Биос

Зоя погрузилась в чтение журнала за последние шесть месяцев, который Элам Мейзер уже ему показала. Хайс вдруг понял, что пытается нарисовать в воображении Зою такой, как её нарисовала Элам: дитя из пробирки УиП, оставленное на два года в в каком-то варварском приюте для сирот, единственную выжившую из выводка таких же девочек.

В жизни с ним не случалось ничего столь драматичного, но он хорошо понимал эмоциональные последствия изгнания и одиночества. Он родился в клане Ред-Торн, среди самых упёртых республиканцев пояса Койпера. Из Ред-Торна вышло множество койперовских учёных, но Хайс стал единственным, кто принял участие в Проекте Исис; да и вообще, он был одним из очень немногих членов клана, принимающих хоть какое-то участие в спонсируемых Трестом проектах. Многие из членов Ред-Торна погибли в десятилетия Перемен, и мнение клана о Трестах, в общем, было почти эквивалентно мнению малиновки о змее, пожирающей её яйца.

Когда Хайс подписался на участие в проекте, от него отвернулись и клан, и семья. К тому времени он был сыт по горло экстремизмом клана Ред-Торн и не возражал бы против отлучения, если бы при этом не пришлось проститься и с матерью, которая вышла замуж за его отца в 26-м, после койперовского праздника потлач. Сама она была из клана Айс-Уокер, члены которого дышали к Трестам точно такой же ненавистью, но, якобы, ценили семейные узы превыше всего. Когда в доках мать повернулась к нему спиной, она дрожала от стыда. Хайс помнил кораллово-синий джемпер, который на ней был — возможно, самых спокойных тонов из её цветастого гардероба. Тогда Тэм понял, что может никогда её больше не увидеть, что эта унизительная сцена может оказаться их последней встречей.

Поставить после этого подпись на клятве верности Семье было для него ничуть не менее позорным, чем пройтись босиком по экскрементам.

Но это был единственный путь на Исис.

Насколько же тяжелее пришлось Зое, думал он, которую растили как машину, и с которой так жестоко обошлись, когда УиП выпала из фавора. Она тоже подписала клятву верности, подумал Хайс, но её клятва записана у неё в крови.

Зоя перелистнула последнюю страницу журнала. Хайс увидел, как она поджала губы.

— Плохие новости?

Она подняла голову.

— Что? А, нет! Вовсе нет. Хорошие! К нам летит Тео.

Аврион Теофилус. Её наставник, подумал Хайс. Отец. Куратор.

— 6

Для ранее втиснутого в рамки Земли океанолога, такого как Фриман Ли, морское дно Исис сочетало в себе знакомое и причудливое, в непредсказуемых пропорциях.

Знакомыми были застывшие потоки излившейся лавы и выходы действующих вулканов — "чёрные курильщики", выбрасывающие в морских глубинах потоки тепла и клубы экзотических минералов; возможно, всё это выглядело бы точно так же на любой другой похожей планете. Мощный прожектор управляемого им подводного беспилотника выхватывал радужное бактериальное покрывало, скрывающее под собой морское дно: термофильные одноклеточные в тысяче разных видов, почти такие же древние, как сама Исис. И эта картина была ему не в новинку, годы назад Фриман уже видел подобные в тихоокеанских глубинах.

Но вдали от этих ландшафтных меток дно океана Исис выглядело донельзя странно. Башнями, обелисками и структурами, напоминающими мечети, возвышались растения с высоким содержанием кальция. Среди них плавали или передвигались разнообразные позвоночные и беспозвоночные — попадались и крупные, но большинство были очень мелкими. В непривычном для них свете они искрили серебристым или светлыми пастельными оттенками.

Впрочем, сколь бы интересными эти создания ни были, Ли добрался сюда для того, чтобы взять образцы простейших одноклеточных. В этих, наиболее древних, формах жизни Исис мог содержаться ключ к ответу на серьёзные вопросы: каким образам развивалась жизнь на Исис и почему, за все эти нескончаемые эпохи перемен, эта жизнь не дала ничего, что хотя бы отдалённо можно было назвать разумом.

