Голем - книга 2

Ничего такого я, разумеется, не только делать, но даже и говорить не стал. Не бандит же какой и вообще, из просвещенного (якобы) времени. Гуманизм там, всосанный с молоком матери... Ага, как же! Проведя год в средневековье, я уже понял, что природа человека за эти восемьсот лет не изменилась ни на йоту и легкий налет цивилизованности и тут и там исчезает моментально при возникновении угрозы. Просто я честный человек и Анна, видимо, действительно это чувствует. Иначе поостереглась бы меня злить, не дура же! Как будто прочитав мои мысли, она вновь подъехала вплотную и, как ни в чем не бывало, стала интересоваться нашей историей. Ведь до сих пор так и не пришлось с ней толком поговорить и, по сути, мы были совсем незнакомы. Нет, все-таки она явная авантюристка — бежать сломя голову с едва знакомыми людьми! Компания молодой симпатичной девушки невольно способствует развязыванию языка, подобно алкоголю. Поэтому я рассказал о нас даже несколько больше, чем стоило. "Впрочем", — уговаривал себя, — "я только восстанавливаю справедливость, ведь получилось так, что мне изначально было известно об Анне больше". Так моей спутнице стало известно и о моих мюнхенских приключениях, и о бое с пиратами, и о посещении Маймонида. А также, что мы ищем древний манускрипт с тайным знанием. Слава богу, о том, что я пришелец из будущего, умудрился умолчать. Хотя был близок поделиться и этим, но вовремя прикусил язык.

Зато окончательно убедился, что Анна — прирожденная авантюристка и искательница приключений. Надо было видеть ее лицо, когда я рассказывал о битвах и тайнах! Особенно интересовалась необычным оружием, действие которого наблюдала лично. И явная сомнительность нашей компании, особенно с религиозной точки зрения (не зря несчастные бедуины обозвали нас "иудейскими колдунами") видимо нисколько ей не мешала и не пугала. Судя по всему, принужденная сменить в детстве веру, девушка потеряла ее вообще и была в душе если не атеисткой, то очень близкой к этому состоянию. Вслух в таком признаться в тринадцатом веке не представлялось возможным, однако читалось между строк во время откровенной беседы. Правда, после пересечения границы христианского королевства, Анна открыто повесила на шею припрятанный, наверное еще в детстве маленький серебряный крестик, как бы сообщая о намерении вернуться в лоно веры предков, но это явно выглядело работой на публику. Мусульманке в Европе пришлось бы совсем скверно.

За взаимно интересной беседой — девушка оказалась неожиданно начитанной по нынешним временам и вести с ней разговор было довольно занятно — не заметили, как стало темнеть. К счастью Олег, который взял на себя руководство движением отряда, не проспал развилку около недавно захваченной одним из мусульманских князьков Лудды и мы вовремя повернули на север. Однако места были совершенно пустынные, разоренные постоянными набегами, и до наступления темноты никакого постоялого двора на запущенном и покрытом многочисленными выбоинами тракте не встретили. Даже просто деревень тут не имелось, только пару раз видели полуразрушенные халупы, возле которых околачивались злобные морды, принадлежавшие вооруженным каким-то дрекольем арабским феллахам. Зря они боятся нападения, даже издалека прекрасно заметно, что в их жилищах царит абсолютная нищета. Два десятка лет непрекращающейся войны превратили этот еще недавно довольно цветущий край в почти безлюдную пустыню. Хотя здесь, на Прибрежной равнине, земли относительно плодородные.

Пришлось переночевать на земле, укрываясь плащами. Для Анны я даже соорудил нечто вроде импровизированной палатки из запасных плащей и конских попон, натянутых на вбитые в грунт копья. А наутро продолжили путь на север, к вечеру добравшись до Цесареи, известной у нас как Кейсария — резиденция римского прокуратора, построенная по велению императора Августа великим царем Иудеи Иродом. Сейчас тут имелось лишь небольшое поселение и развалины римских строений. Совсем как в двадцать первом веке, ничего не изменилось! Хотя нет, к востоку от тракта пованивали характерным запашком довольно обширные болота, напрочь осушенные к моему времени. А на их кромке нежились в лучах заходящего солнца огромные крокодилы. Я даже глаза протер — не показалось ли? Однако крокодилы никуда не исчезли! Вроде ж и не пил... Нет, в глубокой древности тут рептилии конечно водились, но я был абсолютно уверен, что их истребили еще во времена античности! Уже проезжавший ранее этой дорогой Цадок рассеял мои сомнения. Оказалось, что крокодилы появились в болотах сравнительно недавно — один из баронов, от нечего делать, завез их сюда из Египта и выпустил на свободу, придурок! С тех пор крокодилы размножились и нередко нападали на скот и даже на забывших об осторожности людей.

Места здесь, ближе к столице королевства, были более обжитые и мы без труда нашли постоялый двор для ночлега. А к полудню следующего дня, миновав Хайфский залив, увидели, наконец, белоснежные стены Акры...

Глава 8.

