Остаться человеком

Долгие зимние вечера влюбленные проводили именно здесь — среди древних свитков, книг, зачастую написанных на неизвестных языках, пергаментов и гравюр, повествующих о загадочной и манящей Гиперборее.

Азартные поиски малейших упоминаний о былом величии этой сказочной страны, подталкивали молодых людей вновь и вновь перечитывать Гомера и Платона, Гераклита и Пифия. Нострадамус и Кампанелла ревностно хранили свои секреты, открывая путь к потаенному лишь самым настойчивым. Древние боги славянской мифологии негодующе хмурили брови, наблюдая за настойчивыми попытками ищущих просвещения. Порою молодым людям казалось, что они ломятся в закрытые для простых смертных двери, а судьба, изредка подбрасывая им маленькие победы, всё ж уверенной рукой ведет наглецов к неминуемому поражению. Время от времени в книжной обители появлялись маститые ученые. В такие моменты столы были завалены самыми современными топографическими картами, а своды сотрясались от жарких споров, из коих Петр вряд ли понимал хоть треть. Отчаявшись найти ответ в точных науках, влюбленные обращались к их антиподам, и поверх карт ложились гороскопы и пентаграммы. Обычно все это заканчивалось ничем. И лишь неуместно соседствующие друг с другом астролябия да сушеный тарантул напоминали о несбывшихся надеждах.

Именно в один из таких моментов в салоне появился капитан Сантар.

По каким делам этот старый морской волчара оказался в Москве, неизвестно. Однако, сославшись на одного из хорошо известных Ригведе людей, он попросил о встрече..

Измаянные меланхолической хандрой молодые люди, разумеется, согласились...

* * *

Петр замолчал.

Максим нехотя стряхнул оцепенение, навеянное рассказом старика. Образ загадочной московской жизни позапрошлого века медленно таял, уступая место деревенскому летнему дню.

Старик грустно посмотрел в глаза юноше.

— Моряк что-то рассказал? — пытаясь поскорее прервать неловкую паузу, спросил Максим.

Петр грустно ухмыльнулся:

— И рассказал, да и показал немало. Когда он пришел, время уже далеко за полдень перевалило. День тогда хмурый выдался, и дождя вроде нет, а духота стоит, словно на город туман нагретый вылили.

Первое впечатление он, не скрою, произвел на меня хорошее...

* * *

Галантно раскланявшись с Петром, капитан Сантар выразил свое почтение и восхищение хозяйке. Ригведа ответила в том смысле, что друзья их друзей — всегда желанные гости в доме.

Постепенно беседа наладилась.

— И что же, — Сантар удивленно вскинул брови. — Вы возносите Аполлону молитвы, как благодетелю Гипербореи?

— И это тоже, — согласно кивнула Ригведа. — Но прошу вас, не забывайте, он еще и покровитель искусств, бог солнца...

— Да вы что?! — изумился капитан. — Милая девушка, должно быть, смеется над моряком?

Ригведа не нашлась, что ответить.

Капитан Сантар, видя реакцию девушки, рассмеялся.

— Нет, вы только подумайте. Покровитель! Да будет вам известно, что этот мальчишка просто взял и испортил всё, что было сделано.

Капитан достал внушительных размеров трубку и без разрешения принялся ее раскуривать. Библиотека вмиг наполнилась сладким дымом.

— Это же... — Петр, принюхиваясь, подался вперед.

— Угадали, юноша, чистейший гашиш, — капитан сделал глубокую затяжку. — Да, единственное, что люди научились делать хорошо, так это отраву. Впрочем, чего ожидать, коль у вас такие благодетели.

Капитан закашлялся и с нескрываемым отвращением зашвырнул тлеющий курительный прибор в угол.

— Надо было тогда еще задуматься, когда гиперборейцы поехали к морю. Так нет же, всё дела... делишки... Глазом моргнуть не успел, а там уже такое творится! Даже я, много повидавший на своем веку, удивился. Пришлось закрыть эту лавочку. Должен вам сказать, что с водой у меня никогда проблем не было. Но признаюсь, никогда не работалось мне с таким удовольствием. Ух, и задал я им! Петя с Ригведой недоуменно переглянулись. О чём это он?

