Худо было и другое: у нас с Пашей полностью пропала креативная способность. Мы часами сидели и молчали, не в силах выдавить из себя никаких идей по поводу того, как бы нам, дёшево и сердито, очаровать рождественцев. В конце концов, на полное безрыбье вылез жирный и глупый рак: мы додумались до Кровавого Ритуала.

Началось всё с несмешной шутки, которую отпустила Настя. Видя наши муки, она съязвила, что наилучшим выходом из положения было бы публичное принесение в жертву христианского младенца, с последующим распитием кровей. Я, недолго думая, брякнул, что младенец — это опасно, и к тому же дорого (кто его знает, сколько в Рождественске может стоить младенец), а вот принести в жертву какую-нибудь животину — запросто...Оживившийся Паша предложил зарезать на сцене козу или поросёночка. Олежек, навостривший было уши, заявил, что резать поросёнка — это мероприятие, лишённое всякой торжественности. "Вы хоть слышали, как они орут?" — риторически вопросил он. Козу, по размышлению, он тоже отверг по сходным причинам. Остановились на чёрном петухе — классической птице для жертвоприношений. Дальше предполагалось помазание кровью лбов посвящаемых — что, по мысли Олежека, должно их "пронять как следует". "В конце концов, у нас же чёрная магия", вовремя вспомнил он. "А представляешь, как это будет смотреться? Отчекрыжим ему голову прямо перед всеми... и чтобы кровь фонтаном... А потом — помазание жертвенной кровью. Кровью пятно на лбу у каждого. И чтобы запретить смывать." Я подумал и согласился.

Осталось только найти петуха. Быстро выяснилось, что без Толика воля мага не действует. Олежек понятия не имел, откуда взять птицу, тем более — нужного цвета. Однако, тут вмешалась судьба: маг, с горя решив подзаняться тантрой, привёл к себе новую девицу (кажется, из новопосвящённых), и заодно поплакался ей в жилетку по поводу наших злоключений. К его удивлению, девица сразу спросила, сколько он даст за чёрного петуха. После непродолжительного торга (я уж не помню, на чём они сошлись — но мне показалось, что девушка не продешевила) нам было обещано, что птичка будет доставлена в срок и прямо по адресу. Это нам особенно понравилось: ни маг, ни его подручные не испытывали восторга по поводу содержания петуха в квартире. Мы все подозревали, что магическая птица умеет клеваться и гадить.

Практика подтвердила это.

В день посвящения мы все мандражировали по полной программе. Особенно раздражало отсутствие Толика: вся оргподготовка откровенно шла нахрен. Некому было даже довести нас до места. В конце концов Олежек, напрягая волю мага, добыл-таки тачку, которая, скрипя всеми частями, доставила нас практически "под занавес".

У входа нас ждала замёрзшая и сердитая девица, закутанная в рыжий платок. По её злому взгляду было ясно, что стоит она уже давно. Петуха с ней не было.

Выяснилось, что злится она вовсе не на нас. Жертвенную птицу должна была подвести девушкина мать, которая тормозила где-то на бескрайних просторах.

Мы с Пашей оставили Олежека ждать прибытия птицы, а сами отправились развлекать публику.

К счастью для нас, публика на сей раз собиралась долго. Чёрт его знает, какая несуразица и переколяка стряслась в городе Рождественске, но народ собирался медленно и лениво. Прибывшие раньше тоже вели себя как-то тихо — во всяком случае, криков "давай начинай" не было. Мы уже соскучились, когда, наконец, появился наш герой — с петухом.

На первый взгляд, птиц показался мне мелким и неказистым. Отчасти — потому, что он был засунут в клетку, явно рассчитанную на канареек, или там попугайчиков волнистых. Сначала я не придал этому значения, поскольку о способах транспортировке петухов имел самые смутные познания. Но, судя по озабоченному виду Олежека, что-то тут было не так.

Опасения мои подтвердились.

