Крошечные огоньки мерцали в гладком кристалле. Они мягко осветили суровое лицо светловолосой женщины, когда она вглядывалась сквозь огни на омытые водой улицы Белхэйдана. Ее глаза были напряжены, ее взгляд выискивал признаки прогресса ее слуг. Тянулись долгие, медленные минуты, и она переносила их с трудом приобретенным терпением, которое было чуждо ее натуре. Вспыхнула новая молния, омыв изображения кристалла грамерхейна бело-голубым сиянием, которое мерцало и потрескивало, и ее поиски внезапно закончились. Она наклонилась ближе — так близко, что от ее дыхания камень запотел, — и жесткий блеск предвкушения загорелся в ее глазах, в то время как неприятная улыбка изогнула ее полные красные губы.
Тени сгущались в промокшей от дождя ночи. Они бесшумно двигались по лабиринту улиц и переулков, выбирая невидимый путь к определенной таверне. Еще более темные и черно-твердые, они бесшумно просачивались сквозь прорезанную ветром ночь, в то время как баронесса Вулфра улыбалась им.
* * *
Базел Бахнаксон удобно откинулся на спинку стула, прислоненного к стене пивной. Фартук трактирщика исчез, он висел на крючке и был заменен кольчугой, нагрудником и темно-зеленым плащом его ордена. Перекрещенные булава и меч Томанака на груди этого плаща мерцали золотистым цветом в полумраке погашенных ламп, когда огонь в очаге бросал прерывистые язычки пламени на угли. Огромный меч был прислонен к стене рядом с ним, и его глаза были задумчивыми, когда он смотрел мимо спирали дыма, поднимающейся из чашечки его резной, инкрустированной серебром гномьей пенковой трубки. Эта трубка была подарком давно умершего друга, а ее камень теплого цвета был отполирован вручную до тонкого блеска за долгие годы использования.
Рыжеволосый мужчина, назвавшийся Кенходэном, сидел напротив него в пивной, обнаженное лезвие его нового меча поблескивало на его бедрах. В "Железном топоре" было тихо, несмотря на шум, бушевавший в небесах, и было отчетливо слышно слабое тиканье часов над баром.
Базел мысленно нахмурился, хотя выражение его лица ни разу не дрогнуло, когда он рассматривал молодого человека и задавался вопросом, что могло проходить у него в голове, пока они сидели в ожидании опасности, о которой предупреждал Венсит. За долгие годы их знакомства Базел усвоил, что Венсит из Рума редко преувеличивал опасность. Именно по этой причине он выгнал последних нескольких несгибаемых гостей в дождливую темноту и отправил персонал искать жилье в другом месте. Не обошлось без протестов, хотя жалобы гостей прекратились с поразительной быстротой, когда Базел склонил голову набок, глядя на Венсита и его горящие диким огнем глаза. С персоналом было немного сложнее. Никто из них не был готов "бросить" Базела и Лиану перед лицом опасности, и перед лицом чисто смертельной угрозы он позволил бы им остаться. Несмотря на эту угрозу, он подавил их протесты с безжалостной властью вождя градани... и защитника Томанака. На самом деле, он скорее жалел, что у него не хватило мужества отправить Лиану в безопасное место вместе с Гвинной.
<И что за все годы вашего брака подсказало тебе, что ты мог бы отправить Лиану Огненноволосую туда, куда она предпочла бы не ходить?> Глубокий, тихий голос прогрохотал в глубине его мозга.
<Что касается этого,> он ответил немного едко, <я думаю, у меня было бы больше шансов убедить ее, что она должна отвести Гвинну в капитул или Академию, если бы она не взобралась на этого высокого коня сотойи о чести.>
<О, пожалуйста, Базел!> Смех прокатился подобно раскату грома. <Она взобралась на высокую лошадь по поводу чести? И что именно ты говорил в тот момент, скажи на милость, мой Меч? Интересно, что случилось с тем прагматичным градани, у которого не было времени на глупости, которыми я "донимал" его, чтобы он стал одним из моих защитников все эти годы назад? В старости ты стал довольно похожим на Вейжона, не так ли?>
Базел был мудрым и хитрым тактиком. Это, несомненно, объясняло, почему он решил не отвечать ни на один из этих вопросов и почувствовал, что кто-то еще по-новому позабавился его осмотрительности.
