Замуж с осложнениями

Это большая редкость?

— Ну так... Не то чтобы много, но умею, — говорю осторожно. Ещё припашет всему экипажу носки зашивать.

— Тогда не проблема, вон, берите Тирбишевы тряпки, я вам машинку дам, нитки и всё на свете.

Ух ты, у них даже машинка есть?

— А Тирбиша спросить не надо?

— А он всё равно не знает, что с ними делать. Ему подсунули в нагрузку к постельному белью, а на этом корабле, кроме меня, никто иголку держать не умеет. Я и от вас не ожидал.

— Ну почему же...

Вроде шитьё во всех культурах женское дело, нет?

— Красивые женщины часто пренебрегают, — пожимает плечами. Зато красивые мужчины, видимо, нет.

Один из рулонов оказывается вовсе ковром, остальные — более или менее плотным хлопком. Все они довольно светлые в жизнеутверждающий цветочек. Ничего, маменька на даче ещё и не такое носит. Да и не только на даче...

Эцаган великодушно пускает меня к себе в каюту, где обнаруживается немаленькое трюмо, на котором ненавязчиво красуется пакетик с термобигудями. Они тут все голубые, что ли? Ладно, мне с ним не целоваться. Зато про кудри теперь понятно.

Рядом с трюмо большой комод, из которого Эцаган начинает проворно извлекать нитки, иголки, булавки, ножницы и, наконец, портативную швейную машинку весьма приличной фирмы. Меня в своё время на такую жаба задушила.

— Вам лучше всего расположиться в холле, — говорит он мне, и я некоторое время соображаю, что он имеет в виду. — Там можно сдвинуть столики. А то в кухне Тирбиш ворчит, если столы не так стоят.

А, так это он про гостиную. Но она же проходная...

— А я там мешать никому не буду?

— А кого туда понесёт посреди дня?

Как выяснилось, понесло всех. По крайней мере, раз в каждые десять-пятнадцать минут обязательно кто-нибудь пройдёт попялиться, как земная женщина кроит. Хорошо хоть я догадалась обмериться у себя в каюте. Зато теперь весь экипаж в лицо знаю. И кто застенчивее — только мимо проскакал, а кто наглее — остановился поговорить. Ох и достали...

Положение, как обычно, спасает капитан.

— Не возражаете, если я тут в уголке почитаю? — спрашивает он меня ещё из коридора. Бук под мышкой, как приклеенный.

— Я всегда рада вашему обществу, — улыбаюсь. Приятно хорошего человека порадовать! Когда он проходит мимо, мне кажется, что в комнате становится ярче, хотя он и одет в тёмное.

В отличие от прочих моих посетителей, он действительно просто садится в кресло и углубляется в чтение. Через несколько минут уже я не выдерживаю.

— А можно спросить, что вы всё время читаете?

Поднимает голову, смотрит на меня укоризненно. Ну ладно, молчу.

— Лиза, оставьте вы эту вежливость. Конечно можно спросить!

О боже мой.

— Тогда уж и вы оставьте, — хмыкаю. — Как будто я вас могу не пустить в ваш собственный холл.

— Можете, — уверенно говорит он.

Вылупляюсь на него в ужасе.

— Нет, поверьте, не могу.

Смотрит на меня задумчиво.

— Это так странно, насколько у нас не совпадают представления о социальных ролях друг друга.

Почти роняю машинку. Ка-ак ты сказал?! Нет, ну давайте теперь окажется, что ты на самом деле всемирно известный антрополог, а это всё большой эксперимент по адаптации землянина к инопланетной среде!

— Я что-то неправильно сказал? — спрашивает встревожено.

— Да нет... Просто я немножко не ожидала... — да, не ожидала я от дикаря, жрущего с кости сырое мясо, что он знает, что такое социальные роли. Это можно сказать вежливо?