"Дура проклятая" — буркнул маг, после чего сообщил, что в клетку петуха додумалась запихнуть мамочка этой самой девицы. Клетка действительно была из-под какой-то высококультурной птицы типа попугайчика, и мама решила, что и петуху будет незазорно в ней прокатиться. Проблема была в узеньком отверстии клетки. Просунуть туда птицу оказалось ещё возможным (правда, не без травматических последствий для оной), а вот как её оттедова вынимать, добрая женщина не подумала... Клетка выглядела прочной, а петушок — неспокойным.

Оставив Олежека бороться с клеткой, мы снова занялись слушателями, кое-как собравшимися и даже угомонившимися. Паша даже взял на себя труд произнести краткую вступительную речь по поводу ожидаемого события.

Потом вышел маг и начал толкать посвятительную речь. Сначала он выглядел кисло и говорил что-то невесёлое, но потом разогрелся и начал чесать привычным для себя образом. Про лестницу Исава он почему-то умолчал, зато много рассуждал о том, что мужчина — это по природе своей волшебник, воин и звезда.

— Вы — мужчины, ваш удел — война, а высшая война — это внутреннее собирание магической энергии воли, пронизывающей покров невежества, но война — это всегда кровопролитие, и кровь ещё будет... Будет кровь, много крови — прежде всего астральной субстанции... Кровь очищает и преображает... — токовал Олежек. В конце концов он объяснил, что им предстоит присутствовать при жертвоприношении и принять кровавое помазание, после чего дал музыкальную паузу (то бишь врубил магнитофон с астральной мeрлихлюндией).

Публика, вопреки нашим опасениям, не испугалась, но и не воодушевилась. Скорее всего, грозные обещания были приняты за метафору. "Ничего, мы им сейчас покажем" — шепнул мне Олежек, отправляясь за кулисы к клетке.

Через несколько секунд оттуда послышался самый настоящий петушачий ор, а затем — мат.

Я немедленно покинул сцену.

За кулисами валялась сломанная клетка. Над ней стоял Паша, держа на вытянутых руках вырывающегося петуха. На его лице были написаны ужас и отвращение.

Олежек матюгнулся, и, как-то быстро и ловко перехватив птицу (всё произошло в секунды) поспешил на сцену.

Я остался с Пашей. Он в ужасе смотрел на свою руку.

Её украшало обильно испущенное птицей говно.

Надо сказать, что у Паши имелась одна особенность: он отличался крайней тактильно-осязательной брезгливостью. Именно тактильно-осязательной: в других отношениях этого не замечалось. Спокойно поедая какие-нибудь "пирожки с котятами", или чебуреки самого подозрительного вида и вкуса, он при этом не мог переносить ощущения горелого жира на пальцах, а потому старался прихватывать эти предметы какой-нибудь бумажкой или тряпицей. Он не носил с собой носового платка, ибо само сознание того, что в его кармане лежат сопли, и он может случайно за них схватиться, вгоняло его в депрессию. Однажды он — при мне — опёрся рукой о колонну в метро, и вляпался в чей-то плевок. В результате нам пришлось ехать с ним домой, и там он полчаса оттирал осквернённое место пемзой... Но петушиные экскременты, судя по всему, оказались для него настоящим шоком.

Я достал из кармана носовой платок и быстро вытер пашину руку. Паша не шевелился. Впрочем, когда я его повёл в туалет отмываться (благо, это было недалеко), он пошёл, хотя и нетвёрдой походкой. Там я быстро открыл на полную горячую воду, сунул под неё пашину конечность (изрядно обосранную — петух таки постарался), и пошёл искать что-нибудь говномойное. В конце концов, я нашёл в подсобке сухой коричневый кусман "мыла хозяйственного" и вручил его постанывающему от омерзения Паше. После чего поспешил на сцену.

Там происходило что-то непонятное: народ, вместо того, чтобы аккуратно стоять в очереди и чинно посвящаться, толпился около сцены и возбуждённо галдел. Магнитофон с астральными колокольчиками, напротив, молчал. Ни Олежека, ни петуха в помещении не было.

