Возвращение

Леня сладко потянулся под одеялом и с улыбкой скосил на Виктора открывшийся левый глаз:

-С добрым утром.

-А сейчас утро?

Лёня приподнял голову и посмотрел на окно.

-Тогда добрый вечер. Или, как ты выражаешься? Здрасьте, пожрамши?

-Не надо, — слегка поморщился Виктор, — Когда мы вдвоем, мне не хочется так выражаться.

А они были вдвоем. И это было у Виктора впервые. Никогда раньше, за все прожитые тридцать лет, он не допускал даже мысли, что у него может быть так...

Они молча дошли до дома от трамвайной остановки и молча вошли в квартиру. Леня стоял и смотрел на Виктора взглядом, который напомнил ему тот вечер, когда он притащил его к себе после драки.

"Пойдем" — сказал он ему тогда, и уложил на диван.

И сейчас Виктор не нашел никакого другого слова:

-Пойдем...

И сколько страха, отчаяния, внутренней борьбы, желания и надежды было вложено в это короткое слово, мог почувствовать только Лёня.

-Пойдем, — как эхо, еле слышно отозвался он.

Они вошли в комнату, и Лёня стал раздеваться, аккуратно складывая на стул каждую вещь. Вот он уже стоял перед Виктором, как в тот день, в одних белых трусиках и носках, во всей красоте своего стройного тела, как бы мерцающего из темноты в отраженном, проникающем из прихожей, свете.

Дрожащими руками Виктор стал расстегивать на себе одежду. Его тело била мелкая нервная дрожь, он слышал, как стучит его сердце. Вот он тоже остался в одних трусах и носках. Лёня приблизился к нему, прижавшись низом туловища, и Виктор ощутил две напрягшиеся плоти, разделяемые только тоненькой материей трусов. Лёня нежно провел руками по его спине и крепко обнял, сомкнув их на шее. Теперь Виктор ощущал все его тело своим, и не мог пошевелиться.

-Дрожишь? — тихо прошептал Лёня, но так, что невозможно было обидеться или смутиться, — Не бойся.

Он оторвался от Виктора, щелкнул выключателем висевшего над диваном бра, лег на спину, плавно поднял вверх длинные стройные ноги и снял трусики, которые порхающей птицей пролетели мимо лица остолбеневшего Виктора, опустившись на ковер. Чуть согнув ноги, Лёня положил их на диван, широко разведя колени, и раскрывая объятия рук, прошептал:

-Иди ко мне...

Виктор продолжал стоять, любуясь обнаженным телом Лени и не чувствуя в себе сил тронуться с места.

-Иди же, — опять послышался тихий ласковый голос, и Виктор шагнул к дивану, с громким стоном проваливаясь в тянущий его омут...

Ушло все — комната, окружающая обстановка, мысли, волнения, страх. Все чувства переполняло одно — это красивое сильное тело, этот тихий ласковый голос и эти бездонные, мерцающие в свете бра, глаза. Он утопал в неизведанных ощущениях, захлебываясь от любви и нежности к этому существу, разом сломавшему все представления, которыми он жил раньше.

Виктор не отдавал себе отчета, что делает, и только все тот же тихий ласковый голос помогал ему:

-Не надо так сильно... Ты делаешь мне больно... Не спеши... Вот так...

Они обнимались, становясь единым переплетением тел, отрывались, смотрели друг на друга и снова падали в объятия, пока у обоих одновременно не произошло то, что когда-то случилось у Виктора впервые на чердаке Сережкиного сарая тем памятным летом.

Лёня сел и откинулся на спинку дивана. Его согнутые колени были широко расставлены, а глаза смотрели на Виктора ласково и блаженно. Он не стыдился и позволял себя рассматривать.

-Кушать хочешь? — заботливо поинтересовался Виктор.

-Не мешало бы...

Они поднялись с дивана, и абсолютно голые пошли на кухню.

-Зайдем сюда, — сказал Лёня, открывая дверь ванной.

Он включил душ, отрегулировал воду, и они оба залезли в ванну. Лёня заботливо смыл с их тел следы страсти. От его прикосновений Виктор опять почувствовал возбуждение. Он опять обнял и прижал к его себе.

