Третий меморандум

— Да хватит тебе... — было видно, что Жуков смешался. — Я не имел в виду.., Да сядь ты, ради бога, прекрати паясничать!... Короче, такое мое предложение.— Экспрессивно выраженное предложение, — пробормотал Казаков.— А вы, молодой человек, что скажете?

Бобровский заговорил, волнуясь и сбиваясь. Только что до него дошло, что его маскарадный эпатаж был в контексте собятий неуместен, и он говорил, порастеряв декабристскую удаль, но довольно по делу: конечно, панки насильники и нарушители, но нельзя забывать, что они все же пытались внести какое-то организующее начало... а обвинения по поводу курток цепочек и свастик вообще неуместны, пусть извинит меня товарищ капитан, это же, можно сказать, люди другой кульгуры и другой морали, и нельзя же, к примеру, обвинять товарища капитана вот за звездочки на погонах...Голубе в побагровел. В толпе зафыркали. Маркелов сделал злодейское лицо. Бобровский поперхнулся. Вика тихонько смеялась, закрыв губы ладошкой. Казаков мельком увидел среди множества голов торжествующее лицо Глухачева, Надувшийся Голубев толе пробегался взглядом по толпе, но Коты успели уже сделать каменные физиономии,— Спасибо, э-э,.. Дмитрий, — сухо произнес Казаков, вставая, — А теперь позвольте мне подвести итог. Все, что здесь говорилось товарищем обвинителем и товарищами защитниками, было весьма эмоционально, весьма содержательно по форме...Казаков сделал паузу, посмотрел на Валерьяна. Валерьян, казалось, не слушал,— ...и совершенно безграмотно по существу. Я охрип повторять, что ш не толпа эгоистиков, мечущихся из стороны в сторону и грызущихся между собой. Мы — государство, а не стройотряд, как это вам ни смешно. У нас есть законы, и я намерен эти законы соблюдать, чтобы не тратить время на болтовню. Если вы забыли, напомню: Акт о наказаниях распространяется лишь на преступления, совершенные против Первограда и его граждан. Валери и панки одинаково НЕ являются преступниками перед лицом закона.

Толпа, казалось, вдохнула и забыла выдохнуть. Пронесся чей-то сдавленный полустон: "Вот это номер!" Валери открыл было рот, полный готовности сказать: "это казуистика и демагогия", но вспомнил, о чем идет речь, и удержался.— Это казуистика и демагогия! — Аж подскочил на месте Голубев. — Они являются преступниками по общечеловеческим законам! Они аморальны и соќциально опасны! Я не говорю о Валери...

— Все это мы слышали, — повысив голос, перебил его Казаков. — Так вот, нас больше не будут интересовать всяческие абстракции и чувствования, отрывающие время от ваших дел, разбивающие людей на враждебные партии. Все наши склоки — от того, что даем эмоциям и амбициям волю разумом, запомните, и это не только по данному поводу! Нам нужно работать, чтобы выжить а мы раздуваем конфликты — чтобы потешить свое самолюбие и подохнуть, так, что ли?! Так этого не будет больше, — Он закашлялся. Поднялся Вадик Шалаев, один из молодых консулов.— Александр, — сказал он с тревогой, — но мы не можем этого так оставить! Все-таки, явное злоупотребление властью... тем же оружием, хотя бы! И потом, эти панки... что, их тут оставим?

Казаков посмотрел на панков. Панки давно уже не матерились и не шокировали общественность. Они сидели тише мыши и слушали. Две девицы тихонько плакали.— Я думаю, — сказал Александр, обращаясь к народу, уже сливавшемуся в неопределенное дышащее мессиво (темнело, зажглись первые звезды, с запада быстро ползли тучи), — что сейчас, не стоит нам спорить и вас всех утомлять. Давайте разойдемся. Обещаю, что решение будет вынесено сегодня же, и до полуночи вывешено на доске объявлений, так что особо нетерпеливые могут дождаться.Толпа, ворча, пофыркивая, гомоня, начала ворочаться, расширяться, пронесся задиристый вопль "Деньги обратно!". Четыре следопыта увели панков, растерявших всю надменность. Одна худенькая, симпатичная девица из тех, что плакали, все озиралась на Казакова. Он вспомнил: кажется, это про нее Вика говорила, что девица беременна, причем срок два месяца, понесла еще на Земле...