Я сперва заподозрил самое худшее: добрые люди взбунтовались против предлагаемого сатанического действа и сейчас нас будут бить. Однако, встретили меня вполне дружелюбно, да и сама ситуация быстро разъяснилась. Впрочем, оптимизма мне это не прибавило.

Впоследствии, вспоминая всю эту историю, я никак не мог взять в толк, каким образом нам удалось так лопухнуться. Единственное разумное объяснение, которое мне пришло в голову — это тот факт, что мы успели привыкнуть к ненавязчивым услугам Толика, который брал на себя не только административно-хозяйственную деятельность, но и вообще все мелочи жизни. Он-то уж проследил бы, чтобы весь необходимый реквизит для жертвоприношения был на месте... Короче говоря, мы, идиоты и кретины, готовясь отчекрыжить голову живой птице, совсем забыли про нож. Или топор, или какой другой подходящий для этого дела предмет.

То есть — не взяли с собой ну буквально ничего подходящего.

В принципе, всё это несколько напоминало знакомую каждому пьющему человеку ситуёвину, когда вдруг выясняется, что купленную "на последние" бутылку с винцом нечем открыть, так как ни штопора, ни перочинного ножа, ни даже какой-нибудь фиговенькой веточки-протолкушки под рукой не находится. К сожалению, петух отличался от баттла с красненьким тем, что он был живой.

Я подумал было, что Олежек мог бы перегрызть петуху горло, или там откусить ему голову, как Оззи Осборн летучей мыши, но быстро сообразил, что на подобный жест воли мага не хватит.

Так оно, в общем, и оказалось. Толпящиеся у сцены мужички объяснили мне, что маг ушёл искать подходящее орудие, чтобы обезглавить птицу. Интересно, что никто из них не возмущался, и даже, кажется, не удивился происходящему. Накладка как накладка — с кем не бывает...

Вернулся маг минут через десять, бережно неся в руках две белые мисочки (я кстати вспомнил, что и посуды для жертвенной крови мы тоже не захватили). Я понял это так, что жертва уже принесена. Маг это подтвердил, после чего кислым голосом потребовал, чтобы я привёл сюда Пашу и начал, наконец, совершать ритуал.

Я погасил свет в зале и отправился за сотоварищем. Нечего и говорить, что застал я его всё в том же сортире. По пояс голый, он ожесточённо тёр намыленными пальцами рукав рубашки, пытаясь избавиться от последних следов содержимого петушиной клоаки. Оторвался он от своего занятия с крайней неохотой.

Далее последовало возжжение свечей, натягивание верёвки, образование очереди, и всё прочее в том же духе.

Сама по себе процедура оказалась маловдохновительной. Единственным отличием от посвящения женщин оказалось то, что Олежек никого не лапал, зато мазал лоб каждому из одной мисочки, и тут же стирал это дело другой рукой. Всё это делалось быстро, и без всякого драйва. Заклинания, которые он бормотал при этом, тоже были какие-то слабенькие, неизобретательные... Под конец маг объявил, что раздача дипломов состоится на днях, и на этом закрыл лавочку.

По дороге домой (нам опять пришлось ловить машину, и мы успели промёрзнуть) Олежек мрачно молчал. Дома он, вопреки обыкновению, даже не потянулся к водке, а вместо этого отправился смотреть телевизор, повернувшись к нам всем спиной. Я понял, что с ним случилось что-то нехорошее, но лезть с расспросами поостерёгся.

Ночью я встал пописать. Олежек сидел на кухне и смотрел в окно. Перед ним стояла нетронутая водка и пустой стакан.

Я, поколебавшись, вошёл на кухню, нашарил на полке стакан, и плеснул себе чуть-чуть на донышко.

Маг поколебался, потом сделал то же самое.

— Знаешь, — мрачно сказал он, — я ведь петуха того... не смог.

— Ножа не нашлось? — участливо спросил я. — Или птичку жалко?