<Ну, я думаю, что все это прекрасно,> сказал он тогда, его настроение было значительно более трезвым, чем мгновением ранее. <И, по правде говоря, я усвоил одну вещь: если во всем мире и есть человек, который может превзойти меня в упрямстве, так это Лиана, так что это не та задача, к которой я обращаюсь чаще, чем необходимо. Но это также у меня на уме, поскольку Венсит, возможно, просто немного тщательнее подбирал свои слова ранее сегодня вечером.>
На мгновение воцарилась тишина, и когда этот глубокий, рокочущий голос, в глубине которого таилась сила, перед которой большинство смертных дрогнуло бы, заговорил снова, его юмор померк.
<Венсит — волшебник, как я полагаю, он упоминал тебе раз или два раньше,> тихо сказал Томанак Орфро, Бог войны и Судья князей. <Он всегда тщательно подбирает слова. Действительно, с большей осторожностью, чем он позволил осознать даже тебе и Лиане, Базел. Но он сказал вам не больше, чем правду. Вы с Кенходэном никогда не встречались.>
<Но это не значит, что я никогда не встречал человека, которым он мог бы быть, не так ли?>
<Да, это не так,> признал Томанак. <И я действительно говорил тебе, что вы с ним когда-нибудь снова встретитесь. Я не могу рассказать тебе все о Кенходэне — кто он, почему он так важен для Венсита — и я знаю, ты понимаешь, почему я не могу. Но ты прав. Ты встретил человека, которым он был бы в другое время, в другой вселенной. И вот что я скажу тебе, Базел Бахнаксон: человек, которым он является этой ночью, человек, сидящий в твоей пивной, такой же мой человек, каким когда-либо был сержант Хоутон, даже если он этого не знает. Он не сержант Хоутон, но в том смысле, в каком ты это имеешь в виду, ты прав. Возможно, вы не встречались, но ты его знаешь. Или, другими словами, возможно, ты действительно знаешь, что живет внутри него и делает его тем, кем он является.>
<Тогда это достаточно хорошо для меня,> просто сказал Базел и почувствовал, как огромная, нематериальная рука легко легла на его плечо.
<Я знал, что так и будет, мой Меч. Но Венсит также не сказал ничего, кроме правды, об опасности, с которой столкнетесь ты и Лиана — и Гвинна, потому что в вашу жизнь вошел Кенходэн. Я говорю не только о сегодняшнем вечере, Базел. Я знаю закалку стали в тебе и Лиане, и я не боюсь, что кто-то из вас подведет Свет. Но знай это. Момент, о приближении которого я так давно предупреждал вас, почти настал. События находятся в движении, и путаница, и возможности, и отголоски того, что могло бы быть, настолько остры, настолько сильны, что даже бог не может видеть их ясно. Заключительная кампания войны между Контоваром и Норфрессой — между теми, кто стоит на стороне Света, и теми, кто отдал себя Тьме — начинается этой ночью в твоей таверне, Базел Бахнаксон. Это битва, для которой вы действительно были рождены, вызов, ради которого вы с Лианой были воспитаны, обучены и закалены на наковальне любви и чести, и это дорого вам обойдется. Я не могу видеть всех концов, и из тех, что я вижу, я не могу предсказать, какой из них испытаете вы с ней, но цена будет высока.>
В этом потрясающем голосе не было ни дрожи, ни попытки потянуть время. Этого никогда не было, и Базел никогда не отступал от железной верности своей правды. Не дрогнул он и сейчас. Он лишь на мгновение затянулся своей трубкой, затем выпустил тонкую ароматную струйку дыма.