Бобровский замешкался, глядя вслед горделиво вышагивающему Голубеву, окруженному несколькими котятами. Казаков подошел к нему.— Дмитрий, — сказал он ворчливо, — нехорошо обижать больших начальников нашей маленькой колонии.

— А что он сказал? — запальчиво вступился Жуков" — Он правду сказал! Сам Бобровский напряженно молчал. Его значок поблескивал в сумерках.

— Я, собственно, не об этом, — досадливо дернул щекой Казаков.-Я о Первом Мая. Говорят, ты знаток магнитофонов и, э-э... современной музыки?

Бобровский нерешительно кивнул, пробормотал: "н-ну, да", Мягко подошел Маркелов, хотел что-то сказать.

— Так вот я и предлагаю тебе устроить на праздник дискотеку для народа, — так же ворчливо продолжал Казаков. — Подбери помощников, то-се... Мыс консулом, — он указал на Николая, — поговорим с Валентином, дабы оказал... Лады?

— Лады... то есть хорошо, — растерянно ответил Бобровский, — то есть..

— Вот и ладно. Завтра обратись к Сидорову, подумай, что вам надо, а через неделю.... да, через неделю доложи мне, как дела. Так.

— А ты широкой души человек, координатор, — медленно и с некоторым даже удивлением проговорил Сергей,

— Стараюсь, Общественность, того... требует. Считает, что должен.

— Не ёрничай, не отбивай хлеб у Стася, — посоветовал Маркелов. — Лучше заломи бровь и пошли во дворец.

Консул и координатор ушли к коттеджику, за которым прочно уже закрепилось название "Большой Дворец Совета". Жуков обернулся на Валерьяна, Командира не было видно: его окружила беспокойная, всхохатывающая, возбужденная толпа строителей, и Сергей подумал с сожалением, что мальки ни черта не понимают, а хорошо бы Валерьяна сейчас оставить одного...

РЕШЕНИЕ КОНСУЛЬСКОГО СОВЕТА, обнародованное 19. 04.1987 г, в 23 часа 40 минут

" ї I, По поводу дела В. Валери Консульский Совет постановляет:

А. За отсутствием состава преступления снять с В. Валери все инкриминированные ему обвинения, оставив его в должностях консула и руководителя строительных работ;

Б. За злоупотребление личным оружием, расход казенных боеприпасов и нарушение общественного порядка — лишить В. Валери права ношения личного оружия сроком на три месяца и перевести его на пятую (штрафную) норму пайка сроком на 14 дней,

ї 2. Но поводу дела группы так называемых "панков" Консульский Совет постановляет:

А. За отсутствием состава преступления отвергнуть предложения сослать "панков" на Дальний берег навечно без припасов, по статье 7 Акта о преступлениях; Б. В связи с тем, что в настоящее время включение "панков" в число граждан ТСРГ кажется преждевременным и неоправданным, — переправить их на Дальний берег со всеми необходимыми орудиями труда, припасами и холодным оружием, с тем, чтобы через три года специальная авторитетная комиссия проверила, достойны ли они вхождения в число граждан ТСРГ;

В. В связи с том, что Алла Тонких, проходящая по делу "панков", беременна, Консульский Совет разрешает ей немедленно войти в гражданство ТСНГ и остаться в Первограде, буде она изъявит такое желание."

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

"21 апреля. Кажется, все возвращается на круги своя. Валерьян, по крайней мере, сегодня деятельно дирижировал на возведении крольчатника. Завтра заселяем первое общежитие — двадцать четыре комнаты по шесть человек; не хоромы, но все не лучше палаток. Разумеется, отдали девочкам, хоть Маркелов и гундосил за своих героических стеначей. Да, героические стеначи вчера совместно с котятами и следопытами отразили какую-то бешеную атаку обезьян. Их было, рассказывают, не менее сотни; по крайней мере, убито 14. У нас трое покусаны, один серьезно, Вика и Родион швы клали... Сегодня вечером будем вешать ордена: и за стройку и за героизм... Тоже не сахар, но лучше уж атаки обезьян, чем раскол внутри...