Акра, как и большинство восточных городов в период своего расцвета, представляла собой некое подобие библейского Вавилона, многонациональную и многоконфессиональную бурлящую смесь, полную внутренних противоречий, но прочно связанную, тем не менее, общими торговыми и политическими интересами. По примеру других подобных средневековых городов, столица Иерусалимского королевства была поделена на кварталы "по интересам", чаще всего мононационального состава. Среди них доминировали, разумеется, выделяясь размером и богатством, итальянские — венецианский, генуэзский, пизанский, находившиеся в состоянии перманентной торговой войны друг с другом, прежде всего за право перевозки паломников из Европы. Имелся и еврейский, конечно, и несколько мусульманских. Отдельно высились хорошо укрепленные цитадели монашеских орденов и королевский дворец. Дворец, правда, массивностью форм и отсутствием архитектурных излишеств более походил на тюрьму, но что есть, то есть. Роскошные замки местным королям не по карману. Зато, как и полагается настоящей независимой монархии, во дворце имелся собственный монетный двор, где штамповали странные золотые монеты — типа византийских безантов, но почему-то с арабской надписью на аверсе..

В городе настолько царила атмосфера космополитизма, что наша пестрая компания не вызвала ни малейшего интереса ни у стражников на воротах, без каких-либо вопросов пропустивших нас внутрь после уплаты пошлины, ни у разномастных прохожих и торговцев на местном рынке — фундуке. Снующие по городу многочисленные монахи и паломники тоже не удостаивали нас особым вниманием. Степень религиозной и национальной терпимости в городе меня очень удивила, я считал, что крестоносцы крайние фанатики. Но, судя по объяснениям бывалого путешественника Цадока, среди нескольких поколений уже живущих здесь христиан, дело обстояло как раз наоборот — они научились приходить к взаимопониманию с местным населением. Иначе бы долго не продержались.

Логичнее всего, казалось, остановиться на постой в еврейском квартале, где у моего купца, конечно же, имелись связи. Туда мы и направились. По дороге Цадок несколько раз предупредил, что Акко — не самый спокойный город. И раньше тут хватало всякого сброда, а теперь, после многих лет войны и ослабления центральной власти, столица стала пристанищем для всех изгнанных и беглых преступников, которые превратили ее в настоящее злачное место. Пираты Средиземноморья, бандиты с Запада, прибывали под видом крестоносцев, чтобы заново начать жизнь на этом перекрестке людей и цивилизаций. Гавань стала разбойничьим притоном, где людей убивали днем и ночью, а малочисленная и коррумпированная городская стража предпочитала не вмешиваться.

Поэтому, оказавшись за надежными воротами постоялого двора в еврейском квартале, решили оставить там все имущество, а также Анну. Несмотря на ее возражения, под охраной четырех человек. А с остальной компанией направились в порт, искать средство передвижения. Городской порт, хоть и не был самым удобным в окрестностях, в силу исторических обстоятельств оказался сейчас главными морскими воротами Святой Земли. Сюда прибывала основная масса паломников из Европы, а также происходил товарообмен между Западом и Востоком. Именно порт являлся самым главным источником дохода в хиленьком королевстве — доля прибыли от таможни Акры (называемой здесь Цепью — как не трудно догадаться, именно таким нехитрым способом перекрывался вход и выход из гавани) заметно превосходила таковую от остальных налогов. Поэтому ее работа была организована в высшей степени эффективно и дружественно для "пользователя". Все для удобства клиента и быстроты обслуживания! Арабские писцы, называемые "сарацинские писцы цепи" — вели свои регистры на арабском языке и разбирались с жителями мусульманского Востока, тогда как писцы-франки принимали латинян. Такого я не видел ни в одном порту, из тех, что уже побывал — ни в Венеции, ни в Александрии, не говоря уже о Газе. И Цадок тоже подтвердил — это лучший из восточных портов. Поэтому, наверное, и такой популярный. Что же касается кораблей, то они должны были платить за право пришвартоваться одну марку серебра по прибытии, а также специальный налог в размере трети от стоимости проезда паломника. Видимо, такие расценки всех устраивали.

Кораблей в гавани обнаружилось видимо-невидимо. Столько, сколько влезало в относительно небольшую, даже по средневековым меркам, акваторию порта. И еще несколько торчали на якоре с внешней стороны той самой перегораживающей вход в гавань цепи, ожидая, видимо, места под разгрузку у одного из пирсов. У причалов покачивались и огромные венецианские суда для перевозки паломников, бравшие на борт от пятисот до полутора тысяч человек за раз, и пузатые торговцы, похожие на брошенную на бок бочку, распиленную пополам, и боевые галеры королевского флота, и просто мелкие, то ли торговые, то ли рыбацкие кораблики. К последним, кучковавшимся у отдельного пирса на краю гавани, мы и направились сквозь толчею и суету оживленного порта, пронизанного острым запахом рыбы, смолы, специй и давно немытых тел. Летняя жара и почти полное отсутствие ветра еще больше усиливали и так уже практически невыносимую концентрацию специфических запахов.

