Порожденное страхом

кинжалом, лезвие которого было темным от крови. — Руж, а ты говорил, что он

сбежал! Смотрите-ка, и гоняться не придется. Хватайте его!

Несколько человек, находившихся в комнате, шагнули к Дерину.

— Отец, нет! — Кертис вылетел из-за его спины и кинулся к Риану, пытаясь

схватить его за руку. Тот, даже не взглянув на сына, отшвырнул его в

сторону.

— С тобой я разберусь позже, — сказал он, сделав еще один шаг. — Чем бы

не околдовала тебя эта тварь, я найду способ вернуть тебе разум. Он убил

твою мать!

— Но я... — беспомощно пробормотал Дерин, растерянно оглядываясь вокруг,

— я ничего не делал! Дядя!

— Сдохни, Темный! — прошипел тот и шагнул вперед. — Ты, проклятое

отродье, ублюдок, прижитый на стороне! Ты не человек вовсе, ты —

погибель все живого!

Кертис поднялся с пола и посмотрел на Дерина расширившимися от ужаса

глазами.

— Беги, — едва слышно произнесли его губы перед тем, как он снова

бросился на отца и повис на нем всем телом. Тот, зарычав, полоснул его

по плечу.

Белая ткань сорочки мгновенно окрасилась алым. Дерин заворожено смотрел,

как стекает по лезвию темная капля, как она падает на пол, разбиваясь на

мельчайшие брызги, усеявшие дорогой ковер. Внутри толкнулась,

пробуждаясь, обжигающая сила, словно почуяв запах смерти. Сердце, бешено

колотящееся в груди, внезапно замерло, а потом забилось спокойно и

ровно, будто он всего лишь совершал прогулку, а не стоял один среди

одуревших от крови убийц. Кертис, зажимающий рану на плече, попятился

под его взглядом.

— Дерин, — в ужасе прошептал он. — Твои глаза... они снова красные...

Как в детстве...

Дерин его уже не слышал. Его самого будто не существовало вовсе, тело не

подчинялось, словно налитое металлом. По венам, по нервам тек жидкий

огонь, меняя необратимо его плоть и кровь. Магия, чьи отголоски он

ощущал с рождения, вступала в полную силу — раньше, чем он был готов ее

принять.

Он ничего не чувствовал: ни боли утраты, ни горечи обиды, ни укусов

страха. Для него существовали только живые искры, притягивавшие своим

теплом и сладким, ощутимым даже на расстоянии, вкусом горячей крови. Он

вгрызался в них, рыча от наслаждения, и темное, побуженное внутри,

насыщалось, становилось все сильнее и сильнее, погребая под собой

остатки того, что некогда было принцем Дерином.

Через несколько минут все было кончено. Мальчишка с ярко алыми глазами,

одежда которого пропиталась кровью, медленно осел на пол и замер, не

двигаясь. Ошметков искромсанных тел, среди которых скорчилась

единственная уцелевшая фигурка, он уже не видел и не помнил...

* * *

— Сир, очнитесь! Создатель всемогущий! Сир! Дерин! Дерин, очнись ради

всех Темных! Пожалуйста...

Дерин распахнул глаза и с хрипом втянул воздух, обжегший сухие легкие.

Кертис, стоявший рядом с ним на коленях, облегченно выдохнул и посветлел

лицом, перестав напоминать поднятого из могилы мертвеца. Он бережно

поддерживал короля за плечи, прижимая к себе, а тот все никак не мог

вдохнуть внезапно ставший раскаленным воздух.

— Ты знал... — с трудом прошептал он, еще блуждая в своем затянувшемся

кошмаре. Теперь он понял, кого видел в магическом круге вместо петуха.

Риана, который был ему... кем? Вторым отцом? Несостоявшимся убийцей?

Первой жертвой? Предателем...

— Ты знал... — повторил он, словно заклинание. — Ты знал... Кер.

Создатель, ты же все знал!

