Подталкиваемый в спину не смелостью, а больше отчаянием, я быстро спустился с колоны-мемориала и сиганул к старику по большому крюку, с намерением оказаться у того за спиной. И едва успел. Я был уже в двух шагах от него, когда он произнес отчаянные "гарра-инсарра-изабун", и его последыш вновь превратился в лужу.

Но я уже был на месте. Я сделал последние два шага, схватил левой рукой старика за рубаху, а правой... И тут мне на мгновение мне стало страшно. Да, я собрался припугнуть старика. Но как же я мог забыть, что я остался без ножа? Что моего азамана у меня и нет!

Положение из отчаянного превратилась и вовсе в безнадежное.

Но выбирать не приходилось — я упер указательный палец правой руки в твердые ребра спины старика.

Старый некромант взвизгнул от неожиданности, но я не дал ему отпрыгнуть.

Так мы и стояли — молча, испуганно, тяжело дыша от пережитого и от страха за свое будущее.

Первым решил отозваться дедок.

— Э... и чего теперь? — неопределенно проговорил он.

Я облизнул пересохшие губы. И правда, чего теперь? Что я мог сделать этому мстительному старику? Даже будь у меня нож, я не был бы уверен, что смогу вот так просто лишить человека жизни. Даже после всего того, что он, этот человек, для меня сотворил. Да, Изабун убил бы меня без зазрения совести. Но я... я ведь некромант, а не какой-нибудь там убивец. Я так не могу. Заклинание неприятное во врага метнуть — это одно. А убить самолично, ощущая руками тепло человеческого тела, тела врага...

Я сглотнул.

— Я, это, с ножом, — на всякий случай заявил я ему. — Если удумаешь чего колдовать, то это... я мигом, — с трудом подбирая слова, пояснил я ему. О боги, а сердце-то в груди как стучит!

— Да энто я понимаю, — осторожно кивнул головой старик. — Будешь меня убивать?

Я скривился от этих слов.

— А надо? — переспросил я его.

— Не-е, — уверенно протянул старик. — Не надо.

— Значит и ты не будь, — неуверенно предложил я ему.

Старик снова кивнул, на этот раз более уверенно.

— Не буду. Слово даю.

Почему-то я ему поверил. И потому отпустил рубаху.

Изабун обернулся, намереваясь мне что-то сказать. Но слова застряли у него в горле — он увидел то, чем, собственно, я ему угрожал.

— Так ты что, меня этим? — выпучив глаза, проговорил некромант. — Пальцем?

— Ага, — ответил я, и почувствовал, как меня колотит запоздалая дрожь. — Пальцем.

* * *

На востоке заалело предутреннее зарево.

Изабун уже успел навести на погосте порядок — остатки скелета и зомби снова покоились в своих могилах. Так же были убраны все следы магической борьбы.

Я же просто сидел на могильной плите и наслаждался ничегонеделанием. Естественно, учитывая, насколько непростою выдалась ночка. Одна ночь на кладбище — вспомнил я обещание. М-да...

— Что ж, — произнёс старик-некромант. — Я думаю, что большего я сделать не могу. Поэтому, Гил, нам с тобой пора распрощаться.

Я кивнул. Что ж, прощаться, так прощаться.

— Хорошо, — спокойно ответил я. — И я снова обещаю тебе, что скажу местному старосте, что причиной всех кладбищенских беспорядков был кабан-трупоед.

— И ты думаешь, он поверит, — ехидно усмехнулся дедок. — И он не пошлет в город за магами-ищейками?

— Поверит, — протянул я утвердительно. — Репутация нашей семьи в этой деревне весьма велика. Тем более что после этого все неприятности на кладбища прекратятся. Ведь они прекратятся, не так ли? — вопросительно произнес я.

Некромант кивнул.

— Да-да, конечно. Да и засиделся я тут...

Я облегченно вздохнул — вот и хорошо.