Подходящих кораблей нашлось немало. Все их капитаны, как арабского, так и европейского происхождения, производили устойчивое впечатление отъявленных жуликов и были похожи один на другого, как родные братья. Только у некоторых на шее висел крестик, а у других — четки. Вот и вся разница. Предложение особого энтузиазма среди этих темных личностей не вызвало, особенно после того, как те разглядели, что наш отряд состоит полностью из хорошо вооруженных мужчин. То есть вариант с заплытием в пустынную бухточку и ограблением доверившихся лохов явно отпадал, особенно учитывая, что команда на большинстве суденышек вдвое уступала нам по численности. Однако и наотрез отказываться не стали, вступив в торг и набивая цену. В конце концов сговорились за пять марок с капитаном посудины под невинным названием "Санта-Розалина". Хотя владелец соседнего " Морского Халифа" в конце торгов предложил чуть более выгодные условия, мы все же остановились на христианском капитане. Никаких гарантий это, разумеется, не давало, оба были явными контрабандистами, чего практически и не скрывали. Но для наших целей их специализация вполне подходила.

Внеся полмарки задатка, договорились встретиться завтрашним утром и, с чувством выполненного долга, направились отдыхать после долгого трудного путешествия. Никто, вопреки предупреждениям, на нас не нападал, да и вообще, на улицах, полупустых из-за полуденной жары, было относительно тихо. А постоялый двор встретил распахнутыми дверями и отрядом королевской стражи, заполнившей его крыльцо.

С нехорошим предчувствием протиснулся внутрь. Так и есть! Четверка наших людей стояла у стенки, опустив оружие ввиду направленных на них копий. Один держался за окровавленное плечо. Видимо, пытался оказать сопротивление. А рыцарь в блестящей кольчуге и белом плаще, командир стражников, держал за руку ошеломленную Анну. Рядом отирался араб в белоснежном тюрбане с пером павлина, прикрепленным к нему рубиновой застежкой. На поясе болталась кривая сабля в роскошных золоченых ножнах. Да и вообще выглядел как вельможа. Он сразу мне не понравился. — А вот и они! — произнес араб, завидя нас. Говорил он с акцентом, но понятно. Не хуже меня, по крайней мере. Рыцарь повернулся к нам:

— Это вы те самые иудейские колдуны, выкравшие невесту самого наместника султана? — грозно вопросил тот.

Стражники нехорошо стали смотреть на нас, поигрывая копьями, их было много, и я понял, что надо срочно исправлять ситуацию:

— Что за глупости! Мы простые торговцы! А девушка сама сбежала и прибилась к нашему каравану! Тут к рыцарю подбежал хозяин постоялого двора, знакомый с Цадоком, и что-то забубнил ему на ухо. Вроде как этот весьма уважаемый в городе человек собрался замолвить словечко. Надо сказать — очень вовремя! Арабский вельможа, тем временем, нетерпеливо притаптывал, так, что захотелось посоветовать ему сбегать в уборную, не откладывая, пока не случилось страшное. Рыцарь, выслушав хозяина, повернулся к арабу и произнес категорическим тоном:

— Это известные, уважаемые купцы, почтенный Абдалла, а никакие не колдуны! Они не при чем! Забирайте девушку и уезжайте!

Абдулла метнул на нас злобный взгляд, но спорить не стал, протянув к Анне руку и что-то пролаяв по-арабски. Та в ужасе отстранилась и, плача, обратилась к рыцарю: — Сир, пожалуйста, помогите!

— Не имею права! У нас мир с султаном и я не могу не пойти навстречу уважаемому посланцу наместника!

— Но он же неверный! А я христианка! — горячо продолжала убеждать девушка. — Меня выдают замуж насильно и заставляют поменять родную веру!

— Она лжет! Она мусульманка! — заорал Абдалла. Он, конечно, формально был прав, но в данных обстоятельствах я решил, что можно и соврать, поэтому вмешался:

— Нет, она говорит правду!

Рыцарь в затруднении явно собирался почесать в затылке, но ему помешал шлем:

— Если это правда, то серьезно меняет дело. Боюсь, почтенный Абдалла, только король может вынести окончательный вердикт по этому вопросу. Я забираю девушку во дворец, а вы приходите завтра с утра, король вас примет. И ты тоже приходи, будешь свидетелем! — ткнул он кольчужным пальцем в меня.

Анну увели. Замотанный в дорогущие шелка, хотя и с несколько приглушенной серой, густо осевшей в складках дорожной пылью яркостью красок, Абдалла подошел ко мне вплотную и так долго сверлил в упор ненавидящим взглядом, что невольно стали закрадываться сомнения — уместно ли в данной ситуации сразу врезать по наглой бородатой роже с правой или необходимо, все же, сначала сказать что-то подходящее случаю. Решить данную проблему не успел, так как нахал вдруг резко развернулся на каблуках и молча пошел к выходу. За ним исчезли четверо его сопровождающих. Я подошел к Менахему — владельцу постоялого двора, заступившемуся за нас перед начальником городской стражи. Судя по всему он достаточно влиятельный и информированный человек. — Что здесь произошло, уважаемый?