— Ну, я решил, раз уж нам ещё неделю предстоит тесно общаться, мне стоит почитать про земной этикет, — немного смущается он. — Не хочется вас ненароком обидеть.

— Ы... э... это очень мило с вашей стороны, — выдавливаю. Госспади, вот это я понимаю — человек! Не просто вежливый, а книжки специально читает, чтобы знать, как именно быть вежливым! Внезапно совершенно непрошено вспоминается Кирилл, хохочущий над выражением "однояйцевые близнецы". М-да, мы много чего принимаем как данность.

Азамат наблюдает за мной горящими глазами экспериментатора.

— Удивительно, — говорит он наконец. — Удивительно...

* * *

Результатом моих трудов явились штаны на завязочках, две довольно бесформенные толстовки и ковровые тапочки. Дошив, я немедленно удалилась в ближайшую пустую каюту (которую капитан мне услужливо открыл) и наконец-то переоделась. О, это счастье удобных шмоток и плоской подошвы!!!

Выхожу, улыбка шире ушей.

— Ну что, на пижаму хотя бы похоже? — спрашиваю Азамата, крутясь на месте и стараясь рассмотреть, не пузырится ли где-нибудь что-нибудь.

— Немножко похоже из-за расцветки, — смеётся капитан. — Сделайте поясок, и будет в самый раз.

Да, пожалуй, пояс не помешает. Ну да это быстро, с машинкой-то. Вот уже и прострочила.

— Лучше? — верчусь на одной ноге посреди холла.

— Очаровательно, — говорит капитан. Не понимаю, иронично или нет.

— Пир для глаз, — цедит другой голос со стороны коридора. Алтонгирел! Блин! Ну вот надо же было, чтобы его принесло именно сейчас, когда я тут перед капитаном выделываюсь. Теперь он меня точно со свету сживёт. — Я пришёл спросить, — продолжает он, обращаясь прицельно к Азамату, — собираешься ли ты снизойти до нашего общества в кухне?

— А, уже пора, — Азамат быстро закрывает бук и встаёт. — С удовольствием.

— Никогда бы не подумал, что вид женщины в брюках улучшает твой аппетит, — надменно произносит Алтонгирел и уносится прочь. Азамат смотрит на меня извиняющимся взглядом и пожимает плечами. Ну да, конечно, ты не знаешь, почему его так колбасит.

— Что-то не так с брюками? — притворяюсь, что поведение Алтонгирела меня нисколечки не смущает.

— На Муданге женщины их обычно не носят, разве что зимой или на всяких грязных работах...

А что ж ты раньше-то молчал?!

— Но вы не волнуйтесь, — продолжает. У меня на лице бегущая строка с мыслями, что ли? — Здесь-то все привычные, космос ведь.

Ну да. Алтонгирел один никак привыкнуть не может. Интересно, у геев есть какой-то мужской вариант ПМС или Алтоша всегда такой?

Впрочем, за обедом на меня не пялятся, даже при том, что штаны у меня голубые в лиловый цветочек, а рубашка розовая в жёлтый. Наверное, в муданжском национальном костюме приветствуются яркие краски и растительные мотивы.

После еды потихоньку увязываюсь за капитаном на предмет воспользоваться его буком (с которым он всё-таки расстался на время обеда).

— Ах да, конечно, вам нужно предупредить родных, что вы позже вернётесь, — кивает он, как мне кажется, с иронией. — Я должен был сам сообразить, простите. Давно не общался с незамужними девушками.

Моргаю. Какая связь?. .

— Я... э-э... не совсем незамужняя, — говорю. — Я как бы вдова.

Ну, допустим, мы с Кириллом не расписывались, но сути это не меняет. А у этих дикарей небось какие-нибудь предрассудки против внебрачного секса.

— Простите ради всего святого, — принимается тараторить капитан. Ну да, ну да, сейчас будет два вагона сожалений.

