Флюгера вертелись все в разных направлениях. Слева-направо и справа-налево — петухи и драконы, сверху вниз и наоборот — акробаты в обручах и солнце в круге.

Бала снисходительно хмыкнул на мой распахнутый рот:

— Пент это.

— И что он такое? — оторвалась я от небывалой картины.

— А, приют для сироток из клана нашего, — оповестил меня воруль. — Уж сто тридцать лет как приют. И все эти годы принимает, учит и обихаживает их всеми уважаемый Вазарт.

— Все эти годы? — переспросила я. — Значит, он — маг.

— Ага, — зевнул воруль. — Мы сюда каждый раз по дороге если, сворачиваем. Навещаем всех здешних. Вот и сегодня тоже завернули.

"Завернули" мы на широкую скошенную поляну с рядами разномастных качелей и одной, но раскрашенной каруселью. Конные тут же спешились. Бала, встав на козлах, интригующе-залихватски присвистнул, и уже через секунду из замковых дверей кучей вывалила детвора. Совершенно разного возраста, но вся, как один, радостно орущая, она первым делом набросилась на застывшего в явном ожидании Кая. Тот в ответ подхватил самых прытких. Остальные крикливыми гроздьями сами повисли на воруле. И пока Кай, как осажденная крепость "грозно" рычал и раскачивался в детской гуще, а мы с Малышом смело выползали из фургона, на поляну явились и взрослые обитатели Пента: две женщины в белых фартуках и чепцах, и один высокий худощавый старик... Еще через секунду именно он завладел всем моим вниманием...

Спорить глупо, Анкрим с его историей я знаю на "милостивый уд". Да и изучался он в нашем пансионе лишь факультативно и всегда в параллель с кружком "картинной вышивки". Не трудно догадаться чему именно я отдавала свою "девичью любовь". Но, одного историка, написавшего три труда по Анкриму, знала хорошо. Благодаря его кипучей плодовитости, выраженной в работах и о Ладмении, Чидалии, Бередне. Иосиф Брожинский. Строгий портрет благородно седого старца в центральном холле пансиона, а так же...

— Разрешите представиться, Вазарт.

Я сглотнула слюну и протянула мужчине трепещущую руку. Тот улыбнулся, сжав ее своей теплой и мягкой. — А интересное у вас свечение, дитя, — прищурился поверх моей головы. — Хоть очки от солнца надевай на глаза.

— Лин Дойл... В каком смысле, "очки"?

— Лин Дойл? — вскинула знаменитость густые брови. — И это тоже — весьма интересно, — потом скосилась на Малыша сбоку. — Весьма и весьма.

— А-а...

— Учитель! Светлых дней!

— Мальчик мой, — и все "ученое внимание" в один миг перекинулось на подошедшего Кая. — Вижу, "света" и у тебя, хоть отбавляй.

— Ну... — подбросил тот на руке упитанную кроху. — Это — да, — и мельком глянул в мою сторону. — Мы сегодня ненадолго — только разгрузимся. Надо в Мыну успеть. А вы уже познакомились с Лин?

— Да. Я первым взял на себя смелость ей представиться, — величаво кивнул ему старец. — Лишь с ослом благородным еще не успел. Можешь меня сам ему.

Малыш от такого поворота икнул, поставив торчком уши. Кроха на руке Кая оживилась:

— Коняшка!

Я напряглась:

— Он... — а что "он" то? Да откуда я знаю? — Малыш он. И, наверное, не любит чрезмерного внимания, потому что еще недавно, ну...

— Коняшка, покатай!

— Вот я и говорю: Малыш еще недавно этим и занимался, причем против своей воли и...

— Коняшка!

— А можно проехаться на нем?

— Тетенька, эта ваша ослина?

— А она — ручная?

— А покормить его печеньками можно?

— А он скакать по горам умеет? — заголосили отвалившиеся от воруля "гроздья".

Я растерялась еще больше:

— Я не знаю... Ма-лыш?

Осел, вздохнув, вновь проявил "благородство" и мужество. И уже через минуту, накинутый тканым ковриком, катал по поляне самых мелких. Те от восторга даже позабыли визжать, цепляясь ручонками за мою страхующую сбоку руку. И лишь шептали себе под нос: "Ой-ёй-ёй" и "Ой, мамочки". Правда, один раз прозвучало и писклявое: "Дэй камини!", после чего маленький наездник до ушей покраснел и махом смолк.

