— Ассс! Шшшаааа... — мокрица на дне бассейна по-змеиному приподнялась, ощетинясь рваньем, распяленным на тонких остях. Тощие стариковские руки растопырили локти, стиснули кулаки. Прямо под ними, на бледном брюхе, шевелился двойной ряд лаково блестящих тараканьих ног.
Вран и Гаэт с двух сторон запрыгнули на бортик, в руках они держали по копью. Острия слаженно ткнулись — одно слева, другое справа. Чудовище прянуло вниз, припало ко дну. У него было злое, отчаянное лицо человека и гадкое тело насекомого.
В толпе тут и там блеснули мечи. Я вдруг сообразила, что вокруг бассейна стоят исключительно мужчины, и все с оружием. Только одна женщина бесстрашно ступила на бортик - Королева. Сложив пустые руки на животе, она оглядела тварюку, а потом подняла голову, безошибочно обнаружив меня на верхней площадке лестницы.
— Вран? — Обращаясь к волшебнику, она смотрела на меня. — Чуешь его?
— Нет. Он ушел.
Взгляд Королевы жег мне лицо. Я щурилась, лоб и щеки щипало как на морозе.
Королева громко сказала:
— Здесь был демон.
Ропот поднялся волной, присутствующие взволнованно переглянулись. Ирис за спинами воинов закусил губу. Рядом с ним я увидела Каланду, она хмурилась, глядя на Врана. Вран обвиняюще ткнул в меня пальцем.
— Ты, смертная. Это твой демон. Ты вызвала демона из Полуночи.
— Это была моя фюльгья, — крикнула я. — Она меня спасла. От этого... от этой мокрицы.
— И зря, - буркнула золотая женщина у меня над головой.
— Фюльгья? — Королева приподняла бровь.
— Ската, горгулья, — пояснил Гаэт. — Она липнет к девчонке как банный лист. Ты все-таки ее выпустила, Леста.
Он посмотрел на меня с укором и покачал головой. Достукалась, мол. Я нахохлилась и обняла себя за плечи. Только сейчас я ощутила, что платье на спине и подоле у меня влажное, с волос едва ли не каплет. Мокрая курица, одно слово.
Королева окинула взглядом собрание.
— Фюльгья или нет, это в первую очередь демон. Тому, кто призывает Полночь на мои земли, не место на моей земле. Таковы наши законы и моя воля. Если кому есть что сказать, я выслушаю его мнение.
— Нежить будет прорываться и гадить через девку, — заявил Вран. - Я считаю, смертную надо выставить.
— Она выпустила фолари из клетки, — сообщила синеволосая женщина с перьями на руках. - Ей не место с нами.
— Фолари не ушел бы далеко, — фыркнул Гаэт. - Но горгулья наладилась пролезать во все щели. Я видел ее следы на берегу. Я отвезу смертную в серединный мир, Королева.
Вран зло оскалился:
— Если бы мы с Госпожой не почуяли демона, ушел бы фолари. А то и остальных выпустил.
— Остальных не успел бы. — Гаэт посмотрел вниз, на свернувшегося кольцом урода. Сейчас, прикрыв насекомое тело пестрым рваньем, он опять сделался похожим на старика в отрепьях, сидящего на мусорной куче. Обхватив собственные плечи, чудовище затравленно озиралось. Я поймала себя на том что делаю тоже самое.
— Боюсь демонов! — крикнула из толпы девушка в папоротниковом венке, — Боюсь тех, кто призывает демонов! Они призывают само небытие!
— Смертная должна уйти! — рявкнул у меня над ухом хрустальный юноша.
— Я поручился за нее, — негромкий голос Ириса перекрыл ропот и спор. — Я беру ее вину на себя.
Ирис отодвинул смуглого воина с зеленоватой шевелюрой и пролез в первый ряд.
Ой, мама...
— Кто поручился, тот и отвечает, таковы наши законы и моя воля. - Королева улыбнулась одними губами, глаза ее светились как солнце сквозь облака. — Но вина моего поданного, призвавшего Полночь и вина смертного, сотворившего то же, несоизмеримы. Выкупом является не изгнание, но суд судьбы. Принимаешь ли ты вину смертной на себя, поручившийся?
— Принимаю, Госпожа.
— Ответишь ли за чужую вину, Босоножка?
— Отвечу, Королева.
Высокое Небо, о чем они? Что это значит?
— Трижды сказано. Теперь говори с судьбой на ее языке.
