Колян знал, что это правда. Иногда тот ходил неделю, как сомнамбула и только потом брался за дело. Друзьям говорил, что пока не увидит изделие в своем воображении, причем детально, до мелочей... до царапинок — толку от его работы не будет. Специалисты поражались, какой большой выход ограненных камней высокого качества получался у Димона из природных кристаллических образований.

А Димон оказывается видел камень изнутри, так он говорил друзьям, но для этого ему нужно было сосредоточиться. Войти в это свое особое состояние наподобие транса, где не видишь — чувствуешь все инородные включения, газовые и жидкостные пузырьки, микрополости, трещинки и знаешь, как камень разделять на соответствующие части для последующей огранки.

Дима всегда предпочитал кристаллические образования раскалывать, а не резать и у него это получалось идеально. Почти всегда. Нашел нужную точку или плоскость, подобрал или изготовил соответствующий инструмент... выверенный удар молоточком по инструменту и кристалл раскололся единственно необходимым для Димона образом.

Так же, запредельно для общего понимания, он знал в какой форме получившийся осколок нужно огранить. Простота на грани чуда. Было одно но, работал он не быстро, а халтурить и вовсе не умел.

— Покрутился я по соученикам и учителям и ничего не нашел.

Приготовился уезжать домой, как ко мне подошел знакомый моего знакомого и предложил съездить в Карелию с минералогической экспедицией финансируемой Гохраном.

Я бы с радостью согласился поехать туда, даже и в том случае, если бы мне за работу не платили. Однако платили прилично. Моей работой была сортировка добытых минералов по критериям качества, согласно методическим указаниям Гохрана. А в свободное время, я выходил на личную охоту за камнями.

— Неужели тебя отпускали одного, шариться в закромах родины? — Засомневался Колян.

— Нет конечно, ведь лично меня никто из членов экспедиции не знал. А потому и доверия не было. Пристегивали ко мне в пару лаборанта, а когда поняли, что мне везет и я нахожу редкие экземпляры... То со мной стал постоянно работать доверенный человек начальника экспедиции — минеролог, кандидат наук. Мы с ним много интересного нашли, особенно всех восхитил крупный желтый корунд и прекрасная друза спессартина насыщенного красно-оранжевого цвета. Уникальные находки.

— Ты случайно не поседел от досады, что эти уникумы не тебе достались?

— Шутишь, Псих? Мне разрешили покопаться в некондиционном минеральном сырье. И этого было достаточно, чтобы делать приличные авторские работы в течении пары лет.

— Да понимаю я все. Работать с уникальными вещами может только государство и то...

— Вот именно положат кристаллы на хранение и все. Работать с таким материалом должен мастер соответствующего уровня. Очень высокого. И что потом с этим изделием делать,— спросил Димон, — после того, как на его изготовление затратили кучу средств и времени?

— Верно, продать внутри Союза, так нет таких денег у людей. Вернее, бабки есть, но они все в тени. Выставить на аукционе за рубежом, так это будет распродажа национального богатства.

— Правильно и получается, что лучше спрятать драгоценность в сундук. А что в этом сундуке, мало кто знает. Главное там всего очень много и все очень специфическое. Настолько, что словами точно не опишешь и фото не дадут полного представления о вещи. Понимаешь?

— Понимаю... Золотое дно для умных, разворотливых и вороватых профессионалов, — врубился Николай.

После экспедиции, сам начальник порекомендовал меня на работу в Гохран. Оборудование там стоит или уникальное "ручной" работы, или отличный импорт. Лучшего я не видел, даже когда работал в Питере. На новом месте я трудился с удовольствием, над душой у меня не стояли и вскоре на участке огранки мне давали задания, как и мастерам проработавшим там не один год. Я стал делать квалифицированную работу, жил в нормальных условиях — пусть это была общага, но я поселился в квартире малосемейного типа.

Через некоторое время, меня прикрепили к цеху реставрации. Не перевели в него, а выделили рабочую комнату с оборудованием и... сейфом. В этой комнате я работал один. Все, что мне было нужно для работы, выдавал сам начальник цеха по следующей схеме: пишу заявку и он лично передает мне заявленные позиции. Поначалу было простое копирование, приносили монокристаллические вставки старинной работы и давали задание сделать копии из такого же материала — никаких страз или имитаций из искусственных кристаллов.

Есть вставка из аметиста и тебе дают такой же материал, максимально схожий, а может и из одного месторождения. Было очень интересно, ведь старые мастера обладали высочайшим мастерством и на примитивном оборудовании делали достойные вещи. А потом мне стали приносить поврежденные украшения, с частично извлеченными вставками, помятые и чуть-ли не молотком битые. К ним прилагались высококачественные фотографии и детальное описание отсутствующих вставок.

Все это надлежало хранить в моем сейфе, а дверь в мою комнату должна быть постоянно закрыта. Я стал задумываться, но так... мельком. Извлекать вставки из искореженных изделий мне запрещали, мол можешь окончательно разрушить украшение. Пусть лучше этим занимаются опытные реставраторы, а ты копируй все вставки изделий, на всякий случай. Все вставки и целые, и отсутствующие. И только здесь я задумался над тем, что я делаю. В первый раз. Во второй раз задумался, когда увидел мою работу на выставке старинных украшений, исторических ценностей Российской империи, в Эрмитаже.