— Знаешь, Гил, — неожиданно произнес некромант, — когда ты в первый раз сказал мне, что твоя семья, семья некромантов, может спокойно жить вместе с людьми, я тебе не поверил, — завил Изабун. — Я думал — как так может быть? Как можно жить с людьми в мире, и при этом оставаться тем, кто ты есть? Клянусь своими костями — до сих пор для меня существовали лишь две возможности — костер или бегство. Ты показал мне третий путь.

— Можно, — убедительно заявил я, искренне улыбаясь. — Сложно, но можно.

— Да, теперь я сам верю, что это возможно, — усмехнулся в бороду дедок. — Особливо опосля того как сам увидал, как ты меня, э, провел. Ну, а ежели ты провел меня, значит, с остальными у тебя точно не будет проблем.

Я снова улыбнулся. Провести-то провел, но чего было больше — моей сноровки или моей удачи, я говорить не стал.

— Я бы с удовольствием познакомился с твоей семьей, — вдруг заявил он с ноткой надежды в голосе. — Пообщался бы со своими. Может, получил бы парочку советов для новой жизни.

Я решительно покачал головой из стороны в сторону. Нет, нет, и еще раз нет. Осторожность для нас, некромантов — это все. Да и не хотелось мне знакомить свою семью с таким, мягко скажем, непредсказуемым гостем.

Когда я повернулся, чтобы ответить, то понял, что старик ушел.

Я вздохнул — значит, пора собираться и мне.

Покидая пределы негостеприимного кладбища, я размышлял об одном — неужели и я в старости лет буду таким же, помешанной на мести, злобным стариканом? Неужели таков конец всех некромантов? Я искренне надеялся, что все же нет. Но в любом случае, сегодняшняя ночь дала понять мне о том, что мне нужно еще тщательнее заниматься магией, дабы, не дай боги, если такая ситуация повторится, то я был бы во всеоружии.

— Все, решено, — подумал я — с сегодняшнего дня я начну усиленно заниматься магией...

Но когда я присел перед дорогой в деревню, то вдруг подумал — а чего, собственно спешить? Скоро ярмарка — самое оно провести это время со своей возлюбленной Ангелиной. А перед этим еще нужно придумать свою версию героически проведенной ночи на кладбище.

А вот потом, на следующий день, после ярмарки, или нет, с начала следующей седмицы...

И на этой мысли я неожиданно заснул.

Утреннее солнце осветило безмятежное кладбище.

Наистрашнейшее зло (Быть некромантом 3)

Юность — прекрасное время для любви и надежды. Но когда у приятеля беда и ранено сердце, только настоящий друг поспешит ему на помощь. Вот и молодой волшебник, некромант Гилберт, решает помочь другу забыть о горе расставания с девушкой. Но разве в этой жизни все так просто? Юмор, местами стеб. Закончен.

* * *

Я тяжело вздохнул и обреченно закрыл глаза. Я ожидал от своего друга Корджи всего, чего угодно, но чтоб такого! Чтоб здоровенный семнадцатилетний детина, красавец и весельчак, каких поискать, гроза окрестных силачей и мечта юных девиц, стал плакаться передо мною, словно младенец! Нет, такого я от него ожидать совершенно не мог. Но, увы — это случилось. И, увы, — Корджи не нашел никого другого, кому он смог бы излить свое горькое горе.

— Гил, — проревел он жалобным голосом молодого телка. — Велая меня бросила. Бро-о-осила, — в который раз простонал мне в лицо широкоплечий приятель.

Я в ответ лишь открыл глаза и неловко заерзал на лавке. Ну не знаю я, что принято говорить друзьям в подобной ситуации, не знаю!

— Велая? — только и придумал, что переспросить я, вертя в руках деревянную ложку.

— Да. Она самая. Ты ее должен знать. Она дочь заезжего торговца.

Солнечный луч осторожно проник сквозь щель в кухонной занавеске и уселся на щетинистую щеку гостя, словно намереваясь утешить его.

— Ну, э, — неуверенно промямлил я, пытаясь придумать, чтобы еще сказать, — и ты ни о чем не догадывался?

Корджи утер лицо рукавом красной рубахи. Но через мгновенье его зеленые глаза снова наполнились влагой.

— Не-ет, — простонал он и всхлипнул.

