Если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Ну а если он хочет над человеком посмеяться — он ему этот разум дает. Человек (разумный) все тщательно обдумает, вдумчиво подготовит — и получает желаемый результат. Вот только что потом с результатом делать...
Войну с японцами все же выиграли не минометы, и даже не хунхузы Линчи — войну выиграл "Буревестник": без него США не вписались бы за Россию так рьяно. Конечно, кроме собственно "Буревестника" на стороне России сыграла и жадность страховщиков, и продажная американская пресса, и немалые финансовые вливания — но все это сыграло именно тогда, когда "Окату-мару" вошел в бухту Золотой Рог.
Ну а чтобы все это все же имело шанс сыграть, было очень нужно, чтобы судно признали не только европейцы или американцы — требовалось безусловное признание его японцами. Понятно, не признание, что они пиратски захватили судно у американцев. Просто признание того, что "Окату-мару" принадлежит японцам.
Все корабли, по большому счету, походи друг на друга. В той или иной степени. Некоторые похожи больше, некоторые — меньше. Поэтому перед "абордажной" группой была поставлена задача довольно сложная: захватить судно, максимально похожее на "Буревестник". На первый взгляд полная глупость. Но судьба в лице мирового судостроения конца девятнадцатого века подарила России подарок. Как и многие океанские корабли, ходившие под японским флагом, в девичестве "Окату-мару" носила французское имя. А бывший карго-лайнер "St. Nazaire" был практически "родным братом" "Le Gull'a", послужившего прототипом для моих "птиц", в том числе и "Буревестника". Да и построен он был на той же верфи. Так что выше ватерлинии и снаружи суда отличались не настолько, чтобы различия были заметны на фотографиях в газетах — японских газетах, где на снимках встречался "Окату-мару". "Захваченный" корабль страховщики, хотя и были весьма заинтересованы в положительном заключении, изучили в высшей степени дотошно.
Но вот сам "Святой Назар" (или "Окату-мару") поначалу не потопили, а потом — топить пожалели. Да и кто там разберет, что за судно торчит на севере Сахалина? Однако встал вопрос — а что с кораблем делать дальше? Ответ был очевиден — топить надо. Но во-первых — жалко, а во-вторых, экипажу-то рты не позатыкаешь, хотя Линоров, определенно нашедший себя на своей новой работе, в том проблемы не видел. Так бы и остался ржаветь кораблик в заливе Байкал, но тут выяснилось, что "при перевозке морских мин" пропал тоже трехтысячник, и — более того тоже очередной "француз". Похоже, что это мои рейдеры ее и грохнули (дата и место совпадали), так что в августе четвертого года "Сахалинское ополчение" заявило о захвате "Саме-мару" в качестве военного трофея, объяснив задержку с оповещением отдаленностью Сахалина.
Поскольку про потопленный сухогруз было ничего, кроме названия и тоннажа, неизвестно, "Назара" на всякий случай быстренько "переделали до неузнаваемости": бригада сварщиков с Владивостокской верфи заменили деревянный трюм и деревянную же надстройку на стальные (из привезенного из Америки листового железа), и в результате сухогруз превратился в балкер ("угольщик", по современной классификации). Поначалу он и правда таскал уголь с Сахалина во Владивосток, но потом судну нашлось лучшее применение.
Когда Франция запретила экспорт шаров для подшипников в Россию, я было решил организовать подставную, уже французскую компанию для преодоления запрета. И компанию организовал, с простым и понятным названием "Марсельская компания колониальной торговли". Через нее во Францию я поначалу продавал всякую мелочевку типа гвоздей, но вскоре она стала основным импортером листового стекла из России — и поэтому компания не прекратила существования: шары-то, как оказалось, в Россию продавать было нельзя не только производителям оных.
Когда же началась массовая электрификация заводов и в устье Сарпинки выросла мощнейшая в Европе электростанция с несколькими шестимегаваттными генераторами, у меня появилась очень серьезная проблема. Даже две — но первая была важнее. Вторая же была и вовсе смешной: электричества стало производиться больше, чем я мог потребить. Я, конечно, придумал, куда его потреблять — но финансовая эффективность такого "потребления" была не очень...
Для решения же первой (и, частью, второй) проблемы "Компания колониальной торговли" (изрядно наваривавшая перепродажей стекла) взяла в аренду полтораста квадратных километров территории в далекой французской колонии. Была в молодости у меня такая привычка: когда мужики в экспедиции делились воспоминаниями об экзотических местах, я тут же лез в Сеть уточнить, об чем речь — поэтому место я знал точно. Ну а то, что для охраны "угодий" французская компания наняла русских казаков — так это дело вполне объяснимое: "дикарей" нанимать дешевле, да и не посылать же честных французов в какие-то дикие джунгли...
Так что весной тысяча девятьсот пятого года бывший "Святой Назар" под именем "Белый Лебедь" начал таскать бокситы из Французской Гвинеи в Ростов. С бокситами-то оно проще: алюминиевый завод был выстроен еще в конце четвертого года, но глинозем пока добывался из квасцового камня (немного) и каолина (очень дорого). А триста тысяч франков за аренду месторождения на пятьдесят лет — это, напротив, очень недорого.
