— У вас есть уверенность, что победит справедливость?— прервал Сашку Сергеев.
— А вам, Алексей Иванович, известны бескровные рецепты в том, что грядет?
— Мне нет,— Сергеев откинулся в кресле и сунул руки в карманы.— Вам, думаю, тоже. Даже при вашем огромном интеллекте.
— Я не пророк. Всего нельзя предугадать. Только основные части, главные параметры. Это верно, всё отчасти, ведь составляющих тысячи в таком механизме, и каждая шестеренка соприкасается с соседней, а винтиков столько, что не счесть. Сейчас уже нельзя помочь без расстрелов, расстрелов показательных, при стечении народа. Ну, так пусть всё перемесится. Станет тестом. Оно будет расти. Медленно. Сдабриваемое горем, голодом, кровью, ненавистью к друг другу. А подрастет, огонь запечет выстраданное в муках. К тому времени в Кремле будут сидеть другие люди, которых нет у порога власти близко. И, насмотревшись на кровавую эту бойню, они сядут и договорятся в конце концов о стабильных системах управления в стране, чётко при этом разграничат полномочия. Это, в конечном итоге, даст возможность направить общие усилия на борьбу против банковско-финансовых монополий мира. Они — сволочи, но нам теперь не до них. Хотя они — конечная цель в отдаленном будущем. Ну, а главнейшая цель — человек. И каждый должен пройти этот кровавый курс обучения. Смерть возьмет многих. И плохих, и хороших. Но подыхающие в столкновениях будут умирать за правду. Каждый, при этом, за свою. Пусть. Мне горько от моих же слов, но я говорю: ПУСТЬ. Потом поймут, нахлебавшись слёз и крови, с обеих сторон, что правда — одна, а убивали они друг друга в угоду чьих-то корыстных желаний, и что это — маразм, мостить своими трупами дорогу для прихода к власти кого-то, неважно кого. Когда это поймут, тогда и обретут настоящую свободу, где каждый сделает свой выбор, не боясь выстрела в спину, в затылок. Это и будет победа.
— Сейчас главное для вас что?— Сергеев встал и, потянувшись, продолжил:— дать Генеральному вырулить в пропасть?
— Да. Это цель,— Сашка тоже поднялся.— Если его сожрут, то всё вернётся на круги своя, опять к тоталитаризму. А если окружающих его коллег распустить по личным интересам, наступит хаос. Знаете, лучше хаос, чем тоталитаризм, хоть и то, и другое — кровь.
— Это я понял. А где гарантия, что они не посчитаются с вами? Они ведь вас вычислят рано или поздно, и придут к вам за контрибуцией. Или вы тоже жертвуете собой?
— Всё, сказанное вами, от незнания ситуации. Наш "клан" в силу сложившихся обстоятельств получил право голоса в масштабных событиях. Мы к этому не стремились и не провоцировали специально этого момента, он выпал стечением обстоятельств. Вот так вышло, что на нас сомкнулось, хоть я, честно говоря, и предполагал, что это должно было произойти когда-то, не думал, что так скоро. Мы не противились создававшейся раскладке, что тут поделать. И коль уж выпало, хотим воспользоваться в полной мере своим правом выбора. А он вот такой нехороший, чёрт его дери. Мой 'клан' в данный момент времени только создаётся, поэтому за мной ведь, по сути, нет никого. Пустота. Нет. Космический вакуум, но бродят в нём некие кванты энергии, только иди их пощупай. Пока ни у кого нет возможности до моего горла дотянуться. Сам по себе я уже не важен. Я — отработанный материал. Там, в вакууме, мной созданном, правда, такие мюоны подрастают, такая энергетика, что термоядерный синтез ничто в сравнении с рождающимися сверхквазарами. Моя гарантия в том, что я их произвёл на свет, я не знаю, что они измыслят, но знаю, что дело моё не пропадет.
— Сколько времени я могу обдумывать?— спросил Сергеев, когда Сашка окончил свою речь.
