Идеальный любовник (завершено)

Путаясь в вещах, постаралась одеться как можно быстрее и уже более спокойная и собранная вошла в вертеп разврата, в котором меня дожидался отвратительнейший урод, который беспардонно меня использовал и похоже не испытывал ни капли угрызений совести.

Постель была заправлена и, готова поклясться, девственно чиста. Герман сидел, сосредоточенно глядя в одну точку, и никак не отреагировал на мое появление.

— Отвези меня домой, — зло бросила я. — Ты обещал.

— Да, сейчас, — поднялся, посмотрел на меня, нахмурился и подошел поближе.

Коснулся рукой моих губ, шеи, провел ладонями в воздухе, очерчивая контуры тела. Невольно отшатнулась, мужчина злил меня своей холодностью, равнодушием и пусть в чем-то даже проявлял заботливость, все равно выбешивал безразличием.

Машина стартанула с места, выезжая на появившуюся вновь дорогу, а я оглянулась и заледенела, страх холодными лапами прошелся по спине. Дом, в котором произошло столь значимое для меня событие, таял на глазах, стираемый словно ластиком с лица земли. С кем я связалась и во что влипла?

Мужчина вел машину сосредоточенно, молча, за всю дорогу он ни разу не посмотрел на меня, словно забыл о моем существовании. Когда мы въехали в пределы города, Герман остановил автомобиль у первой попавшейся аптеки, вышел, закрыв дверь, сигнализация отчетливо пикнула, и исчез в дверях фармацевтического заведения. Обращается как с собакой, вон закрыл, чтобы не сбежала. Из всех уродов, мне попался именно такой, со сверхспособностями и равнодушием статуи. Глупо, конечно, дуться именно из-за этого, хоть не изнасиловал и то радость, но все равно гадко на душе до слез.

Скоро причина моего гнева вернулась, неся в руках пакет. Дверь открылась, мужчина ловко устроился на сиденье и отдал пакет мне:

— Пригодится, — вот и все что сказал.

С трудом подавив раздражение, заглянула в пакет и окаменела от возмущения и стыда. Уверена, я ко всему прочему еще и побагровела. Упаковка прокладок ввела меня в такой ступор, что долго открывала и закрывала рот, прежде чем собралась с духом и спросила:

— Зачем?

— Какое-то время может продолжаться кровотечение, — терпеливо, как маленькой, объяснил он мне.

Так плохо, словно в душу плюнули, мне за последние пару дней не было никогда. Этот нечеловек подарил мне столько отвратительного чувства беспомощности, столько отвращения к самой себе, что вела себя как самка бабуина в брачный период, что было бы чем, убила бы. А так, швырнула в него пакет и, пользуясь тем, что мы еще не тронулись с места, открыла дверь и, крикнув:

— Пользуйся сам, урод! — помчалась, не разбирая дороги к высоткам, которые находились прямо за магазинами, как раз по курсу моего движения.

Но скоро прекратила бег, с ужасом наблюдая, как прямо передо мной вырастает каменная стена, такая высокая и длинная, что по аналогии сразу вспомнилась та самая Великая Китайская, которая не шелковый путь. Невольно попятилась, судорожно пытаясь вспомнить таблицу умножения. Ничего более умного, чтобы проверить собственное психическое здоровье, в голову не пришло.

Меня схватили за руку, Герман, кто бы сомневался, и тут же стена стала таять. Как-то логично сложились куски мозаики, исчезающая, появляющаяся дорога, странный дом, теперь стена. Развернулась лицом к своему мучителю:

— Ты, — все, что удалось прошипеть, дальше этого слова продвинуться, никак не получалось. — Тыыыыы!

— Идем, ты же хочешь увидеться с отцом? — спокойно спросил меня.

— Что? О чем ты? — отвлеклась от попыток испепелить его взглядом.

Отвечая на мой вопрос, зазвонил, молчавший эти два дня, мобильник. Дурное предчувствие накатило волной, и почему-то шепотом сказала, после того как дотронулась до "поднять":

— Алло.