Он вырвался из удерживающих его рук, впервые за много лет осмелившихся

прикоснуться... так собственнически, будто имея на это право. Дерина

трясло. Память возвращалась — рывками, образами и картинками, от которых

захватывало дух.

Поляна, на которой леди Эва любит устраивать пикники для детей.

Зал для обучения танцам. У Кертиса забавный вид, он обижен и расстроен.

Еще бы, драться у него выходит куда лучше, чем танцевать.

Зато военную историю он усваивает гораздо быстрее Дерина, и шепотом

подсказывает ему ответы, за что немедленно получает наказание.

Бледное лицо приемной матери, почувствовавшей недомогание.

Порка за безнадежно испорченную, измазанную в грязи одежду. Он никому не

признался, что сбегал искать специальные травы, способные излечить хворь

леди Эвы.

Ночь, проведенная в объятиях друг друга, когда им с Кертисом сообщили,

что ее больше нет...

— Я услышал случайно, — донесся до него тихий, пропитанный мукой голос.

— Я попытался предупредить охрану, но... Сотник рассмеялся над моей

фантазией. Я не знал, что мне делать. Я был испуган... Я... выбирал. У

меня не было времени. Я постоянно вижу эту ночь в кошмарах. Обезумевшее

лицо отца. Кровь. Твои глаза. Ты убил их всех, но меня не тронул. Не

знаю, почему. А потом просто опустился на пол и замер. Я боялся

пошевелиться, а потом подполз и сел рядом. Ты почему-то не трогал меня,

хотя всех, кто пытался подойти, просто превращал в кровавую кашу. Так

прошло двое суток. Двое суток! А потом повсюду вспыхнул огонь. Странный,

почти невидимый, он уничтожал все — тела, шторы, мебель... Я попытался

сдвинуться с места, и ногу обожгло. Я боялся пошевелиться, замер,

прижавшись к тебе, а ты... просто сидел, глядя перед собой. И, лишь

когда огонь погас, попробовал подняться, но не смог. Я протянул тебе

руку, и ты принял помощь, даже не заметив. Ты вообще больше не замечал

почти никого, кроме тех, кому отдавал приказы. Ты велел закрыть покои

короля Элиаса, объявил всем, что в его комнате случился пожар. Ты

организовал коронацию, и никто не осмелился сказать ни слова, потому что

твои глаза все еще оставались алыми. А я... я просто следовал за тобой,

пытаясь хоть немного искупить свою вину. Ты не замечал меня, но принимал

помощь — бездумно, машинально. Ты ничего не помнил. Ты не помнил

меня... Но это было даже хорошо. Вряд ли ты бы смог простить меня, если

уж я сам... Так я смог остаться рядом. Я притворился, постарался стать

как можно более незаметным, чтобы не напоминать... Так я мог

позаботиться о тебе. Мог... до сегодняшнего дня. Прости меня...

Он умолк, выдохнувшись, и его взгляд, секунду назад живой и яркий,

постепенно потух. Дерин молчал. Он пытался понять, что чувствует, и не

находил подходящих определений для той какофонии, что бушевала в груди.

Ярость смешивалась с обидой и застарелой болью, вновь воскресшей вместе

с памятью.

— Почему твой отец обвинил меня в смерти леди Эвы? Почему тот старик

сказал, что я убил мать?

— Так думали многие, — Кертис опустил голову, глядя себе под

ноги, и это вызывало почти физическую неприязнь. — Вы родились

особенным, сир, а это... пугает людей. Отец считал, что королева Ниа

умерла из-за рожденного ею дитя. Он боялся вас, боялся вашего дара...

Он... Он очень увлекался предсказаниями, много изучал их, пытался

трактовать. В одном из них говорилось о Темном маге — самом

жестоком короле Китерии.

Кертис на мгновение вскинул голову, вспоминая, а потом процитировал по

памяти:

— "Он будет рожден из страха и станет смертью" — так говорилось там.