— Совсем ничего? — продолжал настаивать я.

— Совсем. Гил, все было как всегда. Я... я пригласил Велаю на обед, в ваш трактир, — начал он свое печальное повествование.

— На обед? В наш деревенский трактир? — Я честно пытался понять случившееся. Может, увижу, что пошло не так. — А что там у них сегодня?

Корджи задумчиво выгнул бровь.

— Жареный кабан в кисло-сладком соусе, — произнес друг печально. — И яблочный квас.

— Жареный кабан и яблочный квас? Что ж, не плохо, — согласился я. Трактир у нас в деревне всего один, но особым признанием он не пользуется — мало у нас проезжих. Так что там бывало меню и похуже. Значит, дело не в этом. — А, э, цветы ты на встречу взял?

— Конечно. — В тоне Корджи я услышал неодобрение. — Я же не какой-нибудь олух. Я достал лучшие цветы, которые только можно найти в эту осеннюю пору. Эти, м-м-м, астры и, как их там, хризантемы. Купил самый большой букет...

Я кивнул — вроде все в порядке. Яркие цветы и всевозможная вкуснятина — вот то, против чего не устоит никакая девушка. Тем более, когда это исходит от Корджи — высокого, темноволосого и смуглого красавца. Да еще и силача, настолько могучего, что запросто может поднять даже взрослого барана. Корджи гордость своей деревни. Не то, что я — невысокий и не в меру худой для своих шестнадцати. Да — барана мне не поднять. Разве что барашка... небольшого такого.

— И что случилось? — Я постарался отвлечься от невесёлых сравнений не в свою пользу.

— Что-что? Я и говорю — пригласил ее на обед.

— А что она?

— А она сказала, что нам надо поговорить ...до обеда, — печально пробасил друг, ковыряя пальцем поверхность стола. — Я не почувствовал подвоха и с охотою согласился.

— Ну а потом?

— Вначале она стала говорить, что ей очень жаль, что она не думала, что так выйдет. — Корджи хмуро перевел взгляд на пол. — А я как дурак, принялся расспрашивать ее, что да почему.

— И? — нетерпеливо подводил я друга к главному.

— Потом она вернула кулон, что я подарил ей в первый день нашей встречи, и сказала, что... что между нами все... кончено. — Корджи наконец-то смог произнести эти зловещие слова.

— И все? — не понял я

— А этого мало? — разозлился друг.

— Да я не об этом. — Я тут же поспешил его успокоить. — Ну, она хоть сказала, почему бросает тебя?

— В том то и дело, что нет. — Крепыш печально покачал головой. — Просто сказала, что ее любовь ко мне прошла.

Я тяжело вздохнул. Бросить без объяснения, это все равно как нанести двойной удар — и по душе и по разуму. Потерять и девушку, и уверенность в себе — что может быть хуже для парня?

— Выходит, ты получил от ворот поворот? — подытожил я.

— Угу, — хмуро ответил друг.

— Окончательно и бесповоротно?

— Ага, — отозвался тот словно эхо.

Я почесал затылок.

— Ну а чем я тебе помогу? — озадаченно полюбопытствовал я.

— Это ты мне скажи. Ты же мой дру-у-уг, — заунывно простонал Корджи.

Я встал с лавки и сделал два круга по кухне — до печи и обратно.

— Друг-то друг, — согласился я. — Только чем я смогу помочь? Я ж, это, не мастак в любовных делах.

— Но ведь у тебя ведь есть девушка, Ангелина. Так?

— Так, — согласился я. — И что с того?

— Так вы с ней уже как две зимы вместе, — заявил он мне. — Ты ведь должен, ну, разбираться в девушках. Может, ты что подскажешь мне? Ну, как вернуть Велаю? Хитрость какую, что ли?

— Не-е-е, — озадачено протянул я. — У нас это все как-то само собой получается. Так что тут я тебе не помощник, — открестился от роли советчика я.

— Жалко. То есть хорошо, что у вас все хорошо. Но жалко, что никаким советом ты мне тут не поможешь, — отозвался Корджи. — Тогда может, ты мне сможешь помочь по-другому?... — Его взгляд на мгновенье стал заискивающе просительным, как у бездомной собаки.