— Ничего-ничего, я понимаю, что на мне не написано, — похлопываю его по руке, запоздало соображая, что на него этот жест должен действовать гораздо сильнее, чем на среднего землянина. Ну хотя бы он замолкает. — Я просто не поняла, какая связь между тем, чтобы предупредить родных, и матримониальным статусом?

Получи, фашист, гранату. В смысле, умное слово.

— У нас обычно женщины после замужества перестают поддерживать связь с родителями, — ничего, сглотнул и переварил, умница мой!

— Ну, у нас не так, — пожимаю плечами. — То есть обычно это зависит от того, насколько твои родители приятные люди. Тем более я сейчас с мамой живу, так что она имеет право знать о моих планах.

— Ну да, наверное, — неловко улыбается. Ну вот, будет теперь меня стесняться ещё вдвое больше. Ну что мне, стать женщиной без прошлого в худших традициях мыльных опер? Иногда даже злюсь на Кирилла, что из-за него все вокруг меня вытанцовывают, как будто я раковая больная.

Подходим к каюте, я останавливаюсь в ожидании, что капитан достанет пульт и отопрёт.

— Толкайте, у меня замок размагнитился, до Гарнета не починить, — поясняет Азамат.

— А я-то думала, вы гений механики, — хмыкаю, открывая дверь.

— Вы что, с кем-то поспорили, сколько комплиментов в сутки вы можете мне сделать? — смеётся. — Можно замок и починить, конечно. Можно и с другой двери снять. Но в итоге всё равно менять придётся, так зачем из-за одной недели тратить день на бессмысленную работу?

— Да ладно, вам виднее, — пожимаю плечами. — И ни с кем я не спорила. Можно подумать, мне нужен специальный стимул, чтобы делать вам комплименты.

Качает головой, прикручивает свет — совсем чуть-чуть. Похоже, не любит яркое освещение. Подозреваю, что и зеркала в ванной не держит. Ох уж эти варвары.

Берёт с полки бук, протягивает мне, а сам поворачивается спиной и утыкается в иллюминатор с очередным зимним пейзажем. Видимо, у него на родине сейчас зима. Замечаю, что с постоянным чувством неловкости можно свыкнуться — вот, сижу у капитана за столом, за его же буком, ничего ему делать не даю, но жить мне это уже не мешает.

Мама пишет:

>>Телефон у меня сдох. Позвоню обязательно.

Вижу в этом логическое противоречие. Ну да тебе виднее, с чего ты там позвонишь.

>> Мудо-гоши обходят меня стороной

Так они там всё-таки есть? И как, правда на чёрных китайцев похожи? Попроси сфотографироваться на память!

Да, чувство реальности у моей родительницы всегда зашкаливало. Впрочем, лучше уж так, чем если бы она волновалась. Отвечаю:

>>Ну да тебе виднее, с чего ты там позвонишь.

С того же, с чего сфотографирую. Придётся подождать, пока новое куплю.

>> И как, правда на чёрных китайцев похожи?

Джингоши — на чёрных, муданжцы — на краснокожих.

Пусть учится различать. Вдруг я как-нибудь Азамата в гости приглашу? Ему, наверное, не понравится, если его с джингошами перепутают.

Так, теперь брат. Ох, сколько же сейчас писать придётся...

Строчу и строчу. Вообще не люблю сенсорные клавиатуры, но тут она очень к месту пришлась. Потому что раскладку я наизусть не помню, искала бы сейчас каждую букву по полчаса, а так клавиатура — тот же экран, какие надо клавиши, такие и отрисует. А потом так же тихо поменяется обратно на латиницу. Интересно, наверное, можно и муданжскую раскладку вызвать.

— Решили наконец описать ситуацию в подробностях? — спрашивает капитан. Ой, я же его динамлю...

— Я брату пишу, чтобы он этого урода нашёл, который меня не пустил. Сейчас уже закончу, извините.