Пока мы с Малышом трудились на извозе, с фургона, подогнанного вплотную к дверям замка, шла спешная разгрузка мешков. Участвовали в ней Бала и Лека. Обе местные дамы отработанно ими руководили. Макс куда-то исчез, Кай с умным видом беседовал у карусели с седым учителем. Кстати, почему "учителем"? Кай — тоже сирота?..

— А нам здесь придется задержаться, — через несколько минут радостно оповестил меня он, притормозив за шею Малыша.

Очередной из наших седоков ответно дернул на осле ножками:

— Дядя Кай, а мы для вас всех пирог вкусный сварили. Сами.

— Сварили? — удивилась я, воруль же воодушевленно оскалился:

— Не терпится его вкусить.

Дите в предвкушенье подпрыгнуло:

— Вкусный-вкусный! И вишенками сами утыкали!.. Тетенька, снимайте меня, я приехал.

— А мне позволишь?.. О-оп!.. Бала, Лека, заканчивайте и к столу! Лин?

— Угу. Хорошо.

И наша с ослом миссия завершилась — мне пришлось идти за Каем вовнутрь, бросив Малыша желающим на этот раз "угостить" (надеюсь, он и это снесет)...

Внутри "детского" замка, среди толстых балок потолка, гудел летний сквозняк, раскачивая залитые свечным воском люстры и надувая оконные шторы-паруса. Здесь с ним никто не боролся, предоставив ветру право сквозить, детям — простывать, пыли — беспрепятственно заполнять собою все вокруг. Но, об этих вопиющих фактах я через несколько мгновений позабыла, потому что вслед за учителем и Каем вошла в просторный круглый зал, разрисованный самыми яркими красками снизу доверху... Мамочка моя... Синие волны океана на полу с рыбами всех мастей крутыми гребнями омывали "песочные" стены. Выше по ним кругом шли гущи из зеленых деревьев и диковинных цветов, которые тянулись всеми силами вверх. Туда, где в самом центре высоченного свода сияло огромное ярко-оранжевое солнце в дружном хороводе из ажуров облаков...

— Мамочка... моя, — запрокинула я к солнцу голову.

Хозяин местной красоты довольно пояснил:

— Здесь — модель мира, Лин. Мы по ней учимся быть его неизменной и гармоничной составляющей. Вам нравится?

— Конечно.

— Я так и знал. Ведь только у нас вы сможете одновременно находиться между двумя великими Соль(2).

— А я это помню, — усмехнулся с другого бока от меня Кай.

— Что именно, мой мальчик?

— Уроки ваши про единство мирозданья. А еще, как вы гоняли меня за плохое поведение за столом по всем названиям рыб и растений.

— Ну, да. Животных то и птиц тот лентяй художник не изобразил.

— Считай, повезло мне, — согласился с Вазартом-Иосифом воруль. И на пару с ним же захохотал, разносясь по коридорам двойным гулким смехом.

— А вот и пирог наш! — а я только сейчас, тщательно прохлопав глаза, разглядела, что торчу рядом с длинным накрытым столом. — Усаживайтесь, благословенные гости, — водрузила оглашенную конструкцию на него одна из женщин в фартуках. — Пробуйте, угощайтесь... только осторожней, — и, хихикнув в кулачок, выскочила из зала вон.

Я еще раз похлопала глазами... С чем "осторожной" быть?.. Жаркое, дымящееся в медной супнице, толстые куски хлеба на подносе и в окружении мисок с солеными грибочками, помидорами, огурцами, длинные "хвосты" зелени, ну и залитый сметаной, трехъярусный, дырявый как тинаррский сыр, пирог...

— Лин, садись за стол.

— Угу, — и так и не определившись с "угрозой", села.

Вскоре к нам подоспели, румяные после разгрузки, Бала с Лекой. Последним, пожав руку коллеге, и обменявшись кивком с Каем, пододвинул свой стул Макс. И за столом, под стук вилок и культурно тихое пережевывание, потекла неспешная светская речь:

— Лин, а вы сами откуда, из какой части Анкрима? — прицельно прищурился на меня хозяин сквозняков.