— Понятно, ты увидел, что все вставки были твоей работы, — отметил Колян.

— Вот именно — все. А у этого старинного изделия, когда его принесли мне, отсутствовало всего несколько вставок. Остальные были в приличном состоянии. Я был на выставке месте с Михой и даже он заметил, что мне стало не по себе. Имитация была выставлена, как реставрированное старинное украшение. Раритет, имеющий историческое значение. Подделка являлась суперпрофессиональной и если бы не мое знание, я бы не отличил изделие от оригинала, даже взяв его в руки. Да, что там в руки, даже рассматривая его через увеличительное стекло.

— Так, Димон, схема мне ясна. Раритеты, в том виде в котором они были, уходили за границу и там их реставрировали свои мастера для частных коллекций. А ты делал вставки на подмену раритету, но ведь кроме тебя должны быть еще мастера, такие же "одиночники", где они?

— Все, что пришли раньше меня уволились, так говорят. Остался я и еще двое молодых. Их вернули на старые места работы, а я сейчас работаю в цехе реставрации по общему плану.

— И это был третий звоночек.

— Да.

— Ясно, дело вступило в стадию...

— Продолжай, я уже не мальчик-сыкунчик... зачистки, — сглотнув, сказал Димка.

— Вот именно Димончик. Сева, — позвал Колян проходившего мимо старшего банщика, — у тебя есть, где нам с другом расположиться и ... скажем благодарность написать в ЦК КПСС.

— Пошли в каптерку и хоть рОман пишите. Никто вас не потревожит.

— Спасибо Сева, а нашу водку прибери и используй, хоть для протирки шаечек. Мы не будем.

— А вот это мы с превеликим нашим удовольствием, — заметил Сева и провел нас в каптерку приличного размера.

Николай достал из чемодана, щегольскую кожаную папку для бумаг с личной монограммой и авторучку "Паркер" с золотым пером — пижон. Набросал на листочке план заявления о явке с повинной и заставил Диму написать в сжатой форме все, что тот ему рассказал о своей подозрительной работе в Гохране.

— Димон, деньги тебе давали или предлагали?

— Нет, я только зарплату получал и премии. Вот премии регулярно давали и месячные, и квартальные, и годовые. Мои рацухи начальник цеха лично оформлял, по ним тоже выплаты хорошие были. Мы с ним их пополам делили.

— Вот суки жлобские... Но это очень хорошо: денег не получал, так и пиши.

Когда я написал заявление на пяти листах, он уложил его в конверт, где написал мой общаговский адрес, как отправителя и указал ФИО М.У. Дохин. Ну, Псих. Адрес получателя был: Главпочтамт, до востребования, Эдуард Олегович Каюмов.

— Это мой полезный знакомец из Комитета. Значит план действий таков, заявление в ближайшем почтовом отделении отправляем ценным письмом. Едем к тебе на службу и ты берешь окончательный расчет, как я понял это уже не проблема. И сделаем один телефонный звонок из автомата, вот этому нашему получателю.

На хвост им сели, сразу после общаги, куда Димон заскочил сдать ключи. Свои вещи он, еще день назад, положил в две ячейки автоматической камеры хранения Курского вокзала. Колян, свой чемодан оставил у Севы в бане, предварительно достав из него небольшую стопку каких-то пластинок вороненного металла.

Его разговор с Каюмовым Димка слышал, когда стоял рядом с телефоном-автомата и контролировал ближайшую округу, как ему приказал Колян. С того конца, к телефону долго не подходили, потом соединили не с тем человеком и наконец разговор состоялся:

— Эдуард Олегович, это вас штурман с Ориноко беспокоит.... Меня пасут трое и намерения у них опасные... Может у вас там со мной разобраться решили?... Нет... Это меня радует. Мы с другом идем на ВДНХ, там легче будет затеряться или разобраться... Какой, на хрен ждать, они нас сейчас мочить собираются. Отбой.

— Колян, а может пойти в ментовку и сдаться? — Потерянно спросил Димон.

— Дима, ну думай толковкой... В этом деле такие серьезные люди подвязаны, что нас просто успеют удавить в камерах, пока мы будем кричать свое: Слово и Дело. Там такие деньжищи вертятся, что за них десяток Димонов и столько же Колянов прикончат. Здесь дело должно быть под серьезным надзором, а это уж никак не ментовка.

На ВДНХ парни крутились по людным местам, как бы пытаясь оторваться от преследования и в тоже время старались посадить себе на хвост людей из конторы. Дима почувствовал, как за ними стали следить еще двое и сказал Николаю об этом.

— Дима их уже больше, потому сворачиваем с аллеи на тропочку и бежим, что есть духу, за тот кустарничек. Там ты падаешь на землю и не отсвечиваешь, пока я тебя не позову.