<Тогда я думаю, хорошо, что мой меч под рукой,> просто сказал он своему божеству.
* * *
Пальцы Кенходэна погладили обмотанную проволокой рукоять меча, лежащего обнаженным поперек его бедер, и он посмотрел через зал на своего хозяина.
Если бы не дым, вившийся из трубки Базела, у него возникло бы искушение подумать, что огромный градани спит. Но задумчивые карие глаза поблескивали в отблесках света от камина, а уши Базела были навострены, как будто он рассматривал кусочки головоломки.
Или, возможно, кусочек головоломки.
Если бы у Кенходэна было хоть малейшее искушение усомниться в словах Венсита из Рума о статусе Базела Бахнаксона как защитника Томанака, он бы отбросил это сомнение, поскольку Базел решительно — и безжалостно — приказал остальным сотрудникам "Железного топора" держаться подальше от опасности. Они разошлись по другим домам — и о положении Базела в Белхэйдане многое говорило то, что эти другие дома приняли градани даже без ропота протеста, — но Кенходэн подозревал, что мало кто из них выспится этой ночью. Ему не нужно было вспоминать, чтобы понять нежелание, с которым они покинули своего вождя и леди, и их нежелание еще больше подняло Базела и Лиану в его глазах.
Теперь Кенходэн сидел тихо, ожидая, гадая, что должно было произойти. У него не было доспехов, в которые можно было бы влезть, как сделал Базел, и он с глубоким уважением посмотрел на огромный двуручный меч, прислоненный к градани. Его пятифутовое лезвие и длинная рукоять почти соответствовали росту самого Кенходэна, а прочные кромки были любовно заточены. Под гардой были выгравированы скрещенные булава и меч бога войны, и хотя Кенходэн никогда бы не попытался размахивать таким количеством стали, Базел обращался с ним как с кавалерийской саблей.
Остальные защитники были рассредоточены по зданию. Венсит сидел один на кухне, его собственный обнаженный меч лежал на столе, в то время как крошечный шар колдовского огня медленно танцевал вверх и вниз по нему. Шар мягко пульсировал в такт его дыханию, и его прикрытые глаза не отрывались от него.
В спальне высоко под карнизом горела лампа. Это была не обычная комната Гвинны, но в ней не было окон и только одна дверь. Лиана, как знал Кенходэн, сидела на стуле между дочерью и дверью, одетая теперь в традиционное короткое, похожее на килт, чари и кожаное ятху дев войны, и такие же короткие мечи висели у обоих бедер, в то время как Бланшрах рыскал по верхним залам, длинные клыки сверкали во вспышках молний, которые виднелись через окна. Гвинна была хорошо защищена, и все же Кенходэн пожалел, что ее не отправили с остальными. Он подозревал, что Венсит согласился с ним, но они мало что могли сделать. И, возможно, Базел и Лиана были правы. Ребенку не мешало бы пораньше научиться разделять риски и любовь с родителями.
Таверна казалась ему огромным зверем, сгорбившим плечи в беспокойном сне, в то время как ветер и дождь хлестали его по бокам. Спокойствие, которое, казалось, всегда наполняло теплую, уютную крышу, пока по ней барабанил дождь, витало в углах, но, несмотря на все свое умиротворение, Кенходэн чувствовал, что оно дальше всего в мире от успокоения. Он задавался вопросом, какую форму примет атака, но никогда не сомневался, что она произойдет.
Он беспокойно фыркнул и сменил позу.
В каком-то смысле его жизнь началась этим вечером. У него не было прошлого, никаких знаний о том, кем он мог бы быть, что делал или чего добился в те потерянные годы, но теперь он был вовлечен в игру, правила которой были понятны только загадочному волшебнику с пылающими глазами, излучавшими искренность. Его злило то, что он был таким беспомощным, и холод невежества закипал в его крови, как морской лед.