"Белый Лебедь" был вполне обычным сухогрузом, с одной машиной двойного расширения, и скорость у него была хорошо если десять узлов. Но три тысячи тонн обогащенных бокситов потреблялись заводом за четыре месяца, а кораблик тратил на рейс в Конакри и обратно всего два, так что даже запас сырья обеспечивался. Алюминий же мне был очень нужен: из него делались провода для ЛЭП с Сарпинки до моих Царицынских заводов: медные были уж очень тяжелыми и столбы (пока что деревянные) приходилось ставить через каждые пятнадцать метров. Да и не хватало меди на все: Африканыч всю медь для своих моторов и генераторов в Америке вынужден был закупать.
Все тут было хорошо, но кто его знает, чего французам в голову придет в следующий раз — и отпраздновав Новый год (не на Канарах, а в Царицыне все же), я сел за руль доставленного с Сахалина "Урала" с кунгом и отправился в далекие Киргизские степи. Зимой. Чтобы подстелить в нужном месте немного соломки.
Я в принципе знал, что в России алюминиевое сырье тоже есть, причем не только бокситы: сам-то я поначалу как раз из "альтернативного" сырья глинозем и получал. Но все же бокситы куда как лучше, а единственное месторождение, про которое я слышал, как раз в этих степях и находилось. Правда с координатами было хуже, чем в Гвинее: это же не "экзотические страны", а вполне себе близкий Казахстан, так что все, что я помнил, заключалось во фразе "на прямой линии между Астаной и Тургаем, в ста двадцати верстах к востоку от озера Тенгиз". Именно там (с приличным запасом) я кусочек степи и подкупил по тридцать копеек — но мне хотелось уточнить, а не промахнулся ли я верст на несколько...
Похоже, не промахнулся — правда выяснилось это лишь в марте, ближе к концу экспедиции. Но еще выяснилось, что там есть еще и огромное месторождение свинца (который в России, конечно, добывается — но все равно большая часть импортируется). Очень неплохо я тут земличку прикупил. На будущее пригодится — пока на горные работы денег все равно не было. Но насчет крестьян тут поселить и обеспечить продовольственную базу — это откладывать особо было нельзя. Собственно, поэтому в зиму я и поперся в степь — выяснить, везти сюда людей или нет.
Везти людей было просто — потому, что даже землю для этого покупать не нужно было. Каждому переселенцу мужского пола (включая грудных младенцев) тут же выделялось по пятнадцать десятин (бесплатно) — так что "стандартная" деревня Мешковского "Сельхозстроя" (сто дворов) получала бы по факту создания от шести до семи тысяч. Но удалось договориться с Николаем Николаевичем Сухотиным — генерал-губернатором Степного края — что под новые села изначально будет выделяться по семь с половиной тысяч десятин и по две с половиной — "резерва на расширение деревни, а уж я их заселю. И было кем.
Если в Колхиде земля была куплена в основном совершенно ненаселенная, то в Псковской губернии — совсем наоборот, и, по прикидкам Портнова и Леонтьева, излишняя "человеческая нагрузка" только в Островском и Опоцком уездах, где было куплено двадцать пять тысяч десятин, достигала сотни тысяч "ненужных людей". И почти полусотни — в Великолуцком уезде, где у местных весьма "земельных", но довольно небогатых дворян удалось скупить почти пятьдесят тысяч десятин, больше половины всей "усадебной" земли. Купить-то я купил, и не очень даже дорого: в Великих Луках было потрачено было полтора миллиона рублей, в на севере губернии — и вовсе шестьсот тысяч. Но оказалось, что большая часть этой земли ранее сдавалась крестьянам в аренду — а я намеревался использовать землю самостоятельно. Крестьяне раньше арендовали понемножку, десятин по шесть-семь в среднем так что минимум десять тысяч дворов в следующем году останутся с носом. А если учесть батраков, которым уже не найдется работы...
Но куда переселить "лишний" народ, у меня теперь было — в Акмолинской и Семипалатинской области удалось зарезервировать "под переселение" чуть ли не полмиллиона десятин. Не купить, а именно зарезервировать, бесплатно — разве что осталось там деревни построить. Но ведь деревни нужно и механизировать, с лошадкой и сохой (а хоть бы с волами и плугом) на целине делать особо нечего. И кое-чего для механизации мне не хватало. Конечно же не хватало машинно-тракторных станций с мастерскими, был бы очень полезен и местный трактороремонтный завод. Но больше всего не хватало людей, которые на МТС и заводах этих работать будут.
Ну да лиха беда начало: в Саратовской губернии у меня было двенадцать "Школ сельских механизаторов" — по одной в каждом уезде, кроме Саратовского и Царицынского, где их было по две. Да еще такие школы были в Калуге, Коврове, Великих Луках и Острове — так что людей обучить получится. А пока пусть Мешков сами деревни построит — даром, что ли, "Сельхозстрой" стал самым большим моим предприятием. Конечно, Федя Чернов успел получить звание академика архитектуры — за комплекс химического института, но Дмитрий Петрович сейчас возглавлял предприятие, в котором работало больше двадцати тысяч человек. И только в проектном институте которого было архитекторов и инженеров больше пятидесяти.
