Снова запели трубы и Нора, очень бледная от волнения, поднялась на сколоченную за ночь трибуну. Вчера до поздней ночи она обсуждала предстоящую казнь с бургомистром и магистратами и сумела их убедить в необходимости вооружения города.
— Граждане Сетора! — голос прозвучал тихо, но все замолчали, ожидая, что она скажет. В городе остались отряды только Фирмина и Ерсина, но из Ерсина к вечеру ожидались ещё люди. Пока остатки совета контролировали Сетор. — Орден братьев-заступников погряз в пороке и преступлениях. Они нанимают разбойников, даже проклятых, для своих тайных дел. Они подкупают обещанием власти мирских владык и те забывают свои клятвы. Убийцы заслуживают только смерти, будь они хоть проклятые, хоть монахи. Закон и обычай требует, чтобы их судила Церковь и если во грехе погряз весь орден — это дело Церкви, не нас, не мирских правителей. Так и было бы, если бы братья-заступники сами блюли закон. Но они его попрали. Они развязали войну, которая вскоре охватит весь Тафелон.
Толпа затихла, ожидая дальнейших слов баронессы.
— Вы живёте рядом с Лабанианом. Вы знаете, каково там приходится людям. Хлеб с молитвой и работа без отдыха, а все плоды забирают себе алчные монахи. Знайте же, что братьям-заступникам этого мало. Им тесно в Лабаниане и скоро они придут сюда. Сегодня, сейчас они вооружают крестьян, насильно отрывая их от полей. Скоро они будут здесь. У нас есть не больше недели, прежде чем они окажутся под стенами города. И это будет не война баронов, в которой дело города — сторона. Они придут сюда для того, чтобы вы взяли оружие и пошли с ним дальше. Чтобы покорили для них Тафелон. Тем, кто умрет за них, они пообещают отпущение грехов. Те, кто останется жив — будут жить так, как живет Лабаниан. Сначала Сетор. Потом Тафелон. Потом будет война со всем миром, долгая и страшная. Потом сюда придут воины Церкви — и не останется никого и ничего. Я не увижу этого — меня убьют раньше. Некоторые из вас — смогут увидеть. Вы хотите этого, жители Сетора?
Толпа загудела. Нора не могла расслышать, одобрение или протест слышится в этом гуле. Но надо было продолжать. Как ей не хватало Веймы! Веймы, которая бы разобрала, что чувствуют люди. Веймы, которая подсказала бы ей нужные слова!
Веймы, которая лишилась бы сознания от обуревающих толпу чувств...
— Мы на войне, — продолжила Нора, переведя дух. — Я осудила этих людей по законам войны, и милосердно дарую им легкую смерть.
Она махнула рукой Клеменсу, и осуждённые задёргались в петлях. К горлу подкатила тошнота. Гул толпы стал явно одобрительным, кто-то закричал.
— Да смилуется Создатель над их грешными душами. Жители Сетора! Я всего лишь дочь и регент барона цур Фирмина, и я, в отличие от братьев-заступников, блюду законы и обычаи — вы не мои подданные, я не вправе приказать вам взять оружие и защищать город. Но если вы этого не сделаете — мы не удержим стены против целой армии. Для вас остались только два пути: бой и слава вместе со мной — или позор и смерть вместе с Заступниками. Каждый, кто готов сражаться — за себя, за свой город, за своих близких — получит оружие. Мы не дрогнем и будем биться до конца. Если не дрогнете и вы — мы победим.
Нора сошла с трибуны и народ уже собрался расходиться, но тут на трибуну взошёл полный старик в одежде самого простого покроя. Грудь его украшала золотая цепь. Бургомистр Велтен. Люди остановились. Бургомистр в городе был толковый, умел задобрить баронов, не уступив свобод и привилегий города.
— Граждане Сетора! Городской совет постановил, что власть братьев-заступников нам без надобности. Мы её милость поддержим. Будем город защищать от графа цур Лабаниана и братьев-заступников, стража на стены встанет. Склады откроем и всё, что потребуется. Граждане! Мы призываем вас тоже взяться за оружие. Трусам в городе нет места.
