Океан для империи

Именной Высочайший указ, данный правительствующему сенату:

5 апреля 1902 года.

Нашему статс-секретарю, государственному секретарю, министру-статс-секретарю Великого Княжества Финляндского, сенатору, действительному тайному советнику фон-Плеве Всемилостивейше повелеваем быть министром внутренних дел, с оставлением его в звании статс-секретаря и сенатора.

Коментарий

Из дневников Терещенко

Несостоявшееся убийство Сипягина и произошедшее вместо него убийство Витте имело многочисленные и разнообразные последствия.

Крупная буржуазия лишилась своего вождя и, в тоже время, важнейшего агента влияния в верхах империи. Штаб большого заговора был на время обезглавлен, действия заговорщиков неминуемо приняли хаотический характер. Так называемое "либеральное общество" среагировало весьма отрицательно на эту акцию эсеров, что привело к резкому оскудению финансирования этой организации. Если в нашей истории, после убийства Сипягина, эсеры получали 5-7 тысяч рублей пожертвований ежемесячно, то теперь они практически полностью лишились финансирования. В заграничных революционных кругах пошли слухи о провокационной сущности самой партии (наша резидентура Рейх тоже к этому приложила руку), о том, что эта партия чуть ли не создана департаментом полиции и ей финансируется. Эсеровский проект англичан явно оказался на грани краха.

По результатам проведенного нами в апреле анализа, мы могли ожидать от англичан два варианта действий в отношении эсеров. Они могли просто закрыть эту лавочку или же законсервировать ее, подкармливая напрямую небольшими суммами, полностью переключившись на бывший для них до сих пор резервным социал-демократический проект. Или же могли попытаться реанимировать эсеров, сделать еще одну попытку. В этом варианте апрельское покушение, однако, буквально вынуждало их организовать прямое финансирование из английских источников в довольно крупных масштабах — на деньги из России расчитывать больше не приходилось.

Несмотря на всю рискованность второго варианта и всю осторожность бритов, мы все же пришли к выводу о высокой вероятности именно второго варианта. Главной причиной тут был цейтнот, в котором они оказались — ведь русско-японская война была уже ими назначена на 1904 год, надежд же на крупный успех медлительного и инерционного по своей природе социал-демократического проекта в течение ближайших двух лет было мало.

Азеф, после возвращения из России, оказался распорядителем партийной кассы, и, таким образом, мы очень надеялись через него выйти напрямую на наших основных противников, буде они рискнут и начнут прямое финансирование.

С другой стороны, убийство министра дало правительству формальный повод принять более широкие охранительные меры, а резидентура Центр сделала все необходимое, чтобы эти меры были масштабными и направленными в нужное нам антибуржуазное и антилиберальное русло.

За апрель-май царское правительство:

Приняло решение о развертывании сети охранных отделений по всей стране (это было и в нашей истории, но, мера, конечно, правильная, хотя сама по себе и недостаточная);

Начало реорганизацию отдельного корпуса жандармов — было начато развертывание шести конно-жандармских дивизий, фактически внутренних войск для подавления возможных крестьянских и рабочих выступлений (все таки англичане будут развивать социал-демократический проект — никаких иллюзий в Малахите по этому поводу мы не испытывали);

В рамках МВД было создано главное управление каторжных лагерей ГУКАТ( дармовая рабочая сила была очень нужна на кругобайкалке, да и вообще в сибири);

Было серьезно ужесточено положение о наказаниях — ссылка и высылка отменялись, только каторга (нечего дармоедов кормить, пусть кирками на кругобайкалке машут), участники массовых беспорядков отныне отправлялись на каторгу все целиком, а не только зачинщики, для рассмотрения дел участников массовых беспорядков вводился ускоренный порядок судопроизводства (24 часа на вынесение приговора — а приговор теперь мог быть только один — каторга);

Принят закон о дисциплине на казенных предприятиях (забастовки запрещены, опоздания запрещены, невыполнение нормы, опоздание — увольнение);

Принят закон о личной ответственности работодателей за сохранение порядка на принадлежащих им предприятиях (рабочим забастовки на частных предприятиях при этом отнюдь не запрещались!), то есть, например, допустил забастовку с беспорядками на своем заводике — предприятие безвозмездно забирается в казну, сам же отправляешься с киркой в руках кругобайкалку строить;

И, наконец, создавался тайный Комитет Имперской Безопасности (КИБ) при канцелярии его величества, орган, координирующий работу разведки (и военной, и политической), контрразведки (всех ведомств), охранных отделений, жандармов, пограничной стражи — причем в случае введения чрезвычайного, военного или осадного положения этот комитет получал еще и чрезвычайные судебные права, а координируемые им ведомства и любые их подразделения переходили в его прямое подчинение.