Так что на лето тысяча девятьсот шестого года запланировано было много чего — но было и кому эти планы воплощать в жизнь. Ну а мне теперь действительно оставалось лишь сидеть, поплевывая, в кресле и наблюдать, как Российская Империя превращается в страну всеобщего счастья...
Вот правда сидеть стало немного грустновато.
Жене не рассказывают про любовницу, любовнице не рассказывают о болячках, а доктору не рассказывают о делах. И только главному бухгалтеру рассказывают все — иначе могут возникнуть очень серьезные проблемы. Но что делать, если главный бухгалтер — это жена и есть? Любовницы у меня, правда, не было...
Охране предприятий Линоров уделял много внимания, и его подразделения "безопасников" были на каждом заводе. Соответственно и финансирование его деятельности проходило по бухгалтериям этих заводов — кроме, разве что, "специального транспорта" вывозимых из Европы на Сахалин "беженцев" (и "невывозимого" — тоже). Но спецтранспорт — дело дорогое, и мне приходилось отпускать на него деньги по специальным ордерам из моего личного финансового резерва, и эти суммы у Линорова попросту "испарялись" — но так как ордера всегда выписывались лично мною, то заводские бухгалтеры особо по поводу неизвестно куда уходящих денег не задумывались.
Полтора миллиона рублей, исчезнувших в никуда — это немало. Зато Евгений Алексеевич все же был профессиональным организатором и пределы своих возможностей знал прекрасно — поэтому никогда не "зарывался". Но для пользы дела он сумел получить от фон Плеве список членов так называемой "Боевой Организации" социал-революционеров (Линоров, как и Вячеслав Константинович, был членом "Русского собрания" — серьезной монархической организации).
Список меня немного удивил — почти все эти боевики числили себя "поэтами". Конечно, список был очень не полон — но ведь поэты так ранимы... и так беспечны, что в началу прошлого года их в Швейцарии больше не осталось. Да и во многих других странах — а Вячеслав Константинович лишь удивлялся, как быстро заочно осужденные превращаются в очно перевоспитываемых.
Мышка была хорошим бухгалтером. Очень хорошим — и лично проверяла все движение финансов по всем нашим предприятиям. И в конце марта, когда я вернулся из Киргизских степей, меня ждала очень горячая встреча:
— Саша, ты можешь объяснить, что все это значит? — передо мной лег список из восьмидесяти имен. Полный список от службы Линорова. Впрочем... нет, фамилии были только из Сахалинских ведомостей, "недоставленные" в него не попали. Но все равно неприятно.
— Что конкретно? — попытался я уйти от объяснений.
— Все эти люди почему-то проходят по списку заключенных на Сахалине, причем доставленных туда почему-то службой безопасности с использованием специального транспорта. И мне очень не нравится, что больше чем две трети каторжников, для которых ты оплачивал "специальный транспорт", носят еврейские фамилии. И это не убийцы или разбойники, а поэты, писатели... Ты антисемит?
— Во-первых, у меня не каторга, как ты говоришь, а трудовые воспитательные лагеря — Сахалинская каторга же закрыта. Ну ты же знаешь, что император поручил мне перевоспитание социалистов и прочих революционеров физическим трудом. Я же не виноват, что среди тех, кто хочет свергнуть царя и отобрать богатства у законных владельцев, большинство составляют именно евреи? И они — именно убийцы и разбойники, поскольку именно они организовали, например, убийство Дмитрия Сергеевича Сипягина. И — многих других людей. А литераторы или поэты они, кстати, весьма посредственные. Я бы даже сказал — никакие.
— Но почему ты в это вмешался? Почему ты должен держать на катор... в твоих воспитательных лагерях этих людей?
— Машенька, дорогая, во-первых, не людей, а нелюдей, мечтающих уничтожить Россию и всех жителей обратить в рабство. Они — такие же враги государства, какими были японцы — и даже хуже. Они пытаются заставить русских самим уничтожить Россию — и обманом завлекают обычных людей в преступные сообщества. Вспомни: когда японцы топили наши корабли, они посылали поздравления микадо, радуясь гибели русских людей. По хорошему, такую заразу вообще уничтожать нужно — но государь решил дать им шанс одуматься. Ну а поскольку бывшая каторга — Сахалин — теперь отдана мне для освоения, мне же на перевоспитание отдали и эту мразь. Евреи, поляки, русские — какая разница? Они — бандиты. А если бы ты узнала, что я, защищая женщин и детей, избил бы разбойника на большой дороге, ты бы меня сразу разлюбила бы?
— Нет, но я тебя никогда не любила... Но ты, наверное, и в этом прав — нельзя заниматься только приятными делами, когда есть столько неприятных. Ты все делаешь сам, и приятное, и неприятное, не жалея себя. Всех жалеешь, всем помогаешь — кроме себя самого. Ой!..