— Да нашлось, — мрачно сказал он. — а петуха чего жалеть-то... Палец я себе там порезал. Я крови боюсь, — наконец, признался Олежек, сделавши несчастное лицо, — с детства. Своей крови. Думал, что теперь прошло. Нет, не прошло.

— Чем же ты народ посвящал-то? — осторожно поинтересовался я.

— Ну как чем... Кровью. В водe крови накапал, мыло развёл, и наплевал туда немножко. Всё равно темно, никто ж не видел, какого оно цвета... да я сразу стирал.

— Паше только не говори, — предупредил я, — его вытошнит. А плевал зачем?

— Ну, чтобы на коже ощущение осталось... не как от воды, — неохотно пояснил маг. — Иначе догадались бы. А тут такое... мыльное, липкое... в общем, вроде поверили. Или нет? Ты как думаешь?

— Не знаю... — протянул я. — Я бы не поверил.

— А знаешь что, — вдруг решительно сказал Олежек, — давай я тебе сегодня твои деньги заплачу, и ты завтра уедешь? Я против тебя ничего не имею, — торопливо добавил он, — никаких обид, всё прекрасно... Просто... ты меня прости... я сейчас в слабости, протрепался вот про кровь... не надо было...

— Я никому не скажу, — заверил я его.

— Но ты знаешь, — тяжело вздохнул маг, — а я буду знать, что ты знаешь... Это подрывает волю мага. Я работать не смогу. Извини.

Через полчаса, пересчитывая мелкие купюры, я думал о том, имеет ли смысл отправляться в путь прямо с утра. В конце концов решил, что напоследок лучше сначала отоспаться.

Это оказалось разумным решением: утром приехал Толик. Он же и отвёз меня на вокзал.

Больше я не встречался с рождественским магом. Поэтому я так и не узнал, куда же он дел того петуха.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 2015 ГОДА. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.

Экклезиаст, 1:11

Я опубликовал эти мемуары в июле 2002 года на сервере portal-credo.ru под псевдонимом "Вадим Шимонаев". Сервер тогда платил какие-то небольшие, но очень нужные мне деньги за публикации. Увы, деньги кончились довольно быстро, так что из четырёх запланированных историй я успел рассказать одну — ту, которую вы прочитали. Впрочем, признаюсь честно — пару эпизодов я заимствовал из другой поездки, в Подмосковье.

Для интересующихся другими поездками. После относительно удачного дебюта в "Рождественске" я отправился в гораздо более увлекательное путешествие в центр России, на Урал, где я предподавал китайскую эзотерику в школе "учительницы Тууны". Что характерно — в те же дни в те же места нагрянули две величайшие эзотерические силы того времени: Великий Юсмалос (в дальнейшем работавший под брендом "Мария Дэви Христос") и Пророк Виссарион. Столкновение этих страшных сил — за души паствы — было и забавным, и поучительным. С тех самых пор я усвоил краеугольный принцип реализма: реальность богаче — страшнее, смешнее, глупее, умнее, подставляйте любое слово — любой нашей фантазии.

Дальше я съездил ещё в пару мест, менее впечатляющих, хотя и более денежных. Однако рынок схлопывался: везде засели свои и на приезжих смотрели всё косее, а то и злее. Очень кстати образовалась какая-никакая работка по специальности. Так что я оставил эзотерические книжки и вернул на полку учебник по С++. Ну а потом жизнь оттащила меня от "этого всего" буквально за уши. Сейчас я занимаюсь я совсем другими вещами, успеха в которых — во всяком случае, в это время и в этой стране — добиться посложнее, чем вызвать какого-нибудь Баалзебуба. Но я продолжаю жрать этот кактус, и даже не особо жалуюсь. В конце концов, в отличие от очень многих людей, я живу так, как мне нравится, и занимаюсь тем, что мне интересно. При этом я жив и на свободе, что, учитывая эти самые интересы, само по себе недурной подарок судьбы.