Я тут же понял, к чему он клонит.

— Нет. Нет, и не проси — любовного зелья я тебе не дам. — Ответ мой был твердым, словно гранит. — Не потому, что я не хочу тебе помочь. А потому, что не могу. Пойми: я и моя семья — мы Светлые Волшебники. А потому для применения волшебства, основанного на принуждении, должен быть очень весомый повод. Но, боюсь, что твой разрыв с девушкой моя мать таковым не посчитает.

В довершении я отрицательно покачал головой, чтобы еще раз показать нерушимость своих намерений. Да, все верно: мой отец, мать, брат и я — действительно волшебники. И если кому в округе нужны различные снадобья, зелья или амулеты, то за всем эти люди обращаются к нам. Человеку ли скотину ли подлечить — это к нам. Духа пришлого прогнать или удачу привести — тоже к нам. Ну и другое, разное-всякое, мы помаленьку можем. В том числе и сделать любовное зелье. Но даем мы их далеко не всякому. Мы же Светлые, хе-хе, как-никак.

— Да понимаю я. — Корджи выдержал мою отповедь стоически — что-что, а репутация нашей семьи была известна и в его деревне. — Ну и ладно. Но раз ты мне друг... — Он сделал паузу.

— Друг, — нерешительно отозвался я, не зная, что еще от него ожидать.

— То ты просто обязан пойти со мной в трактир, чтобы помочь мне залить мое горе брагой!

— Это можно! — мигом заверил его я. Тут двух мнений быть не могло. Назвался груздем — полезай в кузов. Или, как говорят — для чего еще существуют друзья, как не для того, чтобы горе залить? Ведь горе на двоих — это уже не горе!

* * *

Наш трактир наверняка похож на все деревенские забегаловки подобного типа. Зайдя вовнутрь небольшого зала для гостей, мы поприветствовали трактирных завсегдатаев и, усевшись за стол, заказали жареных кабаньих ребрышек и по нескольку кружек браги.

Первые три кружки хмельного напитка друг выпил молча, но на четвертой его снова потянуло на сердечные стенания.

— Ох, Гил. Ты не представляешь, как мне нынче плохо. Мое сердце просто разбито вдребезги! — отчаянно простонал приятель.

Я не возражал.

— Ничего, Кор. Выкричись, — посоветовал я. — Мой отец говорит, что это помогает.

Ничего удивительного, что его не пришлось упрашивать.

— Гил, ты не представляешь — без моей Велаи отныне мне днем темно, как ночью, — принялся убиваться он.

— Представляю, — миролюбиво кивнул я, слизывая с пальцев теплый жир.

— Гил, без нее меня уже не греет солнце. Я словно разбит на части. Нет, хуже — я словно втоптан в грязь.

— Само собой, — поддакнул я, потянувшись за новой кружкой браги.

— Гил. Моя душа будто вывернута наизнанку и засунута в колючий кустарник! О, великие Старшие Боги! Я просто схожу с ума без своей Велаи...

Через полчаса непрекращающихся стенаний я кривился так, словно ел не мясо, а горькую редьку. Но мой друг и не думал останавливаться. Вот неугомонный!

— Как же я буду жить без этой красивой чарующей улыбки? — продолжал убиваться безутешный Корджи. — Без ее прекрасных бездонных карих глаз? Без ее умильных и невинных шуточек... О боги, что за мука! О! — Казалось, он готов завыть на волчий манер.

— Да ладно тебе, — попытался я остановить этот ужас.

— Да что ладно-то? Ты лучше скажи, как я буду жить без наших вечеров под луной? — не пожелал утихомириваться он. — Без наших совместных ужинов? Без ее маленьких подарков по любому поводу и без? А ее пальцы? О, боги — ничьи пальцы в мире больше не смогу так нежно и осторожно массажировать мои мышцы, уставшие после долгой и изнурительной работы. О, Отец-Солнце, Отец-Месяц и Мать-Земля — как же вы невероятно жестоки ко мне и к моей любви...