Горожане ответили нестройным гулом. Намёк был более чем прозрачен. В городе на всё нужно разрешение. Дом построить, лавку открыть, экзамен гильдии на мастера сдать... Если тебя невзлюбят, ничего ты не построишь, не заработаешь и не достигнешь, да и всё, что было, потеряешь.
Бургомистр указал на стоявшего возле возвышения писаря ратуши.
— Каждый, желающий защищать наш город, должен назвать своё имя, ремесло и адрес. С завтрашнего дня желающие записаться должны будут подойти в городскую ратушу.
— Глава одиннадцатая. Побег
Магда сидела в седле и по-прежнему безучастно смотрела между ушей своей лошади. Мысли её бешено прыгали. Всё складывалось даже лучше, чем она надеялась. Обвинения, которыми бросался Флегонт (оказывается, после рукоположения он звался отцом Менлиусом) и которые выдвигала "дочь рыцаря Бертильда" были слишком суровы, чтобы цур Ортвин решился их разбирать. Он отправил обоих в Сетор под охраной десяти своих кнехтов, ведь там Флегонта могли узнать бароны и особенно его единокровная сестра, глава совета баронесса цур Фирмин. Симпатии цур Ортвина были на стороне Магды и всё же он дал ей понять, что ей следует доехать вместе с отрядом до Сетора, где — если её слова подтвердятся — обвинение отца Менлиуса будет с неё снято как заведомая ложь предателя и заговорщика. Ведьма не спорила. Её всё устраивало. Что до разбойника, висельника и убийцы Медного Паука, то его также везли в Сетор. Рыцарь цур Ортвин настоял, чтобы Магда отдохнула у него в замке, и отряд отправился в путь только на следующее утро. Это тоже устраивало ведьму. Она больше никуда не спешила. Говорят, что проклятым Враг ворожит, поэтому и удаются их гнусные замыслы. Кто бы ни ворожил ведьме сейчас, она молилась ему, молилась истово, но беззвучно. Дурное предсказание Денны уже сбылось: Магда попалась Флегонту. Теперь оставалось надеяться на удачу Виля: в свою ведьма уже не верила. Она шла против всех законов: проклятые не спасали проклятых. Одна жизнь ничего не стоила для прозревших и, потом, если в беду попадал более слабый, то считалось, что он заслужил свою участь, зачем рисковать ради него, а если провалился более сильный, то что уж тут поделаешь?.. Но когда-то Виль спас Магду и, что важнее, он был ей нужен.
— Колдуешь, ведьма, — подъехал к ней Флегонт. — Ты рано радуешься. Впереди монастырь моих братьев. Тебе придётся дорого заплатить за моё унижение!
— Это начало увещеваний? — холодно покосилась на него Магда. — Когда будет предложение покаяться?
— Для таких, как ты, нет покаяния, — выплюнул Флегонт. Ведьма даже удивилась силе его ненависти.
— Семь лет назад, — тихо сказала она, — ты разговаривал спокойней.
— Тогда ты ещё не пролезла в постель к моему отцу, — прошипел священник.
— И кому же из нас ты завидуешь? — подняла брови Магда. Флегонт задохнулся от злости. Державшийся неподалёку от них кнехт подавил смешок. На суде ведьма высказалась хлеще, намекая, что Флегонт потому-де осуждает её союз с бароном, что в его ордене приняты другие формы любви, те, от которых дети не рождаются.
— Мерзкая тварь, — пуще прежнего зашипел священник, — я вобью твою грязную клевету тебе в глотку!
— А, — кивнула Магда спокойно, — так ты из тех, кто может позволить себе смотреть на нагую женщину, только если одежды с неё сорваны перед бичеванием? Говорят, есть девки, ублажающие и таким образом.
Флегонт с рычанием занёс хлыст. Магда повернула голову и бесстрашно посмотрела ему в глаза.
— Ну же! Ударь! — приказала она. — Тебе ведь хочется.
— Эй! — не выдержал кнехт. — Ты, отец, держись подальше от дамы, слышишь?! А ты, госпожа, плюнь, не отвечай ему. Видишь же, что он, как собака кидается!
Флегонт с проклятиями отъехал в сторону.