И за этим маячил ещё более серьёзный вопрос, который Ли частенько обмусоливал с планетологом Дитером Франклином со станции Ямбуку. Вопрос настолько важный и ставящий в тупик, что он стал казаться почти не имеющим ответа: одиноки ли мы?

Жизнь во Вселенной — явление едва ли редкое. Исис была этому живым примером, но и не только она: планетарный интерферометр обнаружил ещё с дюжину биологически активных планет. Даже если жизнь в Галактике есть не везде, по крайней мере это относительно обычное явление.

Но, сколько бы ни прислушивалось человечество, сколько бы ни выискивало какой-нибудь разумный сигнал, хоть какое-то свидетельство межзвёздных полётов, намёк на расселившуюся среди звёзд цивилизацию, всё без толку. Мы расселяемся в пустоту, подумал Ли. Мы зовём, но нам никто не отвечает.

Мы уникальны.

Фриман поместил бактериальные соскобы в контейнер беспилотника и развернул его к поверхности. У него были и другие дела. В конце концов, он начальник Океанической станции, и этот заплыв — удовольствие с привкусом вины. Нужно составлять отчёты, выслушивать жалобы. Нужно сбросить всю эту тоскливую рутину Рабочего Треста, навалившуюся на него, как сонмы рыб-прилипал, избавиться от неё на какое-то время, пока она не вернётся снова.

Беспилотник пошёл вверх, словно стальной пузырёк. Фриман смотрел, как морское дно уходит вниз, но движения не ощущал, чувствуя только свою напряжённую спину, опирающуюся на спинку кресла в пультовой. Управление подводными аппаратами поглощало настолько, что он забывал менять позу; после таких погружений его всегда донимали хронические боли в пояснице.

Фриман добрался до точки, в которой дневной свет стал зримым. Воды вокруг аппарата сначала раскрасились в цвет индиго, затем стали багрово-синими, потом ярко-зелёными. В поле зрения уже показалась далёкая Океаническая станция, цепочка гондол и якорей, словно свисающее с морской длани жемчужное ожерелье, когда зазвучала сирена.

* * *

Ли передал управление беспилотником ассистенту, Каю Фейну, и быстро пробежался глазами по экспресс-отчёту на главном экране пультовой, прежде чем перенести внимание на свой планшет со стремительно бегущими данными.

В Шестой гондоле — общее отключение питания, подняты барьеры, зафиксировано заражение. Самая глубоководная из лабораторий Океанической станции стала "горячей". Следующие десять минут Фриман лихорадочно выискивал информацию, прежде чем команда инженеров определила, что да, по гондоле определённо распространилось заражение, и нет, двое запертых внутри неё сотрудников на момент сирены не отвечали на неоднократные запросы. Приём телеметрии с гондолы также прервался; структура наглухо закрыта и обесточена. Отказ электроники особенно ставил в тупик. Оказавшись у задраенных люков без какой-либо информации, инженеры не могли решить, что делать дальше.

Но Ли знал, что следует предпринять: на случай новых проблем он распорядился подготовить шаттл станции к аварийной эвакуации. Связистам он велел поставить в известность Орбитальную станцию Исис и запросить рекомендаций. Сам он пытался связаться с Кеньоном Дегранпре лично, когда Кай, по-прежнему облачённый в шлем дистанционного управления, произнёс:

— Думаю, тебе стоит на это взглянуть.

— Сейчас не время.

Очевидно.

— Я внизу, у Шестой гондолы, — сказал Кай. — Взгляни.

Фриман сбросил исходящий звонок и вернулся в кресло управления.

* * *

Шестая гондола перенесла катастрофу — это было очевидно с момента, когда зазвучала сирена, — но с точки, в которой находился беспилотник, Ли не видел каких-либо физических повреждений.