Кстати, Олешко был назначен Лютиком (через царя, конечно же) на пост главы КИБ. Можно сказать, Леший стал первым государственным деятелем из состава Малахита.

В мае Плеве отправился в Москву и, поскольку Витте, который заступался за них в нашей истории, уже не было, преподал жесткий показательный урок московским промышленникам, которые попытались устроить пробу сил с правительством.

Гужон спровоцировал забастовку на своем предприятии, уволив нескольких рабочих-членов зубатовского профсоюза и отказываясь их восстановить. Реакция Плеве (старого юриста!) была формально вполне законной — завод был конфискован в казну, а Гужон выслан из страны (он был иностранный подданный — француз).

26 июля на совещание московских промышленников неожиданно явился адъютант генерал-губернатора Москвы Джунковский, и, в частном, так сказать, порядке, разъяснил собравшимся суть новых законов и каким именно образом и к кому конкретно правительство собирается их применять. А именно, откровенно пояснил, что правительство намерено совершенно по закону стирать в порошок только тех предпринимателей, которые вдруг вообразят себе, что интересы России им известны лучше, чем правительству.

Ораниенбаум

Трубицин (Лютик)

Весна-лето 1902 года

После моего неожиданного сразу на два чина повышения, меня пригласил к себе наш полковой командир полковник Белов. Из нашей беседы я вынес впечатление, что из чистого любопытства, что за птицу такую занесло ему в полк.

Похоже, в результате этой беседы он укрепился во мнении что у меня где-то в верхах рука — это он точно угадал, врядли только сумел представить себе КАКАЯ у меня в верхах рука. Поэтому в конце беседы неуверенно предложил мне должность батальонного адъютанта.

Я изумил его еще больше, попросив оставить меня в должности младшего офицера роты. Однако прозрачно намекнул, что надеюсь когда-нибудь покомандовать ротой.

У нашего ротного я выпросил себе поручение заняться боевой подготовкой личного состава — и занялся этим вовсю.

Кроме той тактики, которую предусматривал нынешний устав, я заставил наших охламонов ходить в атаки редкой цепью, совершать не просто марши, а марш-броски, учил их передвигаться по полю боя отделениями, перебежками. Пришлось им и поползать вволю и окопы рыть километрами, по методикам, которым здесь еще только предстояло сложиться. Наиболее смышленных и подготовленных обучал ведению разведки, снайперской стрельбе, ножевому и рукопашному бою. Метали гранаты, изучали только что поступившие в полк пулеметы и минометы.

С каждым моим занятием у нас прибавлялось зрителей. Сначала офицеры нашей роты, потом из других рот батальона, вскоре стали регулярно появляться из соседних батальонов и даже полкового штаба. В один прекрасный июньский день пришел и сам полковник, почти со всеми офицерами полка.

Накануне я сгонял моих охламонов в сорокакилометровый марш-бросок, поэтому сегодня было разгрузочное занятие — выдвижение бегом на 5 километров и отработка штурма хорошо укрепленной позиции — саму позицию мы соорудили неделю назад, отрабатывая тему "рота в обороне". "Зрители" сопровождали нас верхом, а я, как обычно, бежал вместе с ротой. Занятие проходило не очень гладко, бойцы еще не очень освоили тактику штурмовых групп, все время то опаздывали, то начинали слишком рано, мне все время приходилось возвращать их на исходную, заново объяснять и показывать, отрабатывать отдельные элементы. В итоге, это мне надоело, и, после того как второй взвод в очередной раз запоздал с выдвижением к проволочному заграждению, я построил роту и весьма эмоционально высказал им свое мнение об их интелектуальном уровне. После этого они тоже, наконец, разозлились и в общем более-менее грамотно сработали. Произошло это великое событие только часам к пяти вечера, я был зол на них, они на меня, и поэтому я погнал их в обратно в казармы опять же бегом, зловеще предупредив, что если кто не уложится в норматив, то рота сходит обратно на полигон церемониальным маршем и повторит попытку снова. Надо признать, в норматив они уложились и я их оставил в покое до завтра.

Полковник Белов отозвал меня в сторону и вежливо поинтересовался, на каком основании я мучаю солдат, проводя с ротой столь необычные занятия. Я не менее вежливо ответил, что мне тоже эти солдаты очень дороги, и на предстоящей войне я бы хотел сохранить жизнь как можно большему числу из них. Поэтому и учу их тому, как лучше воевать, используя свой личный военный опыт, наиболее современный на данный момент.