В середине дня они заехали на постоялый двор, где потребовали отдых лошадям и еды себе. Флегонт, казалось, успокоился, а вот Магда начинала волноваться. Западнее был монастырь братьев-заступников и, хоть дорога пролегала южнее его, оттуда вполне могли выехать и отбить и Флегонта, и пленника. И её. Кто знает, удастся ли ей что-то сделать в плену? А если они отберут Виля, а её оставят с кнехтами Ортвина? Сам Виль, казалось, нисколько не интересовался собственной судьбой и Магда восхищалась его выдержкой. А вот Куно с трудом сдерживался, чтобы не подскочить к батраку и не закричать, мол, чего не узнаёшь, это же я! Чтобы отвлечься, он вовсю болтал с кнехтами Ортвина. Те одобряли его драку с монахами и даже уверяли, что с такими способностями нечего делать в трактире. Прямая дорога, мол, в кнехты! Там научат, задатки-то добрые!
Магда молилась. Молилась, когда обедала, молилась, когда садилась в седло, чтобы ехать дальше, молилась, когда начал накрапывать холодный осенний дождик. Враг ли услышал её просьбу, Заступник ли сжалился, да только вскоре хлынул такой ливень, что ведьма едва могла различить хвост шедшей впереди лошади. Перекрикивая шум дождя, кнехты решили возвращаться на постоялый двор. Ведьма тайком вздохнула с облегчением.
Виля на постоялом дворе скупо накормили чёрствым хлебом, связали поверх сковывающих руки цепей и втолкнули в кладовую, где к потолку были подвешены колбасы. Отца Флегонта связывать не стали, но заперли в отдельной комнате, прозрачно намекнув, что его бегство будет признанием вины. Остальных братьев-заступников не сторожили, только отобрали оружие ещё в начале пути. Отдельную комнату получила и Магда, но отправляться в неё не торопилась. Она медленно, не чувствуя вкуса, поела, а после подошла к очагу, будто бы согреть озябшие руки. Колдовские травы, те, что уже не раз сослужили ей свою службу, высыпались в огонь из рукава. Противоядие Магда сварила ещё дома, крепче обычного, чтобы не успело выдохнуться, и сейчас незаметно добавила в кубок с подогретым вином. Вкус был ужасающий, но ведьме было не до этого. На ночь постоялый двор заперли, закрыли окна, чтобы в дом не шёл холодный воздух. Сонный дым постепенно окутывал общий зал. Плохо, что Флегонт отдельно, эдак он и не уснёт вовсе, но второй возможности может не быть. Пересиливая себя, Магда глотнула ещё своего разбавленного зельем вина. Не спать! Держаться! Заметив, что сон окутывает собравшихся в зале людей, ведьма мягко осела на пол. Она спит. Её околдовали вместе со всеми...
Конечно, околдовать нескольких людей сложнее, чем одного, и всё же зелье сработало. Не могло не сработать. Удивлённые возгласы стали всё тише, глуше... Наконец они умолкли. Магда выждала какое-то время, поднялась и подсыпала в огонь ещё немного своих трав. Уже ни от кого не скрываясь, глотнула противоядие. Сняла башмаки и тихо обошла постоялый двор. Все были в сборе и спали, даже слуги. Магда тихо прокралась в кладовку, где хранили колбасы. С трудом отодвинула засов. При тусклом свете свечи перерезала верёвку, которой Вилю связали руки и ноги. С трудом усадила спящего батрака, разжала ему челюсти и влила в рот бодрящего зелья. Он проглотил, но не просыпался. Магда заставила его выпить ещё, а после наотмашь отвесила оплеуху.
— Просыпайся! — прошептала она ему на ухо.
Виль проснулся, да так, как ведьма и не ждала вовсе. Он взметнулся как гадюка и схватил свою спасительницу прежде, чем она успела заметить его движение. Цепь, не брякнув, обвилась вокруг её шеи, и Виль опрокинул Магду на пол рядом с собой.
— Тихо, — почти нежно шепнул он. — Без шума, понял?.. Поняла?
Магда похолодела. Виль никогда так с ней не разговаривал. Такой тон у него был, когда он допрашивал своего врага. Ничего хорошего этот тон не сулил.
Цепь на её шее слегка ослабла. Виль зажал ведьме рот и с той же опасной ласковостью произнёс:
— Если будешь вести себя тихо, останешься в живых. Поняла? Кивни.