Он оглянулся на Базела и криво улыбнулся. Его измученная и разорванная память рассказала ему достаточно о племенах градани, чтобы понять, что положение Базела в сердце Белхэйдана было практически невозможным, независимо от того, был он защитником Томанака или нет. Если уж на то пошло, предположение о том, что градани — защитник Томанака, было еще менее вероятным. Градани были мастерами засад и опытными налетчиками, которые оказались самыми злейшими врагами сотойи. Ненависть между ними и сотойи, которые просто оказались самыми важными союзниками империи Топора, была холодной, целенаправленной и глубже моря, она длилась столетия, наполненные взаимной резней. И все же Базел был не только защитником Томанака, но и женатым на деве войны! Только боги знали, как произошла их встреча или как такая пара нашла свой путь в Белхэйдан. Он понял, что Венсит сыграл немалую роль в их жизни, и, возможно, когда-нибудь он узнает, как все это произошло. Он надеялся на это, что обещало быть редкой историей.
Его мысли вернулись к самому себе, и его улыбка исчезла. Кем и чем он был? Одна вещь, которую он уже усвоил, заключалась в том, что ему было неприятно сидеть и ждать нападения, особенно когда это подвергало опасности тех, кто превратился из незнакомцев в друзей всего за несколько часов и по собственной воле во время опасности. И он также узнал, что его раздражало подчиняться приказам, даже когда он знал, что должен... и даже от кого-то столь могущественного, как Венсит из Рума.
Нет, подумал он, снова фыркнув, у него не было выбора. Он был щепкой в колесе мельницы, мчащейся в неизвестное будущее из забытого прошлого, и это было путешествие, в котором он не выжил бы без волшебника. Как бы ему этого ни хотелось, он не мог сомневаться в этой истине больше, чем в том, что Венсит действительно знал, кто он такой. Эта истина и знание Венсита приковали Кенходэна к нему, как цепью.
Он выпрямился в кресле, прижимаясь позвоночником к его спинке, раздувая легкие и напрягая мышцы рук в сидячем положении, освобождая суставы от напряжения. Он подавил желание еще раз мысленно провести пальцами по свежей ране своего забытого прошлого и вместо этого погладил рукоять своего меча и провел по его лезвию. Он поймал себя на том, что надеется, что нападавшие скоро прибудут. Рано или поздно они все равно придут, и это могло бы облегчить его разочарование, если бы он расколол несколько враждебных черепов.
* * *
Еще больше теней промелькнуло под дождем, сходясь к фигуре в плаще на улице Причалов. Движения теней слились в единое, идеально скоординированное целое, но при этом не было произнесено ни слова. Пронизывающий холод витал вокруг них, как арктический туман, струясь сквозь дождь с невидимой угрозой. Тускло освещенные окна таверны были закрыты ставнями, они щурились и улыбались в ночь сквозь открытые жалюзи, и их отражение мерцало на струящемся покрытии улицы. Тени остановились, сгрудившись вокруг живого человека, который призвал их, и угроза замерцала в топазовых каплях дождя, когда они стояли прямо за пределами пятна света в безмолвном общении со своим хозяином.
* * *
Глаза Венсита сузились, когда его шар колдовского света вспыхнул пурпурно-красным. Он поднял свой меч редким, экономичным движением, и лезвие тихо заскулило, как будто обладало собственной жизнью в его жилистой руке. Голубой свет на мгновение замерцал по его краю, словно отражение его огненных глаз, когда он остановился, чтобы предупредить спальню под карнизом, прежде чем повернуться к пивной.
Лиана подняла глаза от прикосновения его волшебства, ее зеленые глаза были спокойны. Она встала, и его разум увидел ее одетой для войны. На ее поясе сверкали метательные звезды со стальными клыками, и Венсит одобрительно кивнул при виде ослабленных удерживающих ремней на рукоятях мечей. Затем он открыл дверь пивной.