Капитан резко поднялся и принялся расхаживать по комнате.

— И знаете? Уверен был полностью, что всю эту скверну вывел под корень. Обвел меня тогда малец ваш, как щенка слепого.

Капитан окинул взглядом пейзаж за окном.

— А ведь молил слезно простить. Об одном просил — дать ещё один шанс. Что тут скажешь? Я поверил ему. Вспомнил, что творил по молодости сам, и поверил. Даже оставил ключи от своего храма — в нем можно Изначальный Свет собрать. Вот что я думал тогда. А он? — капитан скривился от нахлынувших на него эмоций. — И Велес, чтоб ему якорь в задницу, так некстати объявился. Противно так думать, но похоже, эти двое сговорились. Пока я за одним гонялся, второй себя Солнцебогом провозгласил.

Капитан погрозил пальцем куда-то в небо. — Не-эт, дорогой мой, закрываем твою богадельню. Без права на амнистию!

Он решительно направился было к выходу, но тут вспомнил о молодых людях. Сбавил шаг.

— Знаете что, Ригведа? Прихвачу я вас с собой, пожалуй. Всё одно скоро соплеменникам вашим мозги вправлять буду. Так чего тянуть? С вас и начнем.

Петр попытался заслонить от беды возлюбленную, но капитан протяжно взревел и стремительно начал расти. Мгновение, и в комнате стало тесно. Воин-титан воспетый в легендах многих народов, он уже почти уперся огромными плечами в потолочные балки, когда с его пальцев сорвались молнии.

В тот же миг комнату объяло пламя.

* * *

Петр тяжело дышал.

Похоже, только что он вновь пережил те страшные мгновения.

Максим замер, не смея шевельнуться.

Неожиданно со стороны дороги раздался топот, а еще через мгновение между собеседниками упал Николай.

— Ты откуда такой взмыленный? — поинтересовался Максим.

Николай, едва к нему обратились, вскочил на ноги.

— Да что с тобой? Померещилось чего?

— Неважно, — так и не обнаружив ничего подозрительного, Николай понемногу начал успокаиваться. — Макс, что вчера было?

— А ты сам-то, дружок, чего припоминаешь? — Вмешался в разговор Петр.

Николай смущенно потупился:

— Если откровенно, ничего. Мутное всё... невнятное. Грохот, вспышки, тепло.

— И только-то? Чего тогда бегаешь, словно тебя черти гонят?

Николай, затравленно поглядев на старика, едва слышно промямлил:

— Я как проснулся. Сразу понял, что ничего толком не могу вспомнить. Разве что ощущения? А вот судя по этим самым ощущениям, вчера мне было дьявольски хорошо, я такое вчера видимо испытал, улёт полный. А это что значит? Единственное — у меня был секс.

Взгляд Николая, словно выпрашивая высшей милости, впился в Максима: "Ну же. Скажи, что я это все придумываю!!!"

Поняв, что измываться над несчастным дальше — бесчеловечно, Максим улыбнулся, но сказать ничего утешительного так и не успел.

Перекрывая треск сломанных веток трехэтажными матюгами, из кустов вывалилось чье-то тело.

Несколько мгновений тело с остервенением выдирало впившиеся в бороду колючки, а затем грозно бросило Петру:

— Чего расселись? Заняться нечем?

Старик, казалось, только этого и ждал. Не спеша, Петр двинулся к незнакомцу.

— Мы, кажись, свое ещё вчера отработали. Или я не прав?

Избавившись от очередного репейника, незнакомец с любопытством уставился на Петра.

— Как-то смело ты разговариваешь. Не находишь?

Петр сперва сник, а затем и вовсе рухнул на колени.

Максим видел перед собой лишь оболочку. Не человека — прах.

"...защищать?

Бежать?.. Сражаться? Вперед... не-е-ет!!!

Что же делать, чёрт возьми! Господи! Как же страшно... страшно".

Внезапно мир пошатнулся. Казалось, ничего не изменилось... или?

Нет, мир никуда не делся. Изменилось нечто другое — само время.