-Мы кушать идем, — тихонько рассмеялся Лёня, нежно отстраняя его, — У нас все еще впереди... Ты же хочешь?

-Что? — не понял Виктор.

-Все. По полной программе.

-Да... — выдохнул Виктор раньше, чем успел подумать.

-Смазка у тебя есть? — поинтересовался Лёня.

Виктор оказался в замешательстве.

-Вазелин хотя бы найдется? Так тебе будет больно.

-Найдется. Должен найтись. Там, в аптечке, в коридоре, в шкафу.

-Я посмотрю, а ты иди сюда, сядь...

Лёня указал взглядом на край ванны, и когда Виктор сел, направил струю, продолжавшую бить из душа, на его попку, слегка прижав.

-Помой все внутри. Я потом тоже так сделаю...

Он вышел, а Виктор остался осваивать неведомые приготовления. Едва он успел смыть последствия, как вошел Лёня с баночкой вазелина в руке:

-Иди на кухню, теперь я...

Виктор достал из холодильника все, что в нем было съестного, присовокупив имевшуюся в запасе бутылку водки.

-Прости, я не могу так много пить, — с долей неловкости сказал Лёня, входя на кухню.

-У меня просто нет ничего другого, — развел руками Виктор, — Не знаю, как ты, я уже абсолютно трезвый.

-Лед и Фанта у тебя еще есть?

-Да, конечно.

Виктор с готовностью достал из холодильника то и другое.

Леня насыпал в свой бокал льда, залил его Фантой, помешал и добавил немного водки.

-Не обидишься, если я буду так?

-Коктейль? — улыбнулся Виктор.

-За неимением. Коктейль — это нечто другое.

-Сыну ли директора ресторана не знать, что такое коктейль? Давай, я себе тоже сделаю так. На безрыбье, как говорится, и сам раком встанешь. Ой, прости...

-Прощаю, — улыбнулся Лёня, — Давай?

Они чокнулись, и немного отпив, поставили бокалы на стол.

-Презервативов у тебя, конечно, тоже нет? — спросил Лёня и, не дожидаясь ответа, заверил, — Не переживай, я проверялся перед отлетом, а тебе, наверное, негде было заразиться...

Эти слова резанули Виктора по живому. Не те, что ему негде было заразиться, а именно эти: "Я проверялся". Раньше ему не приходило в голову об этом подумать, а сейчас стало горько. Но ведь так и должно было быть. Неужели он надеялся, что он у Лени первый? Кажется, тот понял, о чем он думает:

-Ну ты же, наверное, и не думал, что ты у меня первый?

-Нет. Не думал, — сказал Виктор, избегая поворачиваться лицом к Лене, поскольку заметил, что его глаза наполнились слезами, — Все нормально, Малыш.

И еще он почувствовал, как внутри начинает подниматься злоба по отношению к самому себе:

"Раскатал губы, дурак. Вообразил, что он твой навеки? А он уедет завтра в свою Америку, где у него целая шобла таких, и будет им рассказывать о приключениях на своей исторической родине. А ты дрочи и вспоминай, как тебя лишил девственности красивый мальчик. Зачем вообще это было нужно? Жил бы себе, как жил. Зачем ты побежал за ним?"

Виктору вдруг стало жаль себя. Как бывает в детстве, когда дали подержать в руках игрушку, о которой мечтал всю жизнь, и тут же отобрали. Ну почему он такой? Почему не может жить с женщинами, как все? Иметь семью, детей, ощущать себя нормальным человеком? Чем он провинился и перед кем, что должен нести всю жизнь эту муку?

Виктор поднял взгляд на притихшего Лёню и заметил, как по щекам того текут слезы. Весь гнев моментально испарился, уступив место другому чувству:

-Ты чего? — спросил он, придвигаясь и обнимая его.

Лёня сначала сделал попытку уклониться, но неожиданно, уткнулся Виктору в плечо и заплакал по-настоящему.

-Перестань, все нормально. Уедешь, я буду тебя вспоминать. Мне так хорошо никогда еще не было, — говорил Виктор, гладя его по волосам.