Королева кивнула и соступила с бортика на пол. Толпа раздвинулась, освобождая периметр бассейна. Рядом с Ирисом остался стоять Вран. Он протянул брату копье.
— Прикончи морского выродка, малыш. — Узкая улыбка прорезала темное враново лицо. Волшебник глянул на Королеву. — Поющая раковина из огненного стекла на моего брата.
— Два желания, черное и белое, - откликнулась Королева. — На фолари.
— Я беру оба желания! — Гаэт схватил Врана за плечо. - За тайную тропу. На Ириса. А твою раковину, Чернокрылый, за последний вздох. На фолари.
— Нужен мне твой последний вздох, — фыркнул волшебник, отшагнув назад. — Ну да ладно. Принято.
— Принято. — улыбнулась Королева.
Это что, игра? Ничего не понимаю. В толпе азартно зашушукались, ропот круговой волной прошел от центра к краям.
Ирис спокойно смотрел на чудовище, покачивая копье в руке. Старик в бассейне зашевелился, медленно приподнимаясь. Они сцепились взглядами и словно бы отгородились от всех прозрачной стеной.
— Лунный карбункул на фолари, - сказал над моей головой юноша.
— Песчаное слово на Босоножку, — откликнулась золотая женщина.
— Принято.
— Да вы что, свихнулись? — заорала я, перегнувшись через перила площадки. — Это суд или балаган?Как вы можете? Королева, он ведь твой человек! Я сейчас же от вас уйду. Сейчас же. Гаэт, отвези меня домой!
Хоть бы кто внизу повернул ко мне голову! Будто не слышали.
— Помолчи. — Пальцы юноши больно впились в плечо. — Ты свою роль отыграла.
— Райтса, нет! — Золотая женщина щелкнула пальцами. - Переигрываем. Песчаное слово на смертную.
— Пустите меня! — я принялась дергаться, но эти двое держали крепко. Они беседовали, обращая на меня внимания не больше, чем на собачку, рвущуюся с поводка.
— Ку-уна... Ты не Госпожа, чтобы ставить на смертных.
— Один раз можно.
— Нечестно менять ставки! Накинь рыбью кожу.
— Принято.
Ирис сжал копье в обеих руках, повернул его тупым концом вперед, поднял над головой — и прыгнул вниз. Чудовище лоскутной лентой взвилось навстречу. Хлоп! — стариковские руки впустую цапнули воздух, Ирис перелетел через фолари и пришел ему на спину. Шшшсссс! Взгорбились гигантские петли, темная фигурка, не выпустив копья, провалилась между ними куда-то на дно.
Мамочки! Фолари огромен, он просто задавит беднягу... Скрррр! Шшшарх! Двурогий хвост тяжело шмякнулся о борт, Ирис, незнамо откуда вывернувшись, рыбкой проехал на животе к центру бассейна, резво вскочил на ноги и отбежал к другому борту. На полу остались пятна крови. Чьей?
Ааассс! Чудовище вскинулось на дыбы, поднялось аж над краем бассейна — в нижней трети его туловища как большая булавка торчало копье. Ирис отступал, пока не уперся спиной в мозаичную стену. Бассейн оказался тесноват для маневров. Высокое Небо, это неравный бой! Парню не уйти и не заколоть урода, что для фолари копье — зубочистка... Господи Боже, пожалуйста, что тебе стоит!
Фолари величаво покачался из стороны в сторону, посучил тараканьми ногами — и с душераздирающим скрипом рухнул на противника будто подрубленное дерево. Я успела увидеть как Ирис рванулся вперед — его накрыло и смяло кучей живого пестрого хлама.
О, нет...
Скррр! Бронированные петли на дне бассейна судорожными рывками месили сами себя. Потом фолари вдруг вытянулся в струну, выгнулся мостом — я разглядела тягучую черную дрянь, какие-то жгуты и сопли, соединяющие бледное брюхо и мозаику пола. Это длилось одно мгновение, затем фолари плюхнулся на дно, пятнистые лоскуты пошли рябью и обвисли, как рваные знамена.
Ирис?
Очень долго невозможно было ни вздохнуть, ни пошевелиться. Даже глаз отвести было невозможно. Ничего не происходило, только по полу лениво растекалась черная как деготь лужа. По истечении вечности верхняя часть уродливой туши дрогнула, пошевелилась, из-под нее выволокся Ирис, больше похожий на муху в варенье, чем на победителя. Он прополз на локтях пару ярдов и лег на бок, прямо в гадкую лужу, одну руку неловко подвернув под себя, другую откинув в сторону.