Сквозь накативший мрак первобытного ужаса Максим увидел крошечную искру света. Огонь разгорался. Максим улыбнулся. Он понял — сейчас! И шагнул навстречу судьбе.

Превозмогая вязкость безвременья, Петр поднялся с колен. Неожиданно крепкая рука успела остановить Максима.

— Всё! Хватит! Теперь-то ты, надеюсь, убедился?

Наваждение схлынуло. Мир вновь обрёл искристость. Сила ушла. Максима тошнило. В коротком промежутке между спазмами, журналист сумел разглядеть своего приятеля. Привалившись к валуну, Николай блаженно улыбался. Из уголка рта...

— Ну, — вновь гаркнул Петр. — Отвечай же, наконец!

Незнакомец, впрочем, какой он к чёртовой матери незнакомец? Максим неожиданно вспомнил — где и когда видел этого человека.

— Хорош, — вчерашний водитель автобуса довольно жмурился. — Ты был прав, медик. У нас появилась надежда. Вот только кто он?

Петр легкомысленно пожал плечами.

— Какая разница? Техник? Стрелок? Нет, конечно, ежели повезет, он может оказаться пилотом. Хотя, — Петр задумался. Затем, видимо придя к определенным выводам, отрицательно покачал головой. — Нет. Так повезти попросту не может.

— Слышишь, Максимка? — водитель лихо выхватил из дрожащих пальцев юноши только что раскрытую пачку сигарет. — Ты у нас технарь. Понимаешь? Вижу, что нет! Дурачок, ты первый технарь, родившийся на этой планете. Скоро я смогу увидеть дом.

ДОМ! Да вы только задумайтесь... нет я не верю.

Максим молча закурил.

Посмотрел на Петра, на Николая, чья безумная улыбка почти исчезла с лица, на водилу.

— Кто вы?

— Слышь, — Петр хлопнул журналиста по плечу. — Максимка, ты уж не позорь меня, ладно...

* * *

Станция "Эдем" продолжала медленно заваливаться набок. Скорость сближения с объектом резко возросла.

Капитан, стиснув зубы, наблюдал, как гибнет его корабль. Капитан был в бешенстве. Они же всемогущи! Как такое могло случиться?

Всё дело в этой мерзкой команде и старой лохани. Аполлон скривился от накатившего приступа неистовства. Может, еще есть время?

Капитан резко обернулся к стоящему рядом биологу:

— Перун, подойди ближе. Кто из команды остался в живых?

Старик молчал. Что он мог ответить этому юноше. Что тот — сын богатых родителей. Он знал это и сам. Что Аполлон — не справился? Зачем ему это? Скорее всего, полет был бы для него первым и последним испытанием. Что поделаешь? Старые законы незыблемы. Хочешь править планетой — должен хоть раз провести звездный корабль... не срослось. Увы.

— Старик, — обратился к Перуну капитан. — Я более ценен. Потому совершу посадку в спасательном модуле. Мой тебе приказ. Можешь погибнуть сам, угробить груз, но если потеряешь реактор, я всем поведаю, что отцы твоих отцов — жрущие потроха гниющих тварей ублюдки.

Аполлон бросил штурвал и почти мгновенно растаял в Космосе.

Старик нарочито неспешно присел в кресло пилота. Отточенными годами полетов движениями замкнул силовые поля кабины. Гибнущий звездолет беспощадно сжигая свой бесценный груз, спешно перестраивал корпус, готовясь к неизбежному падению. Подумать только, на то количество льда, что сейчас сжигал реактор корабля, планета со средним по меркам Империи достатком могла существовать циклов двести... Впрочем — чушь! Кто будет жалеть лед, когда сам падает на планету почти сплошь покрытую влагой. Да, Перун знал, как управлять кораблем. Он мог это сделать с каждого из рабочих мест. Как биолог, он просто обязан заменить любого из членов экипажа. Жаль, что одного разумного для этого недостаточно. Управлять кораблем можно только полным экипажем. Сотня специалистов, капитан и биолог. Вот и все, что нужно для полетов меж звезд. А что может сделать с реактором единственный оставшийся в живых биолог?