Магда послушно кивнула.
— Теперь мы встанем и выйдем во двор. Будешь дёргаться, придушу. Кивни.
Она снова повиновалась. Они прошли мимо спящих людей во двор и там Виль, наконец, освободил её рот. Магда закашлялась.
— А теперь отвечай, кто ты, — предложил ей убийца.
— Дурак ты, Виль, — бросила ведьма вместо этого. Грязь холодила босые ноги. — Вот и освобождай тебя после этого.
— Маглейн? — удивился батрак, но цепь на шее ведьмы не ослабил. — Ха! А я-то думал, зачем ты в лапы к святошам полезла! Совсем жить надоело?
— Пусти! — дёрнулась Магда и снова закашлялась: цепь больно врезалась в горло.
— Тихо, Маглейн, не спеши. Ты, я вижу, для них что-то значишь, а? Рано мне тебя отпускать.
Ведьма закатила глаза.
— Они проспят до утра.
— А, так ты их усыпила? — приятно удивился Виль и отпустил, наконец, ведьму. — Хоть какая-то от тебя польза.
— Виль, послушай...
— Не трать слов, Маглейн, не надо, — отмахнулся батрак. — Что тебе нужно? С девчонкой твоей что?
Магда вздохнула.
— Виринея увезла её в Белую башню.
Виль хрипло засмеялся.
— Вот тебе, Маглейн, и дружба с белыми магами. Доигралась?
— Виль, я прошу тебя. Я на колени встану, если хочешь. Всё, что скажешь, выполню. Верни мне дочь!
— Ишь ты! — хмыкнул батрак и обошёл вокруг ведьмы. — Ишь ты! Как жареным запахло, так сразу Виль!
Магда снова вздохнула. Ноги мёрзли, прохватывал холодный ветер.
— Пошли в дом, — предложила она. — Всё равно никто до утра не проснётся.
Колдовские травы тем отличались от обычных лекарственных, что действие их определялось желанием ведьмы — если та правильно их зашептала.
На пороге она остановилась, оторвала клок у сорочки и тщательно вытерла испачканные в грязи ноги. Виль, поганец, даже не думал отвернуться.
— Запри дверь, — приказал убийца. — Вдруг кто-то ночью нагрянет.
Обошёл зал, заглядывая каждому спящему в лицо.
— Эй, а главный святоша где?
— Его заперли отдельно, — ответила Магда и кинула перепачканный лоскут в очаг.
Виль ушёл и вскоре вернулся.
— Хорошие у тебя травки. Спит твой святоша. И все спят.
— Ты его не убил?
— А зачем? Мне за него не заплатили.
О присел на лавку и хлопнул по ней ладонью.
— Садись, поговорим.
— Погоди, — покачала головой Магда.
Она сходила в свою комнату и принесла свёрток, припрятанный на дне её сумки.
— На, — протянула она. — Переоденься. Держи, тут деньги, железки твои. Не знаю, на что они сгодятся, но решила взять. А, и вот.
Она вытащила тот самый, заговоренный ею когда-то нож Виля.
— За ножик спасибо, — хмуро ответил батрак, — но я тебе свои тайники не показывал.
— Арне нашёл, — пояснила ведьма. — Ещё в тот раз. Унюхал.
— Фу, плохой оборотень, — поморщился убийца. — Чужие портки нюхать, фу!
— Он умер, — без выражения сказала Магда.
— Хоть что-то приятно слушать, не придётся самому возиться, — оживился батрак. — Кто ж его так? Твоя белая подружка?
— Она. Он пытался отстоять Эрну... а она сделала его обратно человеком. Он умер от ран... Тех, которые... От той раны, которую ты нанёс.
— Не надейся, не зарыдаю, — фыркнул Виль. — Туда ему и дорога. Значит, теперь уже и папаша Виль стал хорош, а, Маглейн?
— Заткнись, — отозвалась Магда и принялась снимать повязку с левой руки. Рана только-только затянулась... не дай Освободитель кровь снова прольётся... — Иди сюда, к очагу. Руки протяни.
В левой руке у неё под кожей была спрятана ёж-трава, та, что ломает любое, даже самое крепкое железо. Ведьма наложила руку на оковы и закусила губу.
