Маркус отвернулся от спутниц, всем своим видом показывая, что его очень интересует суровый северный пейзаж.
— Это прекрасно. — Покачала головой полька, и в её словах не было даже капли иронии. — Берегите её. Мы недолго общались, но... У этой девушки душа доброго ребёнка. Доброго, славного, искреннего, доверчивого — и взрослый ум этой душе не вредит. Коллега, военный психолог, когда-то давно мне сказал, что сангвиник по темпераменту — это человек-солнышко. Рядом с которым теплее и светлее всем. Мишель из таких, хотя я не знаю, какой у неё психотип... И я готова биться об заклад, что это не маска, и не защитный механизм психики — хотя читала, скольких людей она убила в боях. Берегите её, потому что таких, как она, мало. Потому что такие, как она, с лёгкостью отдают себя за других, и на войне это очень просто... А другим следовало бы отдавать себя за них. Её подруга, по-моему, это поняла — потому и не отходит от неё. Если вы её любите, то тоже будете рядом, и при нужде закроете её собой, а не наоборот. Ну и я постараюсь...
Доктор сунула руки в карманы пальто и улыбнулась ещё шире:
— А ещё — я видела её грудь и талию, они просто восхитительны! Нужно быть полным, конченным идиотом, чтобы не влюбиться.
Штреллер поперхнулся воздухом...
Лиза сунула руки в карманы, поеживаясь, и негромко сказала:
— Доминика, вы ужасно бестактны...Любовь — не болезнь, и пациент в данном случае вполне живой и бодрый, а вы...простите, сапогами в душу..И давать советы в таком вопросе...особенно, когда вас не просят...Простите, если получилось грубо.
— Лиз, спасибо — в душе Штреллера сейчас был полный бардак и Солнцева, сама того не подозревая, помогла мужчине немного прийти в себя.
— Что до вас, майор, я вам тоже благодарен, пожалуй. За ваше отношение к Мишель, за то, что не оставили мне путей к отступлению. Но на будущее, пожалуйста, не стоит прилюдно препарировать мою личную жизнь, я лучше сам к вам приду. — Маркус перевел дух и посмотрел в глаза Доминике — И еще, прошу, никогда. Не задавайте. Такой. Вопрос. Мишель.
Полька промолчала, а Штреллер внезапно улыбнулся и заговорил совсем другим тоном.
— Ладно, что это мы все обо мне и обо мне. Вот Лиз, скажите, а у вас есть мечта? С наукой все понятно, вы себя реализуете, я уверен, а вот просто для себя?
Лиза посмотрела на темную воду, сунула озябшие ладони в карманы пальто и покачала головой.
— Нет, никаких мечт у меня нет. А даже если бы и были...Лучше разговаривать о погоде и природе.
— Боитесь, если произнести вслух — не сбудутся? — Доктор Гигерсбергер как ни в чём ни бывало присела и поворошила пальцами снег у ног. Вытащила из-под него круглую гальку. — Или полагаете мечты частью слишком личной сферы жизни, чтобы ими делиться? И право же, если мечты нет — её стоит завести. Иногда очень помогает, поверьте.
Подействовало на ней внушение Штреллера или у майора просто была такая манера общения, однако вела она себя так, будто откровенной беседы минуту назад и не было вовсе.
— Заводятся тараканы да мыши в подполье, — Лиза покосилась на доктора. — А что, вы блинчики печь умеете?
Она тоже разгребла носком снег и подобрала сразу несколько камушков.
— Нет, это для терапии. — Доминика усмехнулась, подбросив гальку на ладони. — Для блинчиков плоские нужны, а этот круглый — видите? Если взять два или три таких, и перекатывать между пальцами — весьма полезно. Не только для рук, ещё успокаивает нервы неплохо. Китайцы, например, шарики из нефрита для такого издавна применяют. — Она сунула камешек в карман. — Поищите себе по руке. И вы, герр Штреллер, не помешает.