— Валерия, ты? — в голосе начальника папиной охраны прозвучало облегчение.

— Да, дядь Лёш. Что случилось? — все так же шепотом спросила я.

— Как что? Мы с ног сбились, пока тебя искали, вон даже Анатолий Ермолаич слегка приболел от расстройства, — немного более бойко чем нужно отрапортовал дядя Леша.

— Что с папой? — вот тут голос и прорезался.

— Сердце прихватило, но врачи сказали ничего страшного, возраст сказывается и волнения последних дней.

— Какие волнения? — испугалась я. — Вы чего-то недоговариваете. Где отец?

— В больнице, — помолчал дядя Леша, потом добавил. — Ты где?

— В какой больнице? — проигнорировала вопрос. — Я сейчас буду.

Больше начальник СБ не стал задавать вопросов, деловито объяснил куда ехать. Нажав "отбой", скомандовала:

— Поехали!

Герман ничего не сказал. Просто довел меня до распахнутой дверцы автомобиля, помог сесть, закрыл дверь, обошел машину и устроился за рулем. Он не стал спрашивать куда ехать, и я не стала объяснять, было ощущение, что он прекрасно все знает и так.

— Это твои штучки? — первая как обычно не выдержала я.

— Какие? — уточнил Герман.

— С отцом! — разозлилась я.

— В чем именно ты меня подозреваешь?

— В том, что ты что-то говорил про то, что меня некому хватиться. Не ты ли устроил это некому хватиться, а?

— Ты об этом? — он все так же не отвлекался от дороги и даже не повернул голову ко мне, пока отвечал. — Да, я.

— Урод! Ненавижу! Сволочь! Что ты с ним сделал?! — держать себя в руках становилось все труднее и труднее.

Хотелось разбить о непробиваемую башку собеседника кучу разных, травмоопасных вещей. Таких как тарелки, бокалы, пару дубин в щепы расколошматить и еще чего-нибудь такого же действенного. Может тогда удастся его пронять?

Впервые за весь разговор он взглянул на меня, пожал плечами, потом ответил:

— С ним все будет хорошо, это была временная мера.

— Подонок, для тебя все средства хороши, так? Ненавижу! — отвернулась к окну и вцепилась зубами в кулак, стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы.

У меня есть гордость! Не буду плакать при нем! Никогда и ни за что! Не дождется! Я гордая, я гордая!

Все это я повторяла про себя как мантру всю оставшуюся дорогу до больницы. У медучреждения, когда машина еще толком не остановилась, открыла не запертую в этот раз дверь и выкатилась кубарем на тротуар, поднялась с колен и попыталась рвануть в сторону здания, но была остановлена Германом:

— Куда ты? Нам в другую сторону!

— Испарись! — выдернула свою руку из плена. — Хватит меня преследовать! Сама дорогу найду, не маленькая!

— Со мной будет вернее, — отозвался он, и зашагал к другому блоку зданий, показывая дорогу.

Как ни хотелось плюнуть вслед и пойти своим путем, пришлось унять гордость, обиду и злость, и отправиться за добровольным провожатым. В фойе, у регистратуры мы столкнулись с мамой, которая, видать из-за проблем со здоровьем у отца, решила бросить свои Мальдивы и вернуться домой.

— Мама! — хоть какая-то радость в этой вакханалии неприятностей.

— Лера! Как я рада тебя видеть, — мамина улыбка была немного искусственной и натянутой, поэтому вновь испугавишсь за отца, спросила:

— Что-то с папой?

— С папой все хорошо, я узнавала, сегодня его выпишут, — все так же искусственно улыбаясь, ответила она.

— Тогда что случилось? — нахмурилась я, мне не нравилось мамино поведение.

— Я знаю, сейчас не самое подходящее время, дочь, но лучше тебе это знать, как бы ни хотел папа другого. Мы решили развестись с твоим отцом, — на одном дыхании сказала она, для того, чтобы не успела ее перебить, не иначе.

— Что? — новость оглушила меня, ноги подкосились, и, нащупав позади себя диванчик для посетителей, села на него. — Почему? Ведь все было так хорошо!