Поскольку в моем личном деле было залегендировано участие в англо-бурской войне, то полковник меня понял. После чего, столь же вежливо поинтересовался нельзя ли весь полк подвергнуть такой же подготовке.

Я ответил ему, что обучение солдат — задача их командиров, но, что я мог бы провести месячные занятия с офицерами полка, тем более, что мою роту можно использовать для демонстрации того, какой результат надо достигнуть.

Тогда полковник приказал мне временно (если уж я так держусь за должность младшего офицера роты) занять соответствующую должность в полковом штабе и заняться этим с завтрашнего дня.

На курских маневрах в конце августа наша дивизия входила в Южную армию Куропаткина. Полк в целом еще был с моей точки зрения обучен слабо, но даже в таком виде заметно выделялся среди остальных и был отмечен военным министром. Некрасов получил орден и сиял как пятак, я же был назначен командиром роты нового штата — началась реорганизация и нашей дивизии согласно плану, озвученному в феврале Сахаровым.

Так что моя "крыша" забирала довольно много времени, но это и было необходимо по плану. Отряд Малахит уже нанес серьезный ущерб британской тайной операции, довольно серьезно засветился при этом и поэтому логично было со дня на день ожидать начала их противодействия. Именно поэтому-то я, как руководитель Малахита, растворился в серой массе офицеров императорской армии, практически не выходя на личные контакты с агентами. Император и Игнатьев — вот и все те лица, кто мог опознать во мне малахитовца. После операции "Инженер" я поддерживал личный контакт только с Рахимовой — она стала связным между мной и теми единственными агентами Малахита, которые замыкались непосредственно на меня. Но кого могут удивить редкие и нерегулярные прогулки при луне офицера с красивой дамой?

Коментарий

Из дневников Терещенко

На Лешего, как на руководителя КИБ, свалилась такая масса дел, что Лютик передал в его распоряжение братьев Шумовых. Леший немедленно использовал их как инструкторов и сформировал в недрах корпуса жандармов две группы спецназначения — одну для Европы и другую для дальнего востока. Братья стали командирами этих групп, подобрали людей, натаскали их как следует. К 1903 году КИБ (и Малахит) располагали двумя отборными группами по 50 человек каждая, плохо вооруженными и оснащенными (по меркам 22 века), но оказавшимися довольно эффективными в условиях начала века двадцатого.

Группы были сверхтайными, их члены числились железнодорожными жандармами и финансировались КИБ напрямую. Леший категорически запретил проводить их через какие либо документы, все проблемы он решал лично, без использования аппарата КИБ. Таким образом, за исключением императора, никому больше даже не было известно о существовании этих групп.

В ходе курских маневров Куропаткин и другие начальники войск, предназначенных для дальневосточного театра, отрабатывали на практике управление дивизиями и корпусами новых штатов, формально еще не введенных. На этих маневрах бригады фактически выполняли роль дивизий, а дивизии — корпусов. Соответственным было и прохождение приказов.

Непосредственно после маневров в этих соединениях начался и формальный переход на новый штат и, с этого момента, в игру вступил КИБ. Непроницаемый занавес секретности упал на все войска дальнего востока, европейской части империи, предназначенных к отправке туда и на сибирскую магистраль. Офицеры и железнодорожные служащие перешли на казарменный режим, было запрещено почтовое сообщение со всеми вовлеченными в процесс воинскими частями, прекращено увольнение военнослужащих срочной службы в запас и выдача увольнительных. В каждой воинской части появились жандармские офицеры с широкими полномочиями по обеспечению секретности. Органы цензуры получили список объектов, лиц и воинских частей ("желтый список"), которые с этого момента не должны были даже упоминаться в прессе.

"Черные кабинеты" (органы, занимавшиеся перлюстрацией частной корреспонденции) получили аналогичное указание — изымать и не допускать доставки частной корреспонденции в которых есть какое-либо упоминание о объектах из "желтого списка".

Две только что сформированные жандармские дивизии начали зачистку будущего театра военных действий, интернируя всех подозрительных лиц в манчжурии и отправляя их в лагеря, обеспечивавшие рабочей силой транссиб.

Еще одна жандармская дивизия занялась той же самой работой на всем протяжении сибирской магистрали, на которой уже было прекращено пассажирское движение от Иркутска до Владивостока.

Ростов-на-Дону

Олешко (Леший)

Октябрь-ноябрь 1902 года

"ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА РОСТОВСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ ВЛАДИКАВКАЗСКОГО ЖАНДАРМСКО-ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ Ж. Д. О ЗАБАСТОВКЕ РАБОЧИХ ВСЕХ ЦЕХОВ ГЛАВНЫХ МАСТЕРСКИХ