Я, откладывая в сторону вилку, сосредоточилась:

— С севера. Из Братта. А-а...

— Я так и думал.

— Почему? — промычал с набитым ртом Кай.

Учитель многозначительно вскинул брови. Я еще больше подобралась.

— Кай поведал мне о вашем купании в Ступне и преображенье. Поздравляю.

— Спасибо. Но...

— Он уверен, что причиной этому стал ваш, годовой давности, контакт с магиней Эшей.

— Но, я...

— Выплеск энергии в данном случае силен. Я не спорю...

— Но я не почувствовала его.

— Лин, учитель, сказал, что это может объясняться твоим потрясением тогдашним. Ты могла и не заметить.

— А вы не заметили? — с пристрастием воззрился на меня маг.

Я заверяюще кивнула. Маг скривился:

— Значит, Лин, с севера вы? А имя ваше...

— Я — Лин по паспорту. Лин Дойл с самого рожденья своего.

— Значит, с самого рожденья?

— Да, — да что ж он привязался то ко мне?

— А кто это имя выбирал вам?

— Дедушка мой.

— Ваш почтенный дед?

— Да. По возрасту он и тогда был уже весьма "почтенным".

— По возрасту, значит?.. И вы, Лин, жили с ним?

— Да.

— А почему, можно мне узнать?

— Мой отец... погиб в... — а, что уж там? — пьяной стычке, а маму я не помню. Она меня оставила в корзине у ворот деда, — закончила я в тишине. Кай сбоку кашлянул. Бала смущенно почесал нос. Учитель вновь открыл рот:

— А позвольте мне еще и вот что...

— Я читала ваши труды.

— Что? — захлопнулся он сам собой. — Лин... я не расслышал.

— Я труды ваши исторические читала, когда училась в ладменском пансионе. О Ладмении, Бередне, Чидалии и Анкриме... Однако, подписаны они были не именем Вазарт, а...

— Учи-тель?

— Иосиф Брожинский... Профессор Куполградского университета. Правда, сие ученое звание уже давно мной просрочено, но, тем не менее... Да, мой мальчик, — кивнул растерянно старик, но через миг, вдруг, улыбнулся. — Я тебе расскажу как-нибудь, хотя ты и так уже знаешь, что попал я в Анкрим во время Третьей войны с Джингаром. И причину, почему остался тоже... А вы, дитя, — обернулся он ко мне. — скажите: какая из моих работ об Анкриме вам показалась полезной?..

О-ой... И зачем вообще рот открыла?.. А не надо было ко мне лезть!

— Я читала лишь две из трех... О наших предках — квакерах, и всех войнах с Джингаром. Мне больше понравилась, вернее, запомнилась, первая.

— Значит, первая? — уточнили у меня. — Я теперь понимаю...

— А вот я не понимаю теперь ничего, — бросил вилку на стол Кай, однако внимания к себе так и не привлек:

— Лин, я могу вам дать один совет?

Да что ж он привязался ко мне?

— Да-а.

— Прочтите и мою третью работу. Она представляет собой сборник легенд Анкрима с их анализом. И особое внимание уделите "Деве, сплетшей косу". Запомнили?

— Запомнила, — сузила глаза я.

Профессор с довольным видом откинулся на спинку стула и оглядел всех присутствующих:

— А теперь можно и к трапезе вернуться... Кстати, пирог мои детки приготовили отменный, только нашпиговали его вишнями. Зубы берегите.

Угу... Ну, хоть "источник угрозы" я теперь знаю. И еще название: "Дева, сплетшая косу"...

Всю дорогу до фургона Кай ни проронил ни слова. Лишь думал о чем-то, сосредоточенно глядя вперед. Молча пожал хозяину Пента руку. Долго смотрел ему вслед и уже у самого борта, подсаживая меня, спросил:

— А он — хороший историк?

— А что значит для вас "хороший историк"? — уточнила я.

Мужчина отвернулся к серо-розовому закатному горизонту:

— Правду о нас написал?

— Не знаю, — глядя на воруля сверху вниз, вздохнула я. — Смотря что для вас "правда".

— Для тебя, — бросил, не оборачиваясь, Кай.

