Дом на краю

— Так.

С трудом, но я улавливала суть его мысли.

— Ну вот... А тут сын или дочка приходит в школу. Кстати, как твоя мама училась?

— Отличница, — растерявшись.

— Тем более! Приходит дочка-отличница в школу и говорит; купцы, промышленники, два дома, три мельницы, магазин... Во что, по-твоему, все это могло вылиться?

— В неприятности.

— Неприятности — не то слово! — нарезая стейк на ломтики. — Бабушку уволили бы. Дед фронтовик?

— Эм-м-м... Наверное. Помощником машиниста был.

— Вот... Лишили бы заслуг. В лучшем случае дом отобрали. Участок ведь государственный, — помахав в воздухе ножом.

— Хватит! Я поняла! Но почему Ольга знает? — Скрывать, так от всех? Разве нет?

— А ты спросила, когда она узнала?

Я покачала головой.

— Поняла, что не страшно. Власть сменилась, время другое. Наши родители ходили на демонстрации, стремились в комсомол а мы в том же самом возрасте начинали стеснялись того, что когда-то вступили в пионеры, — — озвучил то, к чему после его вопроса успела прийти самостоятельно.

Впрочем, это не помешало мне упираться.

— И все равно как-то не по-нормальному. Сам говоришь, другое время. Сейчас все кому не лень кичатся титулами и званиями

— Ты последние десять лет чем занималась? Собственной жизнью. Разве нет?

— Да, но...

— А Ольга находилась на глазах у бабушки. Ладно, на худой конец в пределах досягаемости, и виделись они почаще вашего, — когда я замотала головой в знак протеста. — Это же очевидно, они должны были сблизиться. К тому же единокровных родственников у вас больше нет, только сводные. По отцу. Прадеду, — поправил сам себя.

— Стоп! Откуда ты все это знаешь?! — Я, наконец-то, сообразила, что Вовка нет-нет да бросается информацией в утвердительной форме. — И вообще, где ты был?! — до кучи. — Неужели предупредить было нельзя?

— Предупредить? — в его взгляде промелькнуло что-то. — Так я пытался. Дважды. Только ты не открыла.

— Ничего ты не пытался, я бы... услышала, — вспомнив о моменте, когда пыталась релаксировать под Баха, с наушниками в ушах. Пришлось оправдываться. — Прости, я музыку слушала. Нужно было зайти.

И опять он как-то странно взглянул. Или это паранойя наметилась после откровений сестры?

— А был я в Саратове. Пил водку с другом-деканом. Так сказать, расплачивался за информацию.

— С каких это пор у нас мзду собутыльниками берут, а не бутылками?

Владимир усмехнулся:

— С давних. Это добрая старорусская традиция!

Мы еще поговорили. Теперь уже о Саратове, о друге декане. Владимир пообещал и меня снабдить подарочком, только не сегодня — завтра. И вроде бы не было между нами особой неловкости, но я все же не могла отделаться от мысли, что поступаю неправильно, что должна объясниться. В итоге, когда Вовка принялся убирать со стола, не выдержала.

— Вов, там у реки я не хотела.

— Я понял. Все нормально.

Он даже не взглянул на меня, что собственно к лучшему. Смысл собственной фразы поверг меня в смущение, но это почему-то не помешало и далее сыпать глупостями.

— Ольга говорит, ты билет из-за меня сдал.

Теперь он не только взглянул, а оставив посуду, повернулся.

— Не из-за тебя.

— Правда? — Мне немного полегчало.

— Яр, я не привык врать, — ровно.

— Слава Богу! Мне и так неловко за свое поведение, а если еще и...

— Давай сразу определимся, хорошо? Я задержался потому, что так было нужно мне, а не из-за кого-то. И тебе не за что винить себя. Я неправильно понял, ты объяснила. Все нормально. Взрослые люди. Такого больше не будет.

— Взрослые люди, — повторила я, вновь почувствовав себя препаршиво. А уже укладываясь спать, поймала себя на мысли — действительно ли я не хочу повторения? Или все-таки...