Прожектора накрыли лучами грани внешних сенсорных массивов гондолы, но в их свете не вырисовывалось ничего необычного. Привлечённые светом, множество огромных полупрозрачных беспозвоночных, которых люди Фримана прозвали "церковными колоколами", дрейфовали в сторону подводного аппарата. Но они были лишь безвредной помехой, бездумно рыская по тёплым экваториальным водам в поисках органелл. Целой стае церковных колоколов вряд ли по силам вырубить всю лабораторию.

— Кай, что ты хочешь мне показать?

В ловушке заражённой гондолы оказались двое — койперовский микробиолог Кайл Сингх и землянин Рой Деверё, морской биолог. Даже если они остались в живых после первоначального биологического заражения, каким бы оно ни было, они могли не пережить сбоя в электропитании. Шестая гондола располагалась достаточно глубоко, чтобы даже в здешних тёплых экваториальных водах стремительно потерять тепло. А рециркулятор воздуха, запущенный в аварийный режим аварийными протоколами заражения, к этому времени уже должен быть перегружен.

Впрочем, подумал Фриман, люди в гондоле к этому моменту наверняка мертвы. В Шестой гондоле хранились серьёзные запасы глубоководных алкалоидов. Там имелось множество заразных организмов, и если что-то попало из перчаточных боксов в воздух, Деверё и Сингх, по-видимому, скончались почти моментально. Под этой гондолой не было ничего, кроме якорных цепей, уходящих в чёрные глубины океана Исис. Вода здесь была чернильно-бирюзовой, она циркулировала в термопаузе между средой обитания любящих давление церковных колоколов и насыщенной фотохимией поверхностного слоя. Напоминающие планктон одноклеточные организмы и похожие на снежинки колонии бактерий оседали здесь из поверхностных вод — снегопад, питающий биологически богатые придонные зоны.

Гондола, несмотря на отсутствие огней, казалась нетронутой. Деверё постоянно жаловался, что плёнки водорослей нарастают на окнах и внешних устройствах. Но сейчас Фриман ничего такого не видел.

— Правее, — бесстрастно сказал Кай. — Мне показалось, я увидел выход газа через уплотнение иллюминатора. Может, сюда стоит позвать инженера.

Фриман поиграл узкими снопами света от беспилотника, направив их на маленький кружок иллюминатора из модифицированного стекла.

Вот оно! Движение. В свете прожектора он увидел струйку поднимающихся жемчужин. Пузырьки. Воздух.

У Ли сдавило внутри от более личного страха. Это не техническое отверстие для выравнивания давления, не балластный сброс газа. Кай прав — это утечка.

Он вернул управление ассистенту, вызвал оперативный штаб и дал кризис-менеджеру распоряжение расставить людей у стыковочных устройств.

— И пусть группа по балласту будет наготове, на случай если мы потеряем устойчивость.

Полностью утратившую герметичность Шестую гондолу нужно будет отцепить, иначе она утянет за собой все остальные. Наихудший сценарий: сбросить дырявую гондолу, скрестив пальцы на то, что уплотнения в трубе выдержат, и попытаться не дать всей связке превратиться в гигантский маятник.

Вернувшись в кресло дистанционного управления, Фриман повёл аппарат в сторону от аварийной гондолы. В свете прожекторов появилась вторая струйка воздуха. Ещё утечки. Господи, подумал он, это не лаборатория, а чёртово решето!

И в паническом оцепенении увидел, как гондола начала схлопываться — быстро и неестественно тихо. Биметаллические швы выпустили наружу гейзеры газа, затем вогнулись внутрь разрываемыми на неровные лепестки стальными полусферами. Звука не было — беспилотник не был оборудован микрофонами, — но сотрясение должно было быть колоссальным. Аппарат сильно повело, прежде чем Фриман успел его выровнять, перед глазами пронеслись призрачные и фрагментированные изображения. Дрожь пробежала по всей цепочке гондол, грохотом отозвавшись в полу под ногами.