В откинутой руке он сжимал что-то. Что-то блестело у него в кулаке, черном, как осмоленная головешка.
— Ага! - воскликнул у меня над головой юноша. — Это перо Нальфран. Кто ставил на фолари так и так бы выиграл.
— Тьфу! — расстроилась женщина. — Все знали и я знала! Нет бы вспомнить!
— Я тоже забыл, Куна. Никаких хитростей.
Рука Ириса разжалась, и я увидела, что лежало в ладони. Маленький нож в форме птичьего перышка. Знакомый малюсенький нож-игрушка. Который годился только ногти чистить и вырезать из тростника бесконечные дудочки. Который отказалась взять Прекрасная Плакальщица Перла.
Которым Ирис убил чудовище.
— Ты, госпожа моя принцесса, чем насмехаться лучше б показала дураку за какой конец меч держат. Чтоб не махал попусту дурак мимо тварюки крылатой, а поддел ее как следовает, да наземь уложил.
— Напрашиваешься? Я ж тебя как зайца паленого гонять буду, спуску не дам. Взвоешь ведь, рыжий, пощады запросишь.
— А вот как запрошу, так и насмешничай на здоровье, госпожа моя принцесса.
— Ну, готовься, будет тебе вечером праздник с фейерверками. Только если утром на ноги не встанешь — не обессудь. Каррахна! Экий ты, рыжий, упрямец. Колотили тебя мало?
— Так я ж не за колотушками к тебе, госпожа. Я ж за наукой. Что поделать, раз наука без колотушек не дается. Орешка без скорлупы не бывает, как и рыбы без чешуи.
— Мудр не по годам. Откуда ты, рыжий, выискался такой?
— Меня Ратером кличут, госпожа моя принцесса. Или Кукушонком, потому как пестрый от веснушек. А рыжих в Амалере каждый второй.
— Да поди всех Ратеров запомни! — Мораг расхохоталась. — Все вы рыжие и пестрые от веснушек, аж в глазах рябит. А наглые — верно — через одного.
— Как будет угодно госпоже моей принцессе.
Голос Кукушонка дрогнул — обидело его наше злонравное высочество.
Кстати, высочество. Догнало нас, оказывается. Интересно, зачем оно ездило к лорду Маверу?
Я пошевелилась, дотягиваясь до тикового полога чтоб выглянуть наружу. Пепел под моей рукой хрипло вздохнул, не открывая глаз. Лицо его горело, и ладонь у меня вспотела.
Я вытерла руку о юбку. Кровь затворять, это, конечно, да. А вот что мы помним про жар и лихорадку?
Кое-что помним.
Из дверей в двери, из ворот воротами, из полудня к полночи, пойду я к темну морю полуночному. У темна моря полуночного стоит дерево карколист, под тем деревом сидят семеро сестер. Как первая из них — Трясина, вторая — Ломина, третья — Огнея, четвертая -Гладея, пятая — Маетуха, шестая — Знобуха, седьмая — Окорукша. Дам я сестре Трясине белый камень — тряси, Трясина, белый камень, не тронь белого тела. Дам я сестре Ломине желтый камень — ломи, Ломина, желтый камень, не тронь желтой кости. Дам я сестре Огнее рудый камень — пали, Огнея, рудый камень, не тронь рудой крови. Дам я сестре Гладее карый камень — глодай, Глодея, карый камень, не тронь карого мяса. Дам я сестрам Маетухе да Знобухе по железной подкове — грызите, сестры, железны подковы, не троньте ни сердце, ни печень, ни селезенки, ни какого другого нутра. Дам я сестре Окорукше ленную кудель — тяни, Окорукша, ленную кудель, не тронь ни жил, ни поджилков, ни пережильцев, ни больших суставов, ни малых суставчиков. Грызите, лихоманки, камень да железо, тяните, лихоманки, ленную кудель, отлучитесь, отрекитесь от твари Божией, ни вертайтесь ни днем, ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в победок. Слово мое крепко, лепко, во веки веков. Да будет так!
И еще раз повторила. И еще.
Пепел вздохнул поглубже. Осторожно так вздохнул, бережно. Больно ему глубоко дышать.
— Мне... уже легче. Прекрасная госпожа.
Легче, ага. Разбежался. Я нашарила под бортиком флягу с разведенным вином.
— Пей, бродяга. Тебе сейчас почаще пить надо.
— Чем больше пьешь, госпожа, тем больше обратно просится. Мороки будет...
— Глупый, вся вода через кожу выйдет, с таким-то жаром. Пей давай, не капризничай.