— Ничего, пишите-пишите. А то меня Алтонгирел ругает, что я круглые сутки за буком сижу, — хмыкает капитан. Он, кажется, нашёл себе занятие: включил ночник и ковыряется в каком-то маленьком предмете. Видимо, решил оправдать мои комплименты и что-то починить.

Отправляю письмо, дожидаюсь подтверждения о доставке, закрываю почту.

— Я всё, — говорю.

— Ага. Можете ещё посидеть, я тут увлёкся.

Ещё посидеть... Ну не буду же я с его бука обновления на вязальном форуме смотреть, правда? Разве что расписание рейсов с Гарнета...

Бук внезапно издаёт громкий булькающий звук, я аж отшатываюсь.

— Это видеовызов, — через плечо сообщает капитан.

Ах да, теперь узнала. Просто окно вызова появилось с задержкой. Собираюсь встать, чтобы пустить капитана поговорить, как внезапно осознаю, что вызывающий — мой брат. Это же его ник и аватарка...

— Кажется, это мой брат, — говорю в лёгком ужасе. Я что, спалила Азамата?. .

— Да? — он оглядывается довольно равнодушно. — Ну так отвечайте, я выйду из кадра.

Чемпионат по неадекватному поведению дубль два. Ладно, ответить-то надо, а то Сашка будет волноваться... Жму "Принять".

— Лизка! Что там у тебя за чума? Я только твоё письмо открыл, сразу кинулся искать канал, — Сашка, конечно, говорит на родном. Он дома, валяется на кровати. Футболка на нём линялая. На заднем плане дети пищат.

— Э-э, да у меня всё ништяк, только эти уроды, которые меня наняли, по документам провели другого чувака, и в итоге меня не было в списках. И меня, конечно, не взяли на борт!

— И где ты сейчас?

— На корабле муданжских наёмников, — говорю с нехорошим предчувствием. Ой, сейчас что-то будет.

— Муданжских, — бессмысленно повторяет Сашка.

— Ты, — говорю, — не тверди это слово. Тут один присутствует. Они по-нашему не понимают, конечно...

— А ты с ними... на ихнем, что ли?

— Нет, на всеобщем. Они не знают, что я ихний...

Что-то заставляет меня говорить по возможности неразборчиво. Мало ли, какие у Азамата ещё неожиданные познания обнаружатся.

— И... как они с тобой обращаются?

— Бережно. Вот, сижу сейчас за капитанским буком.

— Они вообще на людей-то похожи?

— Более чем.

— Дай посмотреть!

Так, ну, волноваться он не будет, похоже. Это хорошо. Зато будет прикалываться. Это плохо...

— Мне... как бы... не очень удобно. И так человека от дел отрываю, бук отобрала, ещё и достопримечательность из него устраивать...

— Ну дай я с ним парой слов перекинусь! Пусть знает, что у тебя есть грозный брат.

— Боюсь, что на его фоне ты грозным не покажешься, — хихикаю.

— Ну, Лизка, в самом деле! — он начинает сердиться. — Тебя похитили какие-то уроды, а ты даже не даёшь мне запомнить в лицо их главаря? А если они тебя не отпустят? Вообще, может, ты там под дулом сидишь!

О господи. Ладно, похоже, придётся успокоить этого параноика, пока психушка не приехала. Нет, я, конечно, понимаю, что с его стороны моя ситуация выглядит жутковато. Она и с моей стороны ещё совсем недавно казалась сущим кошмаром. Но теперь-то я понимаю, что всё хорошо! Всегда ненавидела, когда родные за меня волнуются.

Оглядываюсь. Азамат сидит в ногах кровати, как бы в глубокой задумчивости.

— Азамат-ахмад, — зову негромко. Оборачивается. Даже насчёт обращения не сепетит. — Вы не можете немножко поговорить с моим братом? А то он волнуется.

— Боюсь, что не понимаю языка, на котором вы говорите, — отвечает Азамат своим низким раскатистым голосом. Сашка на экране выглядит так, как будто готовится ко встрече с Кинг-Конгом.