Отец думал, что пророчество сбывается. Только он ошибался... Не было

никакого монстра, не было чудовища. Это его страх породил зло и

смерть... Только его страх. А мама... Помните травы, которые вы собирали

для нее? Он решил, что это отрава. Он думал, что вы убили ее, сир.

— Минуту назад ты называл меня по имени, — процедил Дерин сквозь зубы.

Его колотило, как в лихорадке, в висках, пульсируя, трепетала жилка,

едва не сводя с ума и мешая сосредоточиться. — Не желаешь попросить

прощения за дерзость?

— За дерзость, сир? — внезапно горько усмехнулся тот. — Если бы я мог

надеяться на прощение... Но его не будет. Если бы вы ничего не

вспомнили, у меня был бы шанс, но... Я не мог солгать. Не мог не

ответить. И ответить не мог тоже. Простите меня, сир. Не так давно мне

стало казаться, что еще не все потеряно, но...

Его сбивчивая, рваная речь била по нервам не хуже доброй розги. Каждое

слово ложилось на душу хлестким режущим ударом, вспарывающим ее до

крови. Дерину хотелось сжаться, закрыться и заткнуть уши, лишь бы не

слышать этот голос, вернувший его в прошлое. Ноги подогнулись, внезапно

став мягкими, будто лишившись костей, и король без сил стек на пол и

закрыл лицо руками.

— Скажи мне только одно, Кер, — глухо произнес он. — Ты тоже верил в

это? Что я... убил их обеих.

Раздалось негромкое шуршание, и Кертис, опустившись рядом, обвил

его руками за плечи.

— Многие женщины умирают при родах, — прошептал он. — Так бывает, и в

этом никто не виноват, тем более дитя. На все воля Создателя. А мама...

она любила тебя, но отец пропитал ее своим страхом. Сейчас я думаю, что

она не пила те настои, а выливала их. Она боялась призрака, порожденного

отцовскими пророчествами. От того и умерла. Знаешь, я рад, что сказал

все это. Что ты все вспомнил. Даже если после этого меня запорют до смерти.

— Думаешь отделаться так легко? — прошипел Дерин, которого душили

рыдания. Он вздрагивал всем телом, но избавиться от унизительных,

оскорбляющих его гордость объятий не было сил. Наоборот, он

прижимался теснее, жадно впитывая даримое тепло, переплетая свою и чужую

боль, словно это могло облегчить ее. И становилось легче. Его бережно

гладили по спине, шепча на ухо что-то неразборчивое, но он не

вслушивался. Было вполне достаточно прикосновений и тихого,

успокаивающего голоса, залечивающего вновь открывшиеся раны. Он сделал

глубокий вдох и отстранился.

— То, что произошло на площади, не должно повториться, — жестко и

уверено произнес он. Кертис склонил голову.

— Да, сир. Патрули будут усилены. При малейшей попытке устроить

беспорядки — виновные будут арестованы.

— Очень надеюсь на это, — глаза Дерина холодно блеснули. — Кстати, о

виновных...

Он отошел к окну, за которым уже совсем стемнело, и уставился в черноту.

— Ты сделал все, что мог. Я... не виню тебя. Но твоего отца с

удовольствием поднял бы из могилы и убил снова.

В ответ не донеслось ни звука. Дерин обернулся и, смерив Кертиса

недовольным взглядом, показал на осколки, усеявшие пол.

— Кто-то забыл о своих обязанностях? Напомнить?

И напряжение, сковывающее обоих, лопнуло словно мыльный пузырь. Все

будто встало на свои места, вернувшись в привычные роли, но теперь в

этом было больше видимости, чем правды. Дерин отвернулся к окну, краем

глаза проследив, как Кертис поспешно собрает с пола осколки, а потом,

исчезнув на несколько минут, возвращается с новым, наполненным бокалом.

Холод с улицы снова начал пробираться под одежду, но теперь это был

просто сквозняк, не способный выстудить душу. Дерин отхлебнул вино и

посмотрел на черное небо, на котором тускло мерцали звезды.