-Замолчи, — прошептал Лёня, — Замолчи, пожалуйста, ты не то говоришь. Ведь ты подумал, что я вот так с каждым? Что мне это ничего не стоит, что у меня веселая жизнь? А на самом деле... Ты не знаешь, как мне одиноко. Меня никто не любит. Ни один человек на земле.

-Как, не любит? А родители? А бабушка?

-Бабушка умерла в прошлом году, а я даже не прилетел с ней проститься. Она меня действительно любила и хотела, чтобы я с ней остался. Родители считают меня своим горем. Осталась только тетка, ее старшая дочь. Она единственная, кто не отвернулся от меня, когда узнала, что я гей. Она тоже не понимает этого, но она меня жалеет. У нее нет своих детей, и я для нее всегда был дороже, чем для матери. Но она здесь, а я улетаю с Кевином.

-Кто это?

-Мой бойфренд, с которым я прилетел сюда. Я тебе не говорил разве?

-Ты говорил о студенте скульпторе, но не упоминал, что он твой бойфренд.

-Потому, что он не мой, хоть и считает меня своим. Я ему нужен, как украшение, как вещь, как его сексуальная принадлежность, хотя у него и помимо меня их хватает. Он их меняет чуть ли ни каждую неделю, а меня держит для утешения, когда бросает очередного. Он же звезда. Им должны все восхищаться, он без этого не может. Я сначала был на седьмом небе, когда мы познакомились. И от него самого, и от того, какой он в постели. Меня полюбил такой парень! Только очень быстро понял, что это не он меня, а я его полюбил. Я готов был для него на все, но каждый раз убеждался, что ему это не нужно. Ему вообще ничего не нужно, кроме как ублажать себя. Никуда, кроме клубов, мы с ним не ходили, а там он вел себя так, что мне лучше было бы это не видеть. Да и вообще, это не для меня. Мне понравилось там только в первый раз, а потом стали противны эти развлечения в поисках секса. Сколько потом было пролито слез. Особенно, когда про меня все открылось родителям, и мы стали чужими людьми.

-Как открылось?

-Какая разница — как? Факт, что открылось. Мать плакала несколько дней и упрекала отца за то, что он мы оказались в Америке. Она считает, что это Америка сделала меня геем, а теперь сделает наркоманом, и еще не знаю кем. Я дома инородное тело. С матерью мы еще как-то общаемся, хотя она в каждом моем шаге видит только воображаемые порочные наклонности, а отец меня вообще не замечает. Мне кажется, он комплексует, что от него родился такой сын. Вот такая у меня там жизнь. Я летел с тайной надеждой остаться здесь, встретить настоящего друга, а вместо любви чуть не нашел гибель. Прости, я не должен был тебе рассказывать... Но я... Мне нужно кому-то рассказать. В Америке меня не поймут.

-То, что ты чуть не нашел гибель, связано с твоими поисками любви? — спросил Виктор, когда он затих, — Если не хочешь, не отвечай.

-Я купил рекламу, где печатаются такие объявления, и позвонил по самому, как мне показалось, душевному. Его опубликовал уверенный в себе, состоявшийся человек тридцати лет. Мне стало тревожно, когда на встречу пришел совсем молодой парень, но он сказал, что тот человек сам на встречи не ходит, а он проводит меня к нему. Всю дорогу твердил, какой тот богатый и как мне повезло. Когда вошли в парк, мне стало не по себе, а когда нас стали догонять еще трое, я обо всем догадался, но было уже поздно. Надо было уйти еще от метро, но я...

-Как выглядел тот, что с тобой встречался? — перебил Виктор, — Лет семнадцать, высокий, широкоплечий, круглолицый, смотрит исподлобья?

-Да. Откуда ты знаешь?

-Они ехали в моем трамвае. Все четверо. И этот грозил мне, чтобы я ничего не говорил про них, если спросят. Я довез их до метро, а потом развернулся и приехал туда, где они садились. Прошел по их следам. Ну... Остальное ты знаешь.

-Так ты... Ты специально возвращался? Зачем? Почему ты не сообщил в полицию? Ты испугался их угроз? У нас...