Решили вопрос о Третьей экспедиции: послезавтра отправим. Вместе с ней выйдут три отряда, в каждом следопыты, строители и охотники: мы решили километрах в 30 от города создать три укрытия для охотников, откуда бы они промышляли по неделе, — посменно; а то в окрестностях дичи все меньше...

Кажется, я угадал принцип, по которому Хозяева раскидывали человеческие группы: принцип кастовой специализации. Это дурно: меня. мучает призрак поселка афганских ветеранов. Всяких люберов не боюсь: там, где говорят автоматы, они будут не больше, чем неумные щенки. А вот афганцы... Можно еще больше укрепить нашу "армию", я дажe собираюсь подготовить и провести этакий акт, ее упорядочивающий, но против ветеранов мы все разно будем слабы, и главное, что даже мирно слившись, мы получим этакий преторианский лагерь... А впрочем, что толку так глубоко развивать собственные домыслы?

С Викой — какое-то отстранение... Надо думать о работе, а перед глазами — Вика, 0льга. Спять Ольга. Всю жизнь платонически мечтал о власти, а выходит, что оная власть сама-то но себе тоску только нагнетает, и нужна-то была, как предлог..."ХРОНИКИ ГОЛУБЕВА

"...Как мне ни обидно сознавать себя лишь актером, которому каждый щенок может кинуть гаерскую реплику — должен признать, что режиссер этого фарса цели своей достиг. Он опять изыскал остроумный компромисс и опять выпутался из положения. Военные, правда, были недовольны как мягкостью приговора, так и ложным положением, в котором я оказался, но последующие события нас примирили. 20 апреля громадная стая панцырных обезьян накинулась па почти уже завершенный периметр. Было раннее утро, рабочие только шли на объекты и, к счастью, никого из них звери не застали врасплох. Коты на башнях открыли огонь; лавина обезьян захватила 3-й пост, Юра Хонин отбивался уже прикладом, когда на помощь ему пришли "стеначи". Должен ответить, что они, вооруженные лишь топорами и лопатами, ни на секунду по заколебались, отбили израненного Хонина у обезьян и удерживали прорыв до прибытия Следопытов. Автоматным огнем те прогнали зверей. Хонин истекал кровью; его доставили в лазарет, где наш врачи, я не преувеличиваю, спасли ему жизнь. Еще двое "стеначей" покусаны неопасно, убито 14 животных.

Этот случай как-то сплотил людей: после истории с тахоргом крупных покушений на город не было, и многие уже решили, что вооруженные силы служат недостойным целям; Можно сказать, что обезьяны оказали нам некую услугу, Хонин был награжден орденом Славы (как и майков перед ним, символически: с вручением диплома и оранжево-черной орденской ленточки), а орденом "За заслуги" на следующий день было награ:кдено 10 человек, отличившихся на стройках и на поле, в том числе комиссар Жуков и консул Краилвко. Тогда же (22 или 23 апреля) первая сотня девиц переехала из палаток в общежитие, были отправлены экспедиции за углем и для постройки охотничьих заимок в сайве."

Замыкающий шествие следопыт перед тем, как скрыться за разлапистыми мече-листьями саговников обернулся и пемахал рукой. Чернявая девчонка около Казакова запрыгала, махая в ответ. Казаков задумчиво посмотрел на нее, повернулся и стал спускаться по шаткой и скрипучей лестнице, стараясь не касаться перил — бурая обезьянья кровь была отчищена небрежно. Не по-апрельски жарило солнце, какие-то мошки толклись в воздухе. Александр расстегнул куртку; подумав, он расстегнул еще и две верхние пуговицы рубашки и, утопая во свежевспаханпой земле, побрел к группке жизнерадостных крестьян, устроившихся поблизости на перекур. Полчасика можно было отдохнуть.

Х ГЛАВА

О люди,

Ваши темные дела

Я вижу, но волнуюсь не за души, А лишь за неповинные тела!

Ведь это все же не свиные туши!