— Вы знаете, что варится в верхах сейчас, в эти минуты? Поэтому больше трёх суток дать не могу. И это исключение из моих правил. Слишком дорогая цена. Верите?
— В это верю. Иначе вы бы ко мне не пришли,— Сергеев подал руку, прощаясь.— Позвоните мне через трое суток в управление. Номер телефона, надеюсь, у вас есть?
— Если не изменился, то да.
— Номер старый,— кивнул Сергеев.— Мне приятно было иметь с вами дело. Говорю это без обиняков, несмотря на то, что вы не оставили мне выбора. Я должен подумать и ещё раз всё хорошо взвесить. Счастливо.
Сашка пожал Сергееву руку и вышел из его квартиры, так ничего ему и не сказав на прощанье. Ну что можно пожелать человеку, в котором ты хотел бы видеть напарника, а вынужден подталкивать под дуло пистолета. Было муторно. Неприятно и стыдно. Впервые после долгих лет к Сашке вернулось чувство содеянного убийства. Захотелось вернуться и сказать что-то..., но он знал, что нельзя, отступления больше нет, раз и навсегда он пошёл в атаку. И от этого стало ещё больней и обиднее. Теперь он лёг своим телом на амбразуру, точно зная, что смерть Сергеева будет сидеть в нём занозой, может даже станет когда-нибудь причиной самоубийства.
Глава 16
Будни захватили Скоблева с головой. Шла изнурительная работа. Отовсюду поступали сводки. Пароходства, Аэрофлот, погранпереходы, внутренние линии, сводки по МВД о происшествиях, всё, что происходило в стране, ложилось к нему на стол. Отчёты групп о проделанной работе, доклады ему, его доклады наверх, всё смешалось в диком, бешеном ритме. Время при этом летело, как смерч. До Нового года оставались считанные дни. Всю эту кутерьму вдруг прервал приход Сергеева. Он появился тихо, прошёл к столу, сел на стул. Вид был усталый, покрасневшие глаза говорили о бессонной ночи, и не одной.
— Приветствую, Анатолий.
— Ты что? Вид у тебя!..— только и вымолвил ошарашенный Скоблев.
— Знаю. Потому и пришёл,— устало ответил Сергеев.
— Водки нет. Коньяк будешь?— предложил Скоблев.— Плесни.
Скоблев пошёл к двери, запер её на ключ, предчувствуя серьёзный разговор. Достал и разлил коньяк. Выпив, Сергеев после паузы сказал.
— Всё, дорогой ты мой. Наш поезд начинает тормозить. Зашёл предупредить тебя. Наш "Несси" в городе. Уже дней пять. И, кроме всего прочего, не один. Со своими боевиками. Есть данные, что около сорока.
— Иваныч. Чем это вызвано? Ну его появление?
— Не знаю. Знаю, что этого хватит, чтобы залить Москву кровью. Есть кое-какие мысли. Возможно, приехали за контрибуцией. Если так, то мест на кладбищах не хватит, а крематории будут дымить, как печи в немецких концлагерях. Беспрерывно. В том случае, если не отдадут. Или хотят застолбить гарантии, но это тоже бойня. Есть вариант, что просто приехали платить за длинный язык. Возможно, ещё что-то, чего мы не знаем и не можем того представить,— он налил себе ещё.— Вечером придёт Давыдов. Жду тебя часам к двенадцати ночи,— Сергеев встал, опираясь на стол.— Пойду посплю. Мерзопакостно на душе. Ладно, давай. Открывай свою берлогу,— и направился к дверям.
Скоблев его выпустил.
Весь день Скоблев чувствовал приближение какой-то беды. Ему было неспокойно. "Неужто эти люди-невидимки так сильно влияют психологически. Почему так происходит?— постоянно прокручивалось в его голове.— Таким я Сергеева не видел ни единого раза". Напряжение достигло апогея в 17.30. Звонил телефон внутренней связи. Давыдович отвлекся от беспокойных мыслей. Говорил дежурный офицер охраны.