-У вас — не у нас, — опять перебил Виктор.

-Но тебя же самого могли обвинить.

-Могли. Ну, а потом? Потом, когда я ушел на работу? Куда ты исчез?

-Мне было очень плохо. Когда ты позвонил и назвал адрес, я позвонил Кевину. Они же все вытащили у меня из карманов. Хорошо, что документы были в гостинице, с собой одна визитка. Он приехал за мной, я дополз открыть дверь, а в такси потерял сознание. Водитель привез меня в какую-то больницу, но там посмотрели документы, страховку, и на скорой отвезли в другую. Там сразу поместили в реанимацию. Вот и все.

От всплеска гнева у Виктора не осталось следа. Он смотрел на Лёню, и его охватывало чувство сопричастности всем его несчастьям. Ему хотелось обнять, прижать к себе этого доброго, запутавшегося в жизни парня с уверенными манерами и постоянной улыбкой на губах, за которой пряталось человеческое горе.

-Малыш, ты, кажется, хотел отведать кислых щей? — улыбнулся Виктор.

Лицо Лёни слабо озарилось той самой улыбкой, что придавала ему обаяние:

-Хотел.

Виктор достал из холодильника кастрюлю и поставил ее на плиту.

-Но проблем.

-Thank you very much, — на чистом английском ответил Лёня, — you're a true friend.

-А true boyfriend?

-My darling, — нежно сказал Лёня.

-Ты тоже мой дарлинг, — ответил Виктор, и их губы слились в долгом поцелуе.

Он налил и поставил перед Лёней тарелку подогревшихся щей.

-Я сейчас буду плохо себя вести, — возвестил тот, вдохнув их аромат.

-Веди, — подмигнул ему Виктор.

Он глядел, как Лёня с аппетитом поглощает щи, и чувствовал себя счастливым просто оттого, что сидит рядом.

-Давай, — поднял он бокал, когда тарелка опустела, — Давай за эту ночь, что свела нас за этим столом и за то, что я тогда, на Семеновской, перевел стрелку...

-Пойдем, — полувопросительно — полуутвердительно произнес Лёня, вставая из-за стола, и они, обнявшись, пошли в комнату.

-Ложись, — сказал Виктор, когда подошли к дивану.

Ему опять захотелось увидеть Леню в той позе, когда он впервые предстал перед ним обнаженным. Тот угадал его желание, ложась и разводя согнутые в коленях ноги:

-Иди ко мне...

Они долго целовались, не переставая ласкать друг друга. Рука Лени потянулась к коробочке с вазелином, и Виктор понял, что ему сейчас предстоит...

Лёня все сделал сам, направив его член себе в попку. Они оба сладко застонали, по телу Лени пробежала судорога и он, сдержав стон уже от боли, проговорил:

-Не надо... Я сам все сделаю... Тебе будет приятно... Нам обоим будет приятно...

Лёня стал делать плавные, но энергичные телодвижения, не отрывая взгляда от его глаз. Это приводило Виктора в состояние, когда забываешь обо всем. При этом он буквально утопал в этих чистых глазах, смотревших в глубину его души. Почувствовав приближение вожделенного момента, он сделал над собой усилие, чтобы задержать, продлить хотя бы еще чуть-чуть... Это произошло так, как не было еще ни разу в жизни. Он понял, что не знал раньше, что это такое.

Виктор обмяк и повалился на грудь Лёне, услышав, как часто стучит у того сердце.

-Пошли в душ? — тихо спросил он.

Лёня слегка зажмурил глаза в знак согласия.

Когда они встали под душ, Лёня, мягко водя рукой по животу Виктора, спросил:

-Почему ты не сбриваешь волосы? Смотри, как у меня красиво...

У Лёни промежность была аккуратно выбрита, а оставленная над самым членом аккуратная короткая челочка треугольной формы пикантно украшала и без того красивое тело.

-Некоторые даже в виде рисунка делают, — продолжал тот, — И потом, волосы держат запах, да и вообще это негигиенично.

-Просвещай меня, — улыбнулся Виктор, — Считай, что я только из леса вышел.