— Лерочка, — присела мама рядом со мной и с жалостью заглянула в глаза. — Я знаю, как отец тебя ограждал от всего, что могло, по его мнению, травмировать маленькую девочку. Уже давно в нашей семье все не так хорошо, как тебе казалось. Любовь прошла, осталась привычка. В отличие от отца я вижу в тебе взрослого, самостоятельного человека, который сможет меня понять. Возможно, мы с Толей и смогли бы жить дальше вместе не любя друг друга, только ради твоего душевного спокойствия, но так получилось, что я встретила одного человека... Уверена, когда ты с ним познакомишься, он тебе понравится.

— Я не хочу с ним знакомиться! — здравствуй злость, мы расстались с тобой ненадолго, теперь будем снова вместе. — Ты предательница! — подскочила с дивана, пылая праведным гневом. — Ненавижу! — и ты — ненависть, здравствуй опять, видать и ты поселилась во мне надолго. — Не хочу тебя видеть!

— Ты так и не выросла, — с грустью сказала мама мне вслед, когда я развернулась и побежала по коридору туда, где должна была находиться папина палата.

Герман привычно слился с обстановкой, так, чтобы никто не замечал его и задумался. Он получил ненависть, не такую сильную, как было необходимо, чтобы прописаться в этом мире надолго, но и страсть, и наполнение контракта энергией давали не мало. Год, чтобы выполнить задуманное, а значит все совершенное того стоило. Но почему так погано на душе? Когда он был там, у границы, все казалось правильным, все принятые решения, выбор конкретно этой девушки не вызывали ни сожалений, ни колебаний. Что же изменилось с пересечением границы? Даже при прохождении Контроля, мужчина так не переживал, как сейчас из-за сдерживаемых рыданий какой-то девчонки.

А у границы было чего бояться. К нелегалам, покидающими Ту Сторону, по поддельным документам, отношение было строгое, и не смотря на то, что Герман находился на особом счету, второго шанса, если бы случился провал с переходом, у него бы больше не было. Ад со своими жертвами расставался неохотно. Пусть и вины за Германом, до нелегального перехода границы, не числилось никакой.

Сейчас же блестящий план по получению постоянной прописки в реальном мире мог провалиться только потому, что мужчина оказался довольно мягкотелым и не смог сделать все так как надо. Столько лет, потраченных на подготовку, летели к псу под хвост, и на повестке дня, первым вопросом, после поддержания статуса липового легала, была необходимость прийти в себя и взять в руки управление чувствами, и в дальнейшем не поддаваться таким эмоциям как жалость. Прошлого и сделанной ошибки уже не возвратишь, а значит надо вступать в игру с тем раскладом, который есть сейчас на руках. Кое-кого сегодня ночью ждет неприятный сюрприз, который, Герман очень надеялся, придется врагу по вкусу. Пришла пора приступать собственно к тому, ради чего мужчина пошел на преступление. Месть — блюдо, которое едят холодным, и Герман собирался насладиться им в полной мере. Пока же стоило присмотреть за подопечной, пока она не наделала каких-либо глупостей. Юношеский максимализм, наивность и доверчивость, те качества, которые так нужны были для того, чтобы эмоции, испытываемые привязывающей, были ярче, сейчас могли сыграть с Лерой злую шутку.

Спокойное и голубое небо быстро хмурилось, затягиваясь черными, грозными тучами. Ветер налетал порывами, со скоростью несущегося поезда, и все увеличивал усилия по ухудшению погоды. Капитан на яхте озабоченно вглядывался в горизонт, который не сулил спокойной ночи. Волнение усиливалось, и яхта все более неуклюже преодолевала огромные волны, а ветер все набирал силу.