— Обязательно — откликнулся Маркус — но мне нравится идея с "блинчиками". Лиз, а давайте у кого больше? Только учтите, в детстве я был непобедим.
В подтверждение своих слов немец с залихватским свистом запустил голыш в воду. Камешек издал три "плюха" и остался лежать на проплывающей льдинке.
— Общение со снайперами определённо идёт вам на пользу. — Полька прищурилась и поправила очки, глядя на уносимый потоком "ледовый аэродром", ставший приютом камешка. — Пока вы соревнуетесь — я пройдусь немного вниз, пособираю ещё кругляшей. Пока меня нет — не ешьте снег и не пейте воду из реки. Если что — кричите, буду на виду.
— Ну, недурно, для дилетанта, — Лиза подмигнула Маркусу. — У нас, на Большом Фонтане, ни один мальчишка не мог напечь больше меня!
Она выбрала из поднятых камушков один, придирчиво его осмотрела, потерла о крылья носа и запустила. Он легко запрыгал по воде:
— Шесть, семь...и мимо...
Лиза вздохнула:
— В холодной воде и с проплывающими льдинками не так интересно.
— Ага, уже готовитесь оправдывать проигрыш! — Штреллер победоносно посмотрел на девушку — вот, дюселдорфский крученый.
Теперь, прежде чем ввинтиться в воду, камень подпрыгнул целых пять раз.
— Неправильная галька, не немецкая — Маркус еле сдерживал смех — так вы оказывается в детстве хулиганкой были? А так и не скажешь.
— Хулиганкой? Да нет, обычный живой ребенок, как говорила моя мама, когда соседи приходили жаловаться, — Лиза шмыгнула носом.— А давайте напьемся воды и наедимся снега. Но звать на помощь не будем.
Она протянула Маркусу камушек:
— Вы его поноздрите, вот так, — опять потерла свой о крылья носа. — Это должно принести удачу.
— Ха, так вот в чем ваш секрет! Сейчас проверим — Маркус принял гальку и повторил жест девушки — а мне дедушка всегда говорил, что главное правильно держать кисть, правда я так и не понял как именно — правильно.
На этот раз бросок получился на целых восемь "блинчиков".
— Надо же, ваш метод работает. Эх, знал бы раньше, Хельмуту бы не достались мои марки...
— Кстати, у меня есть предложение получше чем есть снег. Давайте слепим снеговика в виде Доминики и показательно расстреляем снежками. — Немец изобразил хищную ухмылку — А как обычного живого ребенка занесло в науку?
— Показательно...с зачитыванием приговора... — Лиза фыркнула и тут же принялась скатывать комок. — А наука...с десяти лет меня воспитывал дед. Он был микробиолог, профессор, сухарь и великий педант. Шаг влево, шаг вправо...в общем, он вылепил из меня то, что захотел. Я не слишком сопротивлялась. Учиться мне нравилось. А дальше дорожка оказалась проторенная, идти по ней было не слишком легко, но интересно. Так...
Девушка отошла на шаг, разглядывая дело своих рук.
— Основа готова.
Расспрашивать, куда делись родители, Штреллер не стал. Девушка только повеселела и заставлять ее снова переживать явно грустные моменты было жестоко.
Зато снеговик вышел на загляденье. Маркус скатал еще два комка, нашел пару веток для рук, а Елизавета изобразила черты лица и нарисовала майорские погоны.
— За излишнюю наблюдательность, бескорыстное сводничество и систематическое нарушение священного права других людей на личные грабли — официально-безэмоциональный тон Штреллеру всегда удавался на отлично — трибунал приговаривает майора Гигерсбергер к профилактическому расстрелу клона.
-Пли!
Залп вышел слаженным и прицельным — снежок Маркуса отбил "клону" одну из конечностей, запущенный же Лизой угодил в центр всей конструкции, не сумев её, впрочем, разрушить.
— Приговор приведён в исполнение. — С чувством выполненного долга подвёл итог немец.