Немного... подарить вот этой, девственно чистой планете, жизнь. Биолог улыбнулся вспомнив о маленьком побочном эффекте от работы ректора — молодость. Да, быть молодым очень славно. А потому — да будет так!

* * *

Максим недоверчиво покачал головой. Как-то не особенно верилось в то, что он разговаривает с Создателем.

— Бред. Ничего не понимаю. Кто ВЫ!!!

— Сынок. Таких как я — обычно принято называть Богом. Дико? Непривычно?

Максим лишь кивнул.

— Чёрт! Вру я вам! Простите меня, ради всего святого! Да дико и непривычно, непонятно, но, — Максим запнулся, подбирая слова. Нашел. — Но всё это мелко. Просто... Мне жутко интересно. Наверное, весь свой страх я растратил в тот момент, когда фиолетовые стрелы, словно какой-то символ смерти, заполнили всю пещеру...

Перун одобрительно кивнул Петру:

— Да, ты был прав, медик. Он тот, кого мы искали. Ты отведи его в дом, пусть жрица его накормит да спать уложит.

— Жену мою Оксаной зовут, жрицы больше нет, умерла она, когда стоял я посреди горящей библиотеки. Когда вливалась в меня ненависть к лживым книгам да лжепророкам, когда тридцать лет искал я твой храм, пока каждой крупинкой сущности моей впитывал в себя всю горечь мира. Пока становился медиком.

Петр обнял Максима за плечи:

— Ты оставайся. Незачем тебе в город возвращаться. Другим ты стал. Здесь твое место. Поверь. А и впрямь, пойдем домой. Там всё и узнаешь.

Максим напряженно смотрел, как древний бог взвалил на плечо Николая и двинулся в сторону замершего неподалеку автобуса.

— Я согласен.

Мысли путались. И смешно допытываться у этих людей — кто они. Сейчас главное разобраться кто он сам...

* * *

— Не пожалеешь? — Петр остановился у самого крыльца.

— Тут как сказать, — неопределенно заявил Максим.

— Если что мучает, говори, не стесняйся. Я ж понимаю, как у тебя сейчас на душе. Чем смогу — помогу.

Максим хитро прищурился:

-Может, угомоните в таком случае мое любопытство? Чем всё дело в библиотеке на самом деле кончилось. Откуда эта неприязнь к писателям?

Петр с сомнением заглянул юноше в глаза.

— Только это тебе сейчас и интересно?

Максим нахально кивнул:

— Ага, только это.

Петр наконец догадался, что над ним элементарным образом подтрунивают. Впрочем, нисколько не обиделся. Чего с них возьмёшь? Молодежь...

— Любопытной Варваре, знаешь ли... Ну, если коротко, тут такое дело. Как я тогда спасся, ума не приложу. Вокруг бушевало пламя. Одежда моя сразу тлеть принялась. Стою на коленях и ору. Любовь свою зову. А мне в ответ лишь рев пламени, — старик нервно дернул плечом. — Оказывается, ты мне не поверишь, но чем в книге больше вранья и пакости, тем громче она горит. Хорошие книги сгорают тихо честь свою, храня до последнего. А дерьмо всякое — шибко шумит перед смертью. Вот и те книжонки, а их много у нас было, что благодать за молитвы сулили, горели так, аж уши закладывало. Одного мне сейчас до слез жалко. Пропали тогда в пламени и хорошие книжки. Молча ушли, думается мне, даже без копоти.

Петр, оглядел Максима так, словно прикидывал — а как бы тот горел? Тихо аль громко?

— С тех самых пор ничего читать не могу. Только в руки возьму, сразу мне ясно, что за книжонка. Книги же они не виноваты ни в чем, что есть книга — бумага. А плохой или хороший её человек делает. А книги они же когда-то деревьями были. Понимаешь?

Они страницами шелестят также, как когда-то шелестели листвой. Вот собственно и всё... Доволен?

Максим пожал плечами.

— Собственно да. Насчет Николая все срослось. А что до меня? Может, оно и к лучшему. Журналист из меня хреновый, так что я уж лучше тем займусь, что действительно людям помочь может. А бумагу и без меня найдется кому марать, тут умельцев хоть отбавляй. Так что — я с вами.