезнь туда не дошла?
— Говорили, что там нашли не то одного, не то двух заболевших, — сурово хмурясь, пояснил барон. — Наверное, кто-то из них тайком пробирался за "стену мечей", где и подхватил заразу.
Платина хотела спросить про "стену мечей", но, вспомнив недавний рассказ спутника, по смыслу догадалась, о чём идёт речь, и решила лишний раз "не тупить".
— И из-за этого сожгли целую деревню? — Ия поёжилась от услужливо подкинутых памятью воспоминаний о трагедии на маноканской дороге.
— Воля Сына неба священна для любого жителя Благословенной империи, — наставительно объяснил барон, обменявшись поклоном со встречным дворянином. — Указ запрещает покидать города и деревни, а крестьяне его нарушили. Иначе, как они могли заболеть? Или вы не знаете, что петсора передаётся от больного человека к здоровому?
— Госпожа Сабуро говорила, — ответила девушка, держась за его правым плечом.
В очередной раз подивившись местным порядкам, она не стала развивать эту тему.
Сейчас её интересовало совсем другое. Вот только Платина не знала, как начать нужный разговор. Да и место для него посчитала не слишком подходящим.
Терпеливо дождавшись, когда они удалятся на приличное расстояние от улицы Тучки и Дождя, Ия наконец решилась задать вопрос, уже давно рвавшийся у неё с языка.
— Господин Хваро, а вы тоже считаете женщин ни на что не годными дурами, у которых ума меньше, чем у курицы?
— Нет, конечно, — как-то нервно рассмеялся собеседник. — Вы слышали наш разговор с господином Ино? Так он и его семья известны строгостью нравов и приверженностью к старине, хотя и стали землевладельцами уже после воссоединения. Вы заметили, что он даже развлекаться в заведение пришёл в старинном сикимо, а не в халате, как сейчас принято? Не принимайте его слова близко к сердцу. В наше время никто из образованных людей уже не разделяет подобных взглядов.
— А что вы сами об этом думаете? — продолжила настаивать девушка.
— О женщинах? — уточнил барон.
— Да.
— Думаю, что они просто сильно отличаются от мужчин, — размеренно заговорил молодой человек. — Женщины во многом по-другому думают, иначе осознавая и оценивая окружающий мир. Вот эту разницу в восприятии некоторые мужчины и принимают за глупость. Только вряд ли глупцов среди женщин больше, чем среди мужчин. Просто они лучше прячутся, при каждом удобном случае принимая важный вид.
Платина прыснула.
— Поэтому не обращайте внимания на высказывания господина Ино, — продолжил собеседник, понизив голос почти до шёпота. — Скажу по секрету, он из тех людей, у которых в животе нет ничего, кроме печени.
— А почему именно печени? — озадаченно спросила Ия, вызвав нешуточное недоумение у собеседника.
— Как?! — тот даже остановился и удивлённо посмотрел на неё, потом сочувственно покачал головой. — Вы даже это позабыли!
— Чего такого важного я забыла? — насторожилась девушка.
— Все знают, что именно в печени собирается всё самое плохое в человеке: злоба, зависть, ревность, ложь. Припоминаете?
— Теперь вроде бы да, — осторожно кивнула Платина. — Кто-то мне об этом уже говорил.
— Я рад, что помог вам вернуть ещё один кусочек памяти, — улыбнулся молодой человек и продолжил: — Думаю, что если бы женщинам разрешили сдавать государственный экзамен, многие из них могли бы служить чиновниками.
"Надо же, какой у меня будет продвинутый супруг, — усмехнулась про себя Ия, которой уже изрядно надоело читать и слушать всякую нелепицу о представительницах своего прекрасного пола. — Прямо феминист".
— Почему образованные и благородные люди империи не стыдятся восхищаться творчеством художниц и поэтесс? — словно бы не для неё, а рассуждая сам с собой, продолжал спутник. — Но никому не придёт в голову позволить женщинам учиться в Гайхего?
— Не знаю, господин Хваро? — пожала плечами девушка.
— Женщин считают недостаточно умными, — собеседник, однако, её, кажется, даже не услышал. — Но почему-то именно им доверено вести домашнее хозяйство, и это у них получается.
— Вы меня очень сильно удивили, господин Хваро, — задумчиво покачала головой Платина, когда тот внезапно замолчал. — Только, кажется, большинство мужчин думают по-другому.
Парень вдруг снова остановился и пристально взглянул на спутницу. Он возвышался над ней всего на несколько сантиметров, но той почему-то казалось, что барон смотрит на неё с гораздо большей высоты.
— Не посчитайте мои слова пустым бахвальством, госпожа Сабуро, но таких, как я, действительно очень мало. Быть может, я вообще единственный.
У Ии лихорадочно заколотилось сердце, а по спине вновь забегали мурашки в ледяных башмаках. Если Хваро сейчас попытается её поцеловать, она точно не будет против.
Однако тот вместо этого с горечью сказал:
— Поэтому мне приходится многое скрывать и даже иногда соглашаться с тем, с чем я несогласен. Но вот с вами мне хочется быть откровенным.
— Почему же? — с замиранием сердца спросила девушка.
— Потому что вы тоже непохожи на других, — очень серьёзно ответил барон.
"Знал бы ты насколько", — мысленно усмехнулась Платина, с жадностью ловя каждое слово.
— Ещё в нашу первую встречу я почувствовал в вас какую-то тайну, — продолжил молодой человек, и его хрипловатый голос сделался ещё глубже, словно бы обволакивая собеседницу. — Быть может, вы ещё сами о ней не вспомнили, но она есть. Сегодня мне стало окончательно ясно, что вы другая. Поэтому я ещё раз прошу вас стать моей женой.