Дима едва успел упасть за березку, как на полянку ворвались три человека. Сначала выскочили двое и сразу разошлись в стороны, затем за кусты осторожно зашел еще один человек и внимательно осмотрелся вокруг, а затем достал пистолет с набалдашником на стволе. Глушителем, понял Димка. И в этот момент Николай будто взорвался — скрутил корпус влево и со свободно висящей, до этого, правой руки вырвалось лезвие и вошло в горло человеку поднимающему пистолет. Стоящий справа от нас, сунул руку под полу куртки и получил метательный нож в глазницу с левой руки Николая. И тут на поляну влетели еще люди и ... зафиксировали ребят: уложили лицом вниз. Надели им наручники, завернув руки за спину и тщательно стали обыскивать. Трупы, как понял он, тоже. У человека с пистолетом вытащили удостоверение и тут же его отдали старшему, который внимательно наблюдал за Коляном.

Командир группы захвата внимательно рассмотрел удостоверение, положил его в карман и подошел к молча лежащему Коляну.

— Были еще, кто следил за вами?

— Нет, мы никого не заметили. Эдуард Олегович, на ваше имя послано, на Главпочтамт, ценное письмо. Когда ознакомитесь с ним, то это снимет много вопросов.

— Все сделаем, а сейчас подойдет медицинский автобус и всех на носилках перенесут в него. Так что, не дергайтесь. Мы на вас простыни накинем.

Так никто и не собирался дергаться, ребят приняли такие волкодавы... Когда добрались до места содержания, то Диму с Коляном развели по разным помещениям. Димону досталась одиночка с санузлом из унитаза и умывальника. В принципе нормально и он уже хотел прилечь на нары, однако не получилось. Вызвали на беседу, которая называется допрос. И так целую неделю Дмитрий говорил, писал, рисовал и снова по кругу... Сначала он волновался, обдумывал свои слова, а потом выдохся и говорил на автомате. Видно дознаватели и добивались этого эффекта перевозбуждения. Ловили его на противоречиях, неточностях, недомолвках... Но все когда-то кончается и он это понял, когда его привели в ставшую привычной комнату следователя. Только там сидел подполковник известный ему, как Эдуард Олегович Каюмов.

— Значит так... товарищ Кислицын, — сказал он и улыбнулся, когда Димка с шумом выдохнул.

— Показания по делу с тебя сняли, заявление о явке с повинной было приобщено. По результатам дознания постановили, что ты будешь проходить, как свидетель.

— А Колян, то есть Николай Медведев?

— С тем... — выдержал паузу Каюмов, — еще проще.

Он ухмыльнулся и объяснил Диме:

— Медведев, как оказалось — наш внештатный сотрудник.

— Колян, сексот? — Поразился Дима.

— Он, правда, этого еще не знает, — засмеялся комитетчик, — но деваться ему некуда. Два трупа, даже если ему суд признает адекватную самозащиту, то с морем будет покончено. Навсегда. А так оперативная работа... а здесь всякое бывает.

— Он здесь?

-А где ему еще быть, завтра вас отвезут в аэропорт. Пока не закончим с этим делом, тебе дома появляться нельзя. Николай сказал, что ты бы согласился поехать на Урал с минералогической экспедицией. Что думаешь?

— Поеду, только меня дома ждут.

— Ничего, еще месяца три четыре подождут. Так будет лучше всем. Напишешь сейчас письмо и мы его через недельку отправим из Москвы. Пришедшие письма будут пересылать тебе по новому адресу, а ты будешь отвечать на наш московский адрес. И ситуация будет видеться такой: ты работаешь в Гохране, головы не поднять, но скоро приедешь. Правда, если не отошлют в срочную командировку. Это на случай, если кто-то к тебе заявится.

— Так я что, теперь тоже сексот? — Потрясенно спросил Димон.

— А тебе этого очень хочется?

— Нет, совсем не хочется, — с трудом промямлил тот.

— И не нужно парень, но вот если ты узнаешь о врагах страны и ворюгах обкрадывающих наш народ. Ты разве, не сообщишь об этом в органы?

— Не знаю, — честно ответил растерявшийся парень.

— А ты подумай над этим, Дима. На свободе и на досуге. Прощай. — И пожал ему руку.

А затем, у порога, повернулся и спросил, так как твои настоящие ФИО? — И заржал, скотина.

Понравился ему экслибрис, написанный Коляном на письме.Еще один псих. Московский.

В аэропорту Дмитрий долго силился выразить другу, всю свою благодарность и заверить его, что если нужно он...

-Ты это, Димон, не бери в голову, — заметил его метания Колян, — кто если не друг? Морской закон. Вот Псих, такой торжественный момент истины испортил. И Димка понял, что "здесь у самой кромки бортов друга прикроет друг..." для кого-то красивая песня, а для кого-то образ жизни. Не более и не менее.

Глава 5. "Если друг оказался вдруг и не друг и не враг..."

Веня Крученый. Вениамин Борисович Нудельман, заместитель директора рынка.

Колян ворвался в мою съемную однокомнатную квартиру, как ураган. "Может быть я забыл закрыть дверь по пьяни или он ее вышиб?" — с безразличием подумал я, с трудом выплывая из тяжелого похмельного сна.