— Товарищ генерал-майор, Председатель и замы отсутствуют. Вам, как старшему по должности, докладываю. Только что у себя в кабинете застрелился генерал Сергеев Алексей Иванович.
— Где Председатель?— Скоблев почувствовал, что его голос дрожит.
— На совещании в Кремле.
— Сообщите через начальника охраны Кремля лично Председателю, но больше пока никому,— дал Скоблев указание.— И выставите часового у кабинета...
— Последнее я уже выполнил. Председателю сообщить с курьером?
— Да. Желательно. Конверт под сургуч.
— Есть.
Давыдович положил трубку. "Вот оно, проклятое предчувствие, одолевавшее целый день после прихода Сергеева,— мелькнуло в голове. — Всё мог предположить. Всё, кроме такого". Он машинально набрал номер телефона Давыдова и, услышав его голос, вздохнул с облегчением.
— Георгий Николаевич! Здравствуйте! Это Скоблев.
— Да. Я вас слушаю.
— Георгий Николаевич. Только что в своём кабинете застрелился Сергеев. Надо срочно увидеться. Как можно быстрее.
— Вот как...Что ж. Этого следовало ожидать. Только не подумайте, что я знал, что будет именно это. Я выезжаю незамедлительно,— и Давыдов положил трубку.
Час спустя Давыдов был уже в кабинете Скоблева.
— Что успел за это время?— был его первый вопрос.
— Вот,— Скоблев включил портативный магнитофон.
— "Здравствуйте, Алексей Иванович! Трое суток истекло. Ваше решение?" — "Нет".— Дальше короткие гудки, один из говоривших положил трубку.
— Когда был звонок?— Давыдов ходил по кабинету.
— Звонок был в четыре часа,— Скоблев сжался.— Я послал моих выяснить откуда.
— Отмени,— Давыдов подошёл и положил свою руку на руку Скоблева.— Прошу. И сделай изъятие записи у слухачей.
— Это я уже сделал,— Давыдович поднял трубку, набрал номер и сказал.— Гриша, сними людей со звонившего абонента. Уже не надо.
— Анатолий, он был у тебя?
— Да. Утром. Очень плохой. Просил прийти в полночь,— от собственных слов Скоблев поежился.
— Так. Меня он тоже позвал к этому времени. Что он тебе говорил?
— Что этот "некто" в городе. Назвал его "Несси",— Скоблев ударил кулаком по столу.— Сволочь!!!
— Успокойся. Сейчас главное сохранить голову. Играет этот "Несси" точно. И, похоже, что для него малейший промах исключен.
— Конечно. Смертельный ведь риск.
— Смерть, Толя, для него так же естественна, как поесть-попить. Он с ней родился и живёт. Рядом. И не боится её. Просто его не научили ошибаться. И мы не должны. Не надо теперь ничего предпринимать. Совсем. Вести себя надо так, будто ничего не случилось. Только так можно победить. Начнём действовать, а делать это придётся на ощупь, он наши слабые места, бреши и промахи моментально использует. И не спустит.
— Ещё Иванович сказал, что его боевики стекаются в Москву. Много. Полсотни человек.
— Это ерунда,— отмахнулся Давыдов.— Он их в любом случае не будет задействовать. Приглашены для силового показа. Хотя, кто его ведает, что у него на уме.
— То-то,— Скоблев прикурил сигарету.— А они, часом, Кремль не собираются штурмом брать? Как думаешь?
— Это ты хватил. Зачем? Ему Кремль до задницы. А в любое другое здание, в этом я уверен, войдёт спокойно.
— Николаевич, объясни? Сергеев имел с ним контакт. Это мне ясно. Как давно?— Скоблев посмотрел на Давыдова подозрительно. Тот заметил это и, рассмеявшись, сказал:
— Только меня на крюк не сади. Не надо. Ты же ещё слух не потерял: три дня назад. Если намекаешь на то, что Алексей раньше с ним знался, отбрось. Не было.