— Какой приговор? — Хотя доктор всё время была на глазах, но всё равно ухитрилась подкрасться незаметно. Только что она прохаживалась метрах в сорока, ковыряя носком сапога гальку, и вдруг оказалась даже не за спиной, а плечом к плечу со Штреллером. Насколько это выражение применимо, учитывая их разницу в росте...
— Да так... — Неопределённо пожал плечами инженер. — Разминаемся.
— Угу. — Полька подошла к снеговику и смерила его взглядом. Хмыкнув, выковыряла из "головы" снежной статуи круглый камешек, изображающий левый глаз, покатала его на ладони и сунула в карман. — Это хорошо. Завтра до ужина жду вас обоих у себя, для профилактического обследования.
Штреллер кашлянул в кулак.
— А пока — что-то я уже мёрзну понемногу. — Продолжила миниатюрная полька. — Пожалуй, пора снова в путь. Может, вызовите наш эскорт по радио?
Немец не успел ответить — где-то совсем рядом стрекотнула короткая очередь. В тот же миг ожила рация.
— Убита. — Сухо произнёс голос Энн из динамика.
— Чёрт! — Весело отозвалась Хенриксен. — Было близко!
— Из-за того, что ты в последний момент начала поворачиваться, пули вошли тебе в правый бок, под правую лопатку и под позвоночник. — Голос младшей канадки оставался таким же ровным и сухим. — Ты падаешь на колени, пытаешься обернуться, но не можешь и валишься лицом вниз. И медленно, мучительно умираешь, дёргаясь в агонии, пока я не добью тебя выстрелом в голову.
— Энн... — Капитан ответила после короткой паузы. — Вот скажи — зачем каждый раз эти подробности?
— Затем, что у тебя живое воображение, и ты сразу всё представишь в красках. — Тон МакГрин не изменился ни на йоту. — Впечатлишься и будешь осторожней. Ты же знаешь — "кошки-мышки" мы тренируем для того, чтобы ты могла выбраться, если останешься одна.
— Ладно. — Вздохнула капитан. — Маркус, приём. Слышишь? Мы возвращаемся. Дождитесь нас.
— Прием. Слышу тебя. Ждем.
Ждать пришлось недолго, уже несколько минут спустя победительница и побежденная, весело болтая, вышли на берег. Раненый снеговик привел Мишель в совершенный восторг и они с Энн быстренько привели его в порядок. А от плаванья на льдине бедолагу спасла Гигерсбергер, которая запретила канадкам лезть в воду.
Обратный путь был легче, но прошел почти в таком же молчании. Каждый думал о своем, только Хенриксен и Солнцева, идущие последними, изредка о чем-то шептались. Да Штреллер поинтересовался у МакГрин, кто же лидирует в их с Мишель соревновании. Лейтенант в ответ только улыбнулась.
Уже в лифте Хенриксен предложила выходить на такие прогулки почаще. А Маркусу напомнила об обещании немедленно идти спать. И этому совету немец готов был последовать с большим удовольствием.
Только уже ложась в койку он вспомнил о ещё одном обещании, данном девушке. Сунув руку под кровать, Штреллер вытащил потрёпанный том в твёрдой синей обложке, которую украшало заглавие: "Робинзоны Космоса". Автором значился некий Франсис Карсак. Эту книгу он обещал прочесть и вернуть на полку до завтрашнего вечера, к тому же Мишель её явно любила и намекнула, что рада будет обсудить за очередными посиделками. Маркус честно попытался читать с того места, где остановился, но строчки поплыли перед глазами, и через минуту он уже вовсю храпел с раскрытой книжкой на лице...
2003 год был обычным. Альянс героически гонял по пустыне бестолковых арабов, Администрация невротически искала несуществующее химическое оружие. "Колумбия" стала самым дорогостоящий прощальным салютом в истории, окончательно похоронив под собой амбициозные планы покорения орбиты, но на востоке вывели к звездам свой первый пилотируемый корабль. В ворохе ежедневной информационной суеты только специалисты отметили очередной успех экспериментальной физики — в городе Дубна международной группой ядерщиков были синтезированы несколько атомов трансурановых металлов. Эта работа была шагом к проверке многообещающей теории, выдвинутой в 50-х годах прошлого века — теории о существовании острова стабильности сверхтяжелых атомных ядер.