Л. Мартынов

— Мир дому сему! — Серега, настороженно улыбаясь, стоял в дверях прокуренной Валерьяновой каморки. — Что грустишь, командор?

— Мир входящему, невесело усмехнулся Валерьян. — Опекать пришел? Брось — неблагодарное занятие...

Валерьян ничком лежал на кровати, пристроив под подбородок неимоверн грязную подушку, и смотрел в окно. Тупо. Бардак в комнате был жуткий, одежда и книги разбросаны по углам, а стол украшали во множестве консервные банки, переполненные окурками. Переступив порог, Серега щапнулся о тяжеленный черный кирпич фолианта, по-видимому, служившего вместо коврика.

— Плутарха вот читаю... счел необходимым пояснить Валерьян. — Входи, коли пришел, садись, чай вот...

Чай в колонии был роскошью редкой, почти непредставимой, и Жуков не преминул принять приглашение.

— Самодержец снабдил. Из сердобольности, очевидно. Сердце у него широкое, мягкое...— еще раз прокомментировал Валериан и вернулся к созерцанию стенки. Он замолчал надолго. Пристроившийся на табурете Серега с демонстративно-громким прихлебыванием пил остывший "чиф".

— Что скажешь, комиссар? — первым не выдержал Вальрьян. Он шумно повернулся на койке, закурил, и, пристроив голову на согнутую руку, впервые взглянул на Жукова.

— Взглядец у тебя, старик... — Серега поежился. — Брось ты, бесполезно. О себе подумай, о ребятах...

— А я о ком? — перебивая, заговорил Валерьян. Было видно, что вся эта муть накопилась уже, перебродила, и теперь он даже рад серегиному визиту, рад редкому шансу выплеснуть хоть кому-то бредятину последней недели.

— Ты же видишь сам, на работе я паинька. Все нарадоваться не могут: Ах, ускоренные темпы! Ах, куда же мы без него. Саня за сдачу крольчатника лично птрепать по плечу изволили. При стечении публики. Мальчики горой за своего командора, девочки из-под пушистых ресниц посматривают, влажно мерцая глазками. Лепота!

Жуков слушал внимательн, очевидно, запасшись железобетонным терпением ласкового психиатра.

— Слушь, Валерик, а может действительно не все так плохо? Забыли ведь уже, — осторожно изрек он и сразу же пожалел о сказанном: дурак! Надо было дать выговориться, а потом уже... Но Валерьян, не обратив внимания на реплику, продолжал:

— Неправильно все это. Каждый под себя тянет, и я тоже тяну. Казаков спит и видит титул пожизненног "отца нации". Голубев, Крапивко, Крайновский спят и видят низвержение Самодержца, дабы потом перегрызть друг другу глотки. Баграт спит и видит гибрид фриланстера и хиппистской колонии, а себя в роли Махатмы. Причем, отметь — сладко спит, собака, у себя на Бокононе. Я сплю и вижу себя — опять таки, себя! — народным трибуном, геройски издыхающим на штыках тоталитаризма. Надоело!

Валерьян перевел дух и, чуть задыхаясь, но по-прежнему монотонно, продолжал:

— В экспедицию хочу. Куда угодно — только бы подальше. Да кто ж меня сейчас отпустит, "без права ношения оружия"? Видал, как Самодержец со мною ласков? Политический капитал на оправдании нажил, мальков наших приручил и шастает по Периметру, довольный. Я теперь ему вроде как обязан даже. Сам бы от всего отказался, каменщиком на стройку бы пошел — я же умею еще, помню, любому мальку фору дам... Нельзя ведь. Знаю, что нельзя.

— Слушай, — голос Жукова стал жестким, — И долго ты будешь мировой скорби предаваться? "нервически грызя ошметки бороды"? Остонадоело это. И какого черта я с тобой вожусь? — он выдохнул и продолжал уже будничным деловым голосом. — Сейчас вернулась экспедиция с холмов. Уголь там есть, так что не сегодня-завтра Казаков заговорит о создании шахтерского поселка. Поезжай туда сам, вместо меня. Будешь начальником рудника, основателем и мэром новой колонии. Ребят подбери понадежнее. Продолжать, или сам додумаешь?