— Тогда ничего не могу понять. Всё кувырком.
— Толя, давай конкретно, что тебе непонятно?
— Почему пулю в висок, Николаевич? Не верю я в их сверх-могущество. И что запугали — сомневаюсь.
— Правильно, что не веришь. Алексей мужик был железный. Такого не запугать. Да и не боялся он ни чёрта, ни господа.
— В чём тогда суть? Ведь что-то стало той каплей, последней.
— Вот это верно подметил. Было. Давай так. Я больше в этом деле варился, буду излагать версию, твоя задача её опровергнуть. Или изъян найти.
— Хорошо,— согласился Скоблев.
— Сразу отбрасываем в сторону чисто уголовный момент.
— Почему?
— Причин много. Беру любую. Алексей не связан с этой частью мира. Они же, или он, как угодно, с их или его мозгами, могли в этой части среды сделать, что захотят. Об этом, кстати, говорят факты. Где ты видел, чтобы человек, столько воров в законе отправивший на тот свет, сам туда не упал? Логично?
— Согласен. С этим нет смысла спорить.
— Выходит, что оседлать эту сферу для них не проблема.
— Так они этого не сделали, хоть и могли. Почему?
— Не сделали вот почему. Незачем. Она им, будем так говорить, не нужна. Ибо это для них не цель. В своём деле они имели больше, чем весь Союз, от всех нелегальных видов дохода. Причём, в несколько раз. Брать же уголовную среду под контроль — это светиться. А свой внутренний механизм они отрегулировали так, что к ним проникнуть-просочиться даже мы не сумели. Это о многом говорит.
— С этим соглашусь. Крыть нечем.
— Вот тут надо скрипеть мозгами. Я в своих размышлениях шёл от обратного. Алексей много знал. И не просто знал — хорошо ориентировался. Поэтому ему предложили или дали такой материал, который он не смог переварить. Либо эти данные поставили его в тупик или, ещё хуже, он всё чётко понял, но участвовать посчитал для себя выше сил.
— Ну, Николаевич!? Ты переворотом меня хоть не пугай. Это ведь за гранью разумного. Ей-богу!— В одном из разговоров с заместителем председателя КГБ на шутейный вопрос Скоблева о том, возможен ли в нашей стране переворот, тот на полном серьёзе ответил "да". И добавил, что единственным кандидатом в главари путча может быть Сергеев, так как у него "есть на всех". "Есть на всех" осталось тогда нерасшифрованным. Теперь Скоблев вспомнил эту беседу и потому спросил про переворот.
— Не про переворот речь я веду, Анатолий. Всучили ему нечто похуже. А про переворот я тебе отвечу словами одного умного человека, не называя его имени. Он сказал так примерно: "Любое предположение о готовящемся военном перевороте, при даже самых невообразимых условиях проведения, меркнет при его исторически свершившемся факте". Заумно, но точно. Только свершившийся, а не предполагаемый переворот есть факт.
— Ладно, пусть так. Опять вернусь назад. Почему именно на Иваныча вышли? Для меня непонятно.
— Это просто. Не забывай, что "Несси" этот здесь работал. Знал, кто чей. И кто сколько весит — тоже. Алексей был, по сути, третьим лицом в этом государстве. После Генерального да начальника ГРУ. Алексей был в курсе всего происходящего. Все в верхних эшелонах власти знали это и относились к этому неоднозначно. Большинство при упоминании о нём дрожали, как осиновый лист. Смерть же его даст эффект обратный. Если ты думаешь, что, узнав о его смерти, "там",— Давыдов ткнул пальцем вверх,— вздохнут с облегчением, то в этой игре ты ничегошеньки не понял. Наоборот. Сейчас все будут ёкать, потеть и писать, куда попало, потому что поймут: коль Сергеев сошёл с дистанции — дело дрянь. Этот монстр чётко всё, сукин сын, рассчитал. Наглядное пособие для тупых,— констатировал Давыдов.