Глава 8

Как часто человек не понимает себя, своих желаний? Как часто его ведет бессознательное? Движет им, чтобы, что называется, оказаться в нужном месте в нужное время?

Я шла прогуляться, потому что не могла более находиться в четырех стенах, не могла смотреть на запертую будку и не думать о Полкане, не могла не копаться в себе, то и дело натыкаясь взглядом на Вовкины вещи, а оказалась у ворот городского кладбища, лишь тогда поняв, насколько сильно моя душа рвется к бабушке.

Приобретя букетик цветов у сидящей перед входом торговки, я вошла на территорию. Как бы парадоксально это не звучало, но не в пример старому погосту, где на днях мне не встретилось не единой живой души, здесь все до наоборот. Дворник метет пяточек перед выбеленной часовней, слышатся окрики рабочих, спускающих с борта свежеизготовленный монумент, урчит двигателем мусороуборочная машина, словно напоминает — настоящее забвение впереди, за рубежом близкородственных связей, за гранью быстро истлевающей памяти.

Нужный мне сектор в глубине, и биение пульса жизни вскоре осталось за спиной. Бабушка всегда хотела лежать в одной могиле с мужем, и ее последнее желание было исполнено. Они прожили вместе долгую жизнь, а теперь хранили верность друг другу в смерти — не каждому даровано такое счастье.

Открыв калитку, я в первую очередь положила букетик к подножью могильного креста, постояла скорбно, воскрешая в памяти одухотворенные бытием лица родных, а потом присела на вкопанную за оградкой скамью, чтобы поговорить с той, которая не услышит, но смогла лишь поздороваться.

— И ты здесь, Ярочка... — знакомый голос оборвал едва начавшийся внутренний монолог.

Я обернулась.

— Тетя Варя...

Старушка стояла позади меня за ближайшей могилой, одной рукой опираясь на клюку, другой держась за ограду. И как только бесшумно приблизилась?

Я заторопилась на помощь.

— Ну, зачем вы так далеко? Тяжело же! — отчитывала, придерживая и провожая до лавочки. — Вам отдыхать надо...

— Успею еще. В гробу не разгуляешься, — отмахнулась бабушкина подруга, но присев, благодарного вздоха не удержала. — Хорошо... Посиди со мною.

Я повиновалась, вновь обратившись взглядом к могиле. Ненадолго. Варвара Ильинична решила излить душу.

— Устала я, Ярочка. Ох, как устала! Все молюсь, молюсь, но Боженька не слышит. Не забирает. Сил никаких нет...

— Теть Варь... -

— Одна только Раечка меня и слышит, приходит. Может, заступится, подруженька... — совсем уж печально.

— Мне тоже бабушка снилась, — зачем-то поделились я. — Наверное, редко у нее бываю. Так ведь говорят?

— И так тоже, и по-иному... — вздохнула бабушкина подруга. — На-ка вот... свечу на могилке зажги. А потом в церковь зайдем, закажем за упокой и за здравие.

Я не стала заходить в храм — вид не подходящий — осталась дожидаться на улице, хотя Варвара Ильинична недвусмысленно наказала идти домой. В моей голове бросили разного рода мысли о снах, явлениях покойников и народных поговорках, когда на глаза попался шагающий через площадь Вовка. Я невольно заулыбалась. Даже на ходу он умудрялся просматривать какие-то бумаги, выглядя при этом по меньшей мере своеобразно. Студент с душою профессора — иначе не назовешь!

Я терпеливо ждала, когда друг сподобится оторваться от своего занятия и заметит меня. Напрасно. Еще немного и пройдет мимо буквально на расстоянии вытянутой руки. Пришлось окликнуть:

— Эй, господин ученый! Где мой подарочек?! Или обещанного три года ждут?! — неожиданно для себя самой вспомнив обещание двухдневной давности.

Услышав мой голос, Владимир остановился, заозирался, а увидев, просиял:

— Привет! — Мы не виделись сегодня. — Ты как здесь? Только не говори, что осваиваешь новую профессию? — с притворным ужасом оглядев попрошаек рядом с папертью.