На палубу, держась за руку высокого, темноволосого молодого человека, вышел седой господин в сером костюме. Одетый таким торжественным образом, он прошествовал, поддерживаемый парнем, до верхней палубы и, нисколько не пугаясь непогоды, поднял голову к небу. Бледные губы напряженно зашептали что-то неразборчивое. Через минуту такого шептания, старик вырвал руку у юноши, воздел длани над головой и заговорил громче. Гортанные, отрывистые слова срывались с губ и неслись высоко, к небу, но небо отвечало на них громовыми раскатами и молниями, змеящимися яркими линиями по тучам. Все явственней проступало на морщинистом лице недоумение, все громче становились слова, но проливной дождь и усиление ветра стали ответом.

— Дед, остановись! — молодой человек почтительно дотронулся до плеча старика.

— Я не понимаю, — опустил руки пожилой господин. — Почему заклинание не действует?

Внук никогда ранее не видел своего могущественного деда таким растерянным, сколько себя помнил, молодой человек видел деда всегда уверенным в себе и в том, что способен справиться с любой бедой.

— Ты же знаешь, я тебе в этом не помощник, — грустно ответил парень.

— Я не потерял силу, я ведь не потерял силу окончательно? — спросил старик, с надеждой вглядываясь в глаза внука.

— Нет, пусть она и уходит, но это происходит постепенно, запас должен был остаться, — юноша сжал морщинистую трясущуюся руку, которую старик протянул ему. — Дед, это что-то другое, наверняка.

— Ты не понимаешь! — оттолкнул внука пожилой мужчина. — За все надо платить, а я когда-то совершил грех, тяжкий грех, который долгие годы камнем висит на душе. Пришло время отчитаться за него, — он снова поднял голову и закричал. — Небо, ты видишь, я раскаялся, так за что же ты наказываешь меня?!

Мощный раскат грома стал ему ответом, сильный порыв ветра зачерпнул соленой морской воды и плеснул огромной волной на палубу. Чудом люди были не смыты. Вымокшие до нитки, молодой человек и его дед, медленно, оскальзываясь на мокрой поверхности, вернулись в каюту.

Буря пусть и не унесла жизни ни одного из членов экипажа, бушевала долго, наводя ужас, пугая звериным оскалом молний и громким рыком небес. Когда качка закончилась, старик, сидящий на диване в каюте, оторвал ладони от лица и прошептал:

— Неужели все? Так что же это было? Буря? Но почему корабль не утонул? Ни чей-то ли это злой умысел был? Надо разобраться.

Господин Антонов был человеком, который никогда не пасовал перед трудностями и всегда достигал целей, любыми путями. Он находил способ обходить запрет, который налагался саном Мастера Жизни. Врагов можно было устранять и не убивая. А странность бури, которая даже не повредила яхту и не поддалась на заклинание того, кто был способен остановить ее, говорила о том, что появился враг, могущественный враг, который предупреждал, что схватка начата.

Долго еще пожилой мужчина мерил шагами каюту, прислушиваясь к звукам затихающей непогоды, долго думал, размышлял, но так и не пришел к каким-либо определенным выводам. Мастеров Жизни во все мире было всего трое и всех их, Антонов хорошо знал. Ни один из них не способен был вызвать бурю такой силы, вот остановить да, а вызвать, это только Мастерам Смерти под силу. Но испокон веков, Мастера двух направлений никогда не враждовали. Внутри своего круга да, шла подковерная борьба за звание Мастера, но вот между двумя течениями магии никогда не было споров и раздоров.

Мастеров Смерти, как и Мастеров Жизни было всего трое и их Антонов хорошо знал. Ни один из них не стал бы нарушать традиции и вытворять подобное, а значит появился кто-то неучтенный и скорее всего Мастер Смерти, не связанный, как и все они, запретом убивать. Вот только откуда он появился и зачем устроил эту показательную бурю? Да и почему буря не поддалась? Никогда такого не случалось, чтобы Мастер Жизни не мог остановить шторм, прекратить засуху или поменять погоду. Вот только смертельно опасных ураганов не мог вызывать Мастер Жизни. Подобные игры прерогатива Мастеров Смерти. И где искать врага? Среди молодых подающих надежды учеников? Но как можно было проспать такой сильный талант? Вопросов было слишком много и весь опыт, накопленный за долгие годы жизни, не помогал найти ответы.