Таблица Менделеева для химических элементов, существующих в естественных земных условиях, заканчивается в районе урана. Сила электромагнитного отталкивания протонов в крупнейших ядрах превышает силу ядерного взаимодействия, разрывая атомы на составные части. С увеличением веса ядра атома, скорость такого распада ускоряется в геометрической прогрессии, становясь меньше времени жизни планеты. А это значит, что даже если такие элементы существовали на Земле, теперь их найти невозможно. Хуже того, время жизни элементов с атомным номером порядка 100 становится равным долям секунды. Такие вещества просто не существуют в природе, а их практическая ценность стремится к нулю. Открытие верхней границы существования вещества сильно сузило границы возможного. Это раздражало.
"Острова стабильности" дарили надежду на продолжение поиска. Согласно этой теории, элементы с атомными номерами в границах от 114 до 120 должны были обладать значительно большим временем жизни, по сравнению с соседними элементами. Теория туманно намекала на уникальные свойства этих материалов. Идея была принята с энтузиазмом и быстро подхвачена фантастами и футурологами, но первые практические результаты были получены в другое время и они были совсем неоднозначными. Синтез элементов потребовал колоссальной подготовительной работы и огромных затрат энергии, а в результате удавалось получить буквально считанное количество атомов. Даже подтверждение самого факта успешного синтеза новых трансурановых элементов было отдельной сложной проблемой. Предварительные оценки периода полураспада тоже не радовали — время их жизни действительно было на пару порядков больше. Вместо тысячных долей секунды, речь шла о десятых долях, а полученные элементы обладали чудовищной радиоактивностью. Естественно, существовали скептические варианты исходной теории, хорошо согласующиеся с полученными результатами. В начале двадцать первого века мало кого интересовала тема, не имеющая практической ценности и требующая долгих лет кропотливого исследования.
На лабораторном столе лежал конечный результат этой работы. Это был хрупкий и легкоплавкий металл серебристо-белого цвета с легким оранжевым оттенком. Имевшееся на базе оборудование не могло дать достаточно точной оценки, но с большой вероятностью это был стопятнадцатый элемент периодической таблицы. Он не распадался на составляющие, не излучал сколько-нибудь значительное количество радиации, нагло опровергая все полученные ранее результаты. А еще эта штука была прекрасным кандидатом в сверхпроводники и должна была каким-то непостижимым образом давать энергию. Это раздражало. Очень сильно.
Как только были получены первые результаты Батлер окончательно потерял связь с реальностью и, на ходу пристроив к делу новеньких лаборантов, кинулся проверять теоретические модели на недавно смонтированном суперкомпьютере. Каждый час он требовал себе все новых и новых экспериментальных данных, с детской эйфорией скармливая машине килобайты запутанного кода. К счастью, ему хватило здравомыслия построить четкую программу экспериментов, позволяющую продвигаться вперед хотя бы с видимостью осторожности. Не стоило забывать, что инопланетный артефакт мог оказаться атомной бомбой или чем похуже.
Гэллегер не разделял безумную атмосферу, царившую у физиков. Он не был чистым ученым и то, что они обнаружили его пугало. Нечто, ломающее привычные законы мира? Цивилизация, использующая это, как расходный материал? Чтобы устроить вторжение на планету примитивных приматов!? Малькольму не хотелось жить в настолько сюрреалистической вселенной.
Но он не мог пройти мимо этой работы. Впервые за последние сто лет в руки к земным физикам попала вещь, которую можно было просто исследовать. Она не требовала многолетнего штурма шизофренических математических построений, не нужно было выгрызать у политиков гранты на постройку титанических экспериментальных комплексов, а самое главное — оно явно работало. Это был материальный кусочек первозданного чуда.