Я не обиделась — шпилька за шпильку, и ответила в том же духе.

— От темы не увиливай! Зажал обещанное, да?

Вовка усмехнулся, прежде чем обрадовать.

— Что ты... Как можно! Здесь он. — Похлопал по сумке, куда уже успел убрать занимавшие его ранее бумаги. — Свеженький. Можно сказать — с пылу с жару. Пойдем, покажу, — подмигивая с таким видом, будто речь шла о гораздо более интимном предложении.

Я на мгновенье стушевалась, а затем, мысленно приказав себе не заниматься поиском несуществующих подтекстов, в отрицании покачала головой:

— Не могу. Жду кое-кого.

Владимир в немом вопросе вскинул брови.

— Бабушкину подругу, — указывая на церковь. — Провожу, и домой.

— Ясно. Хочешь, компанию составлю? А потом посидим где-нибудь. Сейчас шел — так пивасика захотелось... Холодненького.

— Пивасика? — я невольно прыснула. — И как только эти твои словечки уживаются с научными знаниями?

— Я разносторонне образованный человек. Имею широкий кругозор и горжусь этим, — с истинно профессорским видом.

Что тут скажешь? Я подавила улыбку.

— Договорились. Махнем по пивасику, — чтобы соответствовать всесторонне образованной элите.

Тетя Варя отсутствовала примерно около получаса, а когда появилась, спросила с неудовольствием:

— Ты чего здесь? Я же сказала, сама дойду.

— Да вот... Встретились, разговариваем.

Я не стала раскрывать истинные причины своего поведения. Вопреки всякой логике некоторые старики обижаются, когда речь заходит о немощи без их на то соизволения. Варвара Ильинична, как мне представлялось, из таких.

— Теть Варь, это Владимир — друг моего детства, и на какое-то время наш с Ольгой квартирант, — представила галантно поклонившегося Вовку.

— Позвольте помочь? — он предложил подержать сумку, которая, как я заметила, успела заметно увеличиться в размерах, но старушка не отреагировала.

— Друг, говоришь? — сощурившись, она оглядела Вовку придирчивым взглядом, едва ли не с головы до пят. Пробурчала что-то невнятное, а потом во всеуслышание заявила: — Ужели просто друг? — вогнав нас обоих в мгновенный ступор. Во всяком случае, меня — точно.

Я только и смогла, что осуждающе пролепетать:

— Теть Варь...

— Что? — будто не понимая. — Дело-то молодое. Да и к лучшему может, — заулыбавшись. — Только смотри, не торопи девочку, не до того ей теперь, — погрозила изъеденным артритом пальцем, смутив окончательно.

Вовка же клятвенно закивал.

— Обязуюсь ждать, сколько потребуется, — и заслужил еще одну щербатую улыбку.

— Хороший мальчик. Держись его. Не обидит, — теперь уже обращаясь ко мне. — Ладно, пойду я. Да и вы тоже ступайте. Чего у церкви стоять, коли к Богу не намерены? Негоже. — Старушка перехватила клюку поудобнее. — Идите, идите. А ты, Ярочка, загляни ко мне завтра вечерком. И Оленьку приведи. Чайку попьем, Раечку вспомним.

Не дожидаясь моего согласия, Варвара Ильинична заковыляла прочь. Мы с Вовкой переглянулись.

— Возраст, наверное, — чувствуя себя неловко, я попыталась оправдать бабушкину подругу.

Владимир не согласился:

— По мне, так она очень даже в здравом уме. Кстати, провожать-то будем? — не дав возразить.

— Конечно! — опомнившись, я бросилась следом за тетей Варей, восклицая. — Подождите, мы с вами! Все равно в одну сторону!

Мы присели в летнем кафе, развернутом на территории центрального парка, и едва успели сделать заказ, как друг огорошил меня фразой:

— Кажется, я нашел для тебя место. Тебе ведь нужна будет работа?

Я кивнула в растерянности. Еще не думала над этим вопросом. Хотела отдохнуть для начала, да и не до того было, но в долгосрочной перспективе...