Фриман отдал приказ об аварийной отстыковке и воочию увидел, как это происходит. Пиропатроны отстрелили гондолу от остальной части станции. Фрагменты обломков отделились от мешанины металла и хаотично понеслись к поверхности — полиэфирные подушки, каркасы перчаточных боксов, скомканная одежда — то ли с телами, то ли без. Остальная же часть гондолы, захваченная в плен якорными цепями, камнем рухнула вниз; словно гигантская рука поднялась из глубин, чтобы забрать её с собой.

Церковные колокола, радужно переливаясь в слабом свете, заметались среди бурлящей воды и устремились вглубь.

* * *

Как только поступили новости о катастрофе, Кеньон Дегранпре на транспортнике добрался в диспетчерский центр ОСИ. Новости, которые он мог узнать, страшили — но он не должен позволить этому повлиять на трезвость суждений. Сейчас нужно работать с тем, что есть; разгребать последствия — задача на потом.

В диспетчерском центре толпились младшие менеджеры, сражаясь за места у консолей. Дегранпре велел выйти всем, кроме командного персонала и инженеров, и велел команде связистов в ожидании дальнейших распоряжений занять места согласно штатному расписанию. Он рассудил, что пусть они лучше просятся в сортир, чем путаются под ногами. Четвёрку подчинённых Дегранпре оставил при себе и распорядился, чтобы на главный экран центра выводилась исключительно информация от повреждённой Океанической станции, и ничего больше.

А на той станции, должно быть, царила суматоха. Активными оставались только стандартные каналы телеметрии. Но и по получаемой по ним скудной информации ущерб был очевиден. Самая глубоководная из гондол цепочки схлопнулась через считанные минуты после того, как сигнал биологической угрозы полностью её изолировал. Очевидно, два эти события были связаны, но как? Учитывая, что гондола потеряна, найти ответ, скорее всего, будет проблематично. Не то, чтобы все до одного лихорадочно пытались найти объяснение; персонал станции изо всех сил старался восстановить её стабильность после сброса повреждённой лаборатории. Дегранпре задался вопросом, так ли уж был необходим этот сброс — может, Фриман Ли мог пытаться что-то скрыть? Но инженеры уверили его, что это действие было необходимо для спасения станции. Тем не менее...

Впрочем, наиболее насущным был другой вопрос: под контролем ли биологическая угроза, не может ли она распространиться?

Дегранпре заказал кофе для всех, кто находился в зале, и с нескрываемым нетерпением принялся ждать, когда Ли — по крайней мере, хоть один землянин, — найдёт время для прямого вызова.

И в этом ожидании он чувствовал свою беспомощность. Вне зависимости от того, что будет дальше, событие приведёт в ярость его начальство на Земле. Ему придётся отправить Семье отмеченный красным флажком отчёт — и принять всю полноту ответственности, от которой не уйти. Ну, а между тем...

Между тем, ему остаётся лишь молиться о том, чтобы ситуация осталась под контролем.

Младший сотрудник принёс ему кофе. Напиток был синтетическим и по вкусу напоминал пепел, взболтанный в колодезной воде. Тем не менее, к тому моменту, как на экране соизволил появиться Ли, Дегранпре осушил две чашки. Трестовская униформа начальника Океанической станции была растрёпана, её покрывали пятна испарины. Кожа Ли была столь же классически тёмной, сколь кожа Дегранпре — классически светлой; на Земле они оба сошли бы за умеренно красивых. Но только не в койперовских поселениях, где излюбленным цветом кожи был коричневый, смешанного происхождения.

— Я хочу полностью эвакуировать Океаническую станцию, — без экивоков заявил Ли.

Дегранпре моргнул.

— Вы же знаете, у вас нет полномочий...