— Приготовь мне ванну, — сказал он, отставив вино в сторону. — И... — он

замешкался на одну секунду, вспомнив, что имел довольно обширные планы

на эту ночь. Но теперь... — И найди тот расслабляющий травяной настой,

который добавляют в мыло. Я хочу спать без снов.

Но сны приходили. Они вскрывали беззащитную память, вытаскивая из нее

самое болезненное, сокровенное — то, что он так надежно забыл, а теперь

был вынужден переживать снова, оценивая все взрослыми глазами.

Теперь он понимал смысл странных взглядов, которыми его одаривали

окружающие. В них отчетливо проступал страх — замаскированный, тщательно

запрятанный во избежание гнева короля, но тем не менее вполне ощутимый.

Разговоры моментально смолкали в его присутствии — и не только потому,

что он был принцем. Никто и никогда не стремился находиться рядом с ним

больше, чем этого требовала необходимость. Исключение составляли лишь

четверо: отец и трое, ставшие его семьей: леди Эва, лорд Риан, которого

он привык звать дядей, и... Кертис. Тот и вовсе не отходил от него ни на

шаг, участвуя во всех детских проказах юного принца. Они и спали в одной

комнате — с самого рождения, унесшего к Создателю мать Дерина. Как-то

раз он спросил, что с ней случилось, у одной из нянек, но та, вся

побелев, пробормотала какую-то ерунду и поспешно сбежала, отговорившись

делами. Теперь-то он понимал, почему столь невинный вопрос вызвал

столько ужаса, но тогда лишь уверился в том, что со смертью королевы

связана какая-то тайна. Он пытался расспрашивать дальше, но везде

натыкался на гробовое молчание. Люди осеняли себя защитными знаками и

виртуозно уклонялись от расспросов, а потом спешили убраться подальше с

глаз принца. Единственной, кто дала ему ответ, была леди Эва.

— Так случается, — сказала она, посадив его к себе на колени. — Иногда

женщины умирают, произведя на свет малыша. Видимо, твое рождение было

миссией, порученной леди Ниа Создателем... Потом он забрал ее у нас.

— Но вы родили Кертиса и живы, — возразил Дерин, вглядываясь в ее лицо

блестящими серыми глазами. — Почему?

— Не знаю, — просто ответила та и погладила его по волосам. — На все

воля Создателя...

Дерин не сказал ничего, но это было первым событием, поколебавшим его

веру в мудрость Создателя. И в самом деле, кто мог поступить так глупо и

жестоко, забрав мать у новорожденного сына?

А потом леди Эва умерла, оставив безутешного мужа и двух мальчишек, еще

более сплотившихся перед лицом этой потери.

Впервые в жизни Дерин плакал, не в силах сдержать слезы. Он чувствовал

приближавшуюся смерть, каким-то внутренним чутьем распознавая ее ауру, и

знал, что мог бы предотвратить это. Он собирал травы, варил из них

отвар, рецепт которого вычитал в старой книге, найденной на пыльной

полке библиотеки, а потом зачаровывал его собственной магией, способной

отогнать болезнь. Если бы она выпила его... Если бы она не умерла...

Дерин всхлипывал во сне и сжимался, дрожа от холода.

Если бы она не умерла... Если бы лорд Риан не был так слеп...

Он вспомнил, что ему снилось раньше. Пропитанные кровью сны, в которых

он снова и снова пытал убийцу своего отца. Они приносили наслаждение на

грани боли, а потом почти всегда забывались, без следа стираясь из

памяти. И утром Дерин даже не догадывался, что человек, подававший ему

воду и мыло, приходился сыном тому — из грез, больше напоминавших кошмары.

Дни мелькали, принося новые тревоги. Волнения постепенно сошли на нет,

но это походило не на воцарившееся спокойствие, а на затишье перед

бурей. Теперь Дерин хорошо осознавал, что имел в виду Кертис, говоря о

том, что нельзя злоупотреблять страхом. Все выходило из-под контроля, и