— Естественно, — с уверенностью. — Всем нужна работа. Куда без нее в наше время?

— Вот и о том же подумал, когда услышал, — явно довольный собой.

— Что услышал?

— Женщины в архиве судачили, что в местной художке не хватает кадров. Молодежь подалась на заработки в Саратов, о родном городе не думает. Одна учительница осталась, и та престарелая. Всех желающих взять не может.

— Ты предлагаешь мне учить детей рисованию? С ума сошел?!

— Почему нет? — Владимир удивлен моей бурной реакцией. — У тебя же образование соответствующее?

— Соответствующее, но... Я никогда этим не занималась, — чуть более сдержано.

— И что? Рим тоже не сразу строился. Почитаешь нужную литературу, освежишь знания... И вперед.

— Легко сказать, — я покачала головой. — С детьми работать — призвание иметь нужно.

— Почему ты решила, что у тебя его нет? Не пробовала же.

— Не пробовала. — Совершенно не готовая к подобного рода разговору, я попыталась уйти от темы. — Так это и есть твой подарок? Вариант трудоустройства?

— Нет, — Вовка подождал, пока официант составит с подноса наш заказ. — Но ты все же подумай.

— Подумаю, — не кривя душой. — Гони обещанное, скряга!

— Как скажете, мадмуазель. Как скажете...

Владимир полез в сумку, и вскоре на пластиковый стол лег лист бумаги формата "А4", с отпечатанными на нем прямоугольниками, буквами и стрелками.

— Что это? — Я подалась вперед.

Вовка развернул листок текстом в мою сторону, прежде чем провозгласить:

— Родословная твоей семьи!

— Да уж... Стоило один раз свалиться в погреб и набить синяков, чтобы узнать о возможной капле голубой крови в твоих жилах.

Сказать, что пребывала в шоке, ничего не сказать. Мало того, что Аксинья Елагина оказалась из состоятельного на начало двадцатого века помещичьего рода, так еще этот самый род вел свою родословную от одного из внебрачных детей княжеской фамилии. Было от чего немного сойти с ума.

— Ты давай не зазнавайся! Ишь, разошлась! — ухмыльнувшись, Вовка отобрал у меня листок с генеалогическим древом и положил его на край стола. — Знаешь, сколько таких наследников по России разбросано? Живут и в ус не дуют.

— Я и не думала зазнаваться. С чего вдруг? — картинно насупившись. — Просто, неожиданно очень. Всегда считала, что мы из обездоленных, облагодетельствованных Советской властью.

— Все мы из таких — причесанных под одну гребенку, так что не переживай. Еще пивка? — сделав последний глоток.

— Мне хватит, а ты бери, если хочешь, — я подтянула свой "подарок" обратно. — Нужно будет Ольге показать.

Владимир подозвал официанта.

— Покажи, конечно. Думаю, ей тоже будет интересно. Еще пива, пожалуйста.

— Эй, хватит грызть гранит науки! Ужинать пошли, остыло уже.

— Иду, — ответ совершенно идентичный озвученному пятнадцать минут назад.

— Ага, как же... — на этот раз я не поверила. — Во-о-ов... — встав за спиной друга.

— Сейчас, Яр. Сейчас. Последнюю посмотрю, — что-то торопливо набирая на клавиатуре.

— Две минуты, — смилостивилась я, но уходить не спешила, решив проконтролировать. Зря, наверное.

Закончив с текстом, Вовка свернул документ, и экране появилась фотография, судя по всему переснятая. Рассмотреть изображение мне не удалось, ибо друг тут же перешел к следующему. И теперь уж я ахнула.

— Это что... труп?!

— А? Чего?

Владимир оглянулся с таким видом, словно успел забыть о моем присутствии. Я же не могла оторвать взгляда от обнаженной девушки на фотографии, распластанной на земле в неестественно изломанной позе.

— Это труп, да? — повторила вопрос, хотя ответ был очевиден. Порезы на руках, ногах, в области сердца, какой-то знак на груди, ручейки запекшейся крови — слишком правдиво для постановочной фотографии.