— Что?

— Смотря что для ТЕБЯ правда...

— Хорошо. Для тебя. Но, я все равно не знаю.

Воруль, вдруг, тихо засмеялся:

— Оказывается, Лин, ты умеешь огрызаться. Это — хорошее качество.

— Да? Спасибо, — растерялась я. — А ты... сирота?

— Нет.

— А почему тогда...

— Я понял и, как сказал... учитель: "Я тебе расскажу как-нибудь". Обязательно расскажу... Бала! Выдвигаемся! Времени — совсем в обрез! — и задернул между нами тяжелый фургонный тент...

Дальше мы с Малышом тряслись и раскачивались в полной тишине. Я вообще, скинув туфли, завалилась на топчан. Малыш, выпятив набок округлившийся живот, сопел во сне. Меня и саму дрема накрыла, не смотря на качку и побрякивание содержимого ящиков. Их в Пенте по какой-то причине не выгрузили. И хоть магическое свечение давно испарилось, запах металлической ржи все так же стойко висел в замкнутом пространстве фургона... Запах металлической ржи... А магия Пента пахла карамелью и грозой... карамелью и грозой...

— Лин, мы приехали.

— О-ой, — и подскочила в полной темноте. — Куда мы... приехали?

— Мына, — огласилась мне темнота насмешливым голосом Балы.

Я скоро протерла глаза и напрягла свой притупленный сном слух, через миг проснувшись целиком... Безусловно за нашим тентом была жизнь. И был... праздник... Праздник? Музыка и громкие голоса. Пятна от фонарей на стенах. Запах "вкусного дыма", какой бывает лишь при жарке на огне мяса. Там, в незнакомой шумной Мыне, был праздник. А здесь была я. Растрепанная, в мятом платье и нечищеных туфлях.

— Лин? — откинулся тент и вовнутрь заглянул Кай, зашарил прищуренными глазами, найдя ими меня. — Выходи. Мы уже на месте.

— А можно я здесь?

— Что? — нахмурил брови воруль.

Пришлось голос повышать:

— Я здесь можно останусь ночевать? Я не хочу туда.

— Почему?

— Ну-у, я... у меня...

— Все понятно.

Через секунду мужчина оказался внутри и, сдернув с плеч куртку, протянул ее мне:

— Накинь пока.

— Это проблемы не решит.

— Накинь. До дома старосты и так дойдем... Лин?

— А у меня выбор есть?

— Нет... Лин?

— Хорошо. Я иду, — и, вздыхая, слезла с топчана. — Найти бы еще свои туфли... Ой... Я бы и сама их надела.

— У ворулей это — честь, — усмехнулся от моих ног Кай.

Я в темноте смущенно скривилась:

— Хорошо, что не наоборот. Я бы тебе ботинки шнуровать точно не стала.

— А вот это — оскорбление.

— Я тебя... оскорбила?

— Ага. Если б принялась за это дело. Каждый мужчина-воруль — воин и сам должен заботиться о себе, своей женщине и своих детях... Всё. Вставай, Лин, продевай руки в рукава и пошли.

И мы пошли. Сразу за фургоном открылась огромная, освещенная фонарями, площадь. По ее периметру в темное небо пускали искры высокие костры с вертелами через них. А между кострами танцевали и гуляли нарядные ворули всех возрастов. Старики, чинно, женщины и девушки, стайками, дети, традиционно между ног взрослых и "ворули — воины", пожалуй, самые шумные здесь и развеселые. Мы с Каем, в первую очередь, привлекли внимание именно их. От крайней кучки хохочущих, вдруг, отделился грузный бородач, и, распахнув руки во всю ширь, ринулся на встречу моему спутнику, за ним — остальные, еще дальше — следующая компания... Да. А вот я не привлекла к себе никакого внимания. И чего переживала?

Так, здороваясь со всеми подряд (Кай, конечно) и замирая на каждой остановке (я, естественно), мы и дошли до дома старосты Мыны. Здесь Кая ждала самая торжественная встреча вышедшим на крыльцо плотным мужчиной в сопровождении еще двух (тоже весьма внушительных). Но, на этот раз, вниманием одарили и меня. И даже представили по имени всем троим. После чего староста вновь развернулся назад: