Кое-как завернувшись в серое одеяло, я устало прикрыла глаза. Все проходит, и эта боль так же пройдет, не с помощью лечения, так... по другой причине.
Здесь нет ни дня, ни ночи, только серая мгла беспросветности с красными всполохами боли. Мне кажется, что так было всегда, и в жизни моей не было ничего стоящего, чтобы вспомнить. Память предавала меня. Постепенно уходили все приятные воспоминания, теперь я с трудом представляла кто я и где. Что произошло, и чем была заслужена мною эта бесконечная агония?
Периоды беспросветного забытья стали казаться подарком, тогда боль отступала, и можно было надеяться, что я не умру сейчас. Может, Бог мне оставил еще хоть немного времени? Я хотела верить в то, что еще ничего не закончено. Что меня не ожидает смерть на этом жестком ложе. Что я увижу солнце. Я ведь любила солнце когда-то...
А потом стали приходить видения. Эфемерные и не понятные моему измученному мозгу, но где-то на подсознательном уровне, я знала, что это уже было.
Вот мужчина, худой и жилистый. Жесткие седые волосы слишком давно не приводились в порядок и от этого неугомонно торчат в разные стороны. Я смеюсь, пытаясь пригладить их собственной рукой. Мужчина фыркает, встрепывает шевелюру еще сильнее, а потом хватает меня у кружит-кружит... Я хохочу и не могу остановиться. Мне нравиться та надежность, которая чувствуется в этих руках. Мне спокойно...
Вот я радостная и взволнованная до дрожи выхожу на какое-то возвышение, поворачиваюсь и вижу море людских голов. Они все смотрят на меня с откровенной радостью, и мне кажется странной их длиннополая одежда и квадратные шапочки. Я долго говорю что-то срывающимся звонким голосом, и меня все слушают. А потом шапки летят в небо. Тысячи черных шапочек, которые снизу были похожи на конфетти, и я радостно смеюсь, подбрасывая свою...
Вот блестящий корабль... Он настолько прекрасен, что я готова часами стоять и любоваться им. Этот плавный сверкающий силуэт. От его поверхности жизнерадостное солнце отбрасывает ослепительные блики, и я жмурюсь от яркого света и с гордостью смотрю на эмблему украшающую бок этого красавца. Это так символично, тогда подумалось мне. Ведь я тоже хочу протянуть руку тому, кто будет нуждаться в помощи, и когда-нибудь, мое имя будет произноситься с надеждой!
А вот огонь, завораживающий... Опасный зверь и мне не удастся от него скрыться. Это понимание заставляет меня застыть столбом, смиренно ожидая своей участи...
Я быстро проматываю эти кадры. Не хочу видеть их снова, не хочу.
А вот маленькая хижина на берегу озерца. Мы затеряны в сине-зеленом пространстве. Но это совершенно не страшно, ведь это мой дом. Я помню это. Там тихо и спокойно, там не чувствуется течение времени, но на тот момент мне казалось, что я упустила что-то поистине важное.
А вот еще один мужчина... Я смотрю на него и не могу отвести глаз. Никогда в жизни не доводилось видеть мне никого, кто так притягивал бы взгляд. Он окрашен в золотые тона, словно божество, и от такой невероятной картины хочется упасть на колени. Но падаю я в его объятья. Он смеется и сжимает меня сильными руками и прикосновения его зажигают где-там, в глубине, о которой я и не подозревала, бушующее пламя. Не такое, как то, что привиделось мне недавно. В этом пламени мне хотелось сгореть дотла!
Образы тают, сменяя друг-друга, и некоторые из них мне отчаянно не хочется отпускать. Я цепляюсь за них, пытаюсь задержать, но неумолимые картины жизни тают, и чем больше я их держу, тем труднее их останавливать. Я смиряюсь... И жду следующую картинку. А она не приходит и снова я в серой безликой дымке, с красными всполохами боли. А потом снова приходит темнота... Мне кажется, что это все происходит снова и снова. Повторяется некий недоступный моему пониманию алгоритм, а время тянется словно резина.
Иногда кто-то пытается нарушить мое одиночество и пихает мне в рот что-то отвратительное. Оно склизкое и неприятно пахнет, я сопротивляюсь, но мой палач не отступает, пока я не начинаю жевать, давясь от отвращения. Мне больно, так больно! Но он не сдается. Он снова и снова приходит. Я не вижу этого лица. У меня нет сил открыть глаза. Иногда веки кажутся мне такими тяжелыми, словно на каждое из них какой-то ненормальный повесил по мешку песка и я смиряюсь. Снова покорно открываю рот, потому что знаю, чем скорее я буду жевать, тем скорее меня снова оставят в покое.
Он настырный, этот человек. Я удивляюсь его поведению, но подобная твердость духа всегда вызывала во мне уважение. Он уходит, и я снова смотрю картинки, подсунутые мне уставшим мозгом.
События чередуются с определенной частотой, и через некоторое время мне даже стало приятно то, что делал этот человек. В животе появлялось странное чувство полноты, а потом я снова проваливаюсь в грезы.
Это состояние длится и длится. Я теряю волю, мне просто хочется, чтобы все это, наконец, прекратилось. Я не желаю боли, не хочу ощущать сомнений, не хочу заботиться о завтрашнем дне. Я хочу покоя и тишины. Хочу тепла.
Он снова приходит. Иногда мне кажется, что он призрак, даже в этом отупевшем сознании я понимаю, что он практически бесшумен. Это странно, но когда он кормит меня не слышно ни одного звука. Ни удара о металлическую миску, которую крепко сжимают большие руки, ни вздоха, ни единого слова. И шагов его я тоже не слышу. Каждый раз, когда он приходит покормить меня, становится сюрпризом.
Иногда я пытаюсь найти в себе силы, чтобы открыть глаза. Я очень хочу увидеть этого человека. Но у меня ничего не получается. Я все так же нахожусь в темноте, и это начинает меня беспокоить.
Выполнив свою задачу, он уходит, с тихим шипением закрывая за собой дверь. Я снова проваливаюсь в небытие. А потом просыпаюсь, чтобы пройти все ту же процедуру. Чувствую себя похожей на овощ. Где-то внутри зреет протест...
А потом случилось что-то странное. Я проснулась от постороннего звука. И это было действительно странно, ведь тот человек абсолютно бесшумный. Сейчас же я различаю топот множества ног, грубые мужские голоса и передвижение какой-то техники.
Снова пытаюсь что-то рассмотреть, но ничего не получается. Мне кажется, что я ослепла. Эта мысль пугает так, что стало трудно дышать. Попытка приподнять руку, чтобы проверить поднимается ли во вздохе грудь, тоже ничего не принесла. Паника подхлестывала меня на новые и новые попытки. НО НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИЛО!
Боже мой! Я умерла? Но почему тогда со мной осталось мое сознание. Я пыталась снова и снова хоть пальцем пошевелить. Напрягала все мышцы, и не чувствовала отклика. А шаги постепенно приближались. Никогда не было мне так страшно. И никогда не была я в таком отчаянии. Из глаз потекли слезы. Непроизвольно и от того еще более страшно. Не было рыданий и всхлипываний, даже таких движений воспроизвести мое тело не могло. Только горячая влага на щеках и чувство полнейшей безысходности.
Люди подошли ко мне поближе, стали трогать руками, один раз даже за грудь схватили, а потом переложили куда-то и понесли. Стало все равно куда. Главное, подальше отсюда, подальше. Я все глубже и глубже погружалась в себя. Через некоторое время было уже на все плевать.
Меня нет...
Меня нет...
Глава 31.
— Ты есть, док, ты есть! И если сейчас же не откроешь глаза, мне придется принять меры, и, думаю, они тебе не понравятся! — прорвался сквозь вату моего сознания незнакомый голос. Я с превеликим трудом смогла немного приоткрыть веки, но рассмотреть что-то сразу не удалось. Перед глазами все расплывалось, да и сам голос напоминал мне отдаленный шум. В голове было звонко и пусто, ни одной мысли по поводу того, что сейчас происходит, не было. Я застопорилась в своих ощущениях.
Господи, как же все болит! Не той болью, когда тебя долго пинают, а той когда ты сильно болеешь и долго не можешь передвигаться сам. Мышцы онемели и их немного покалывало. Кто-то растирал мне ступни, и еле удалось сдержать стон боли. Я протестующе дрыгнула ногой и в ответ получила массу незабываемых впечатлений. Позвоночник взорвался огнем. Он отказывался управлять моим телом. И тогда мне стало настолько страшно, что я мгновенно открыла глаза вовсю ширь и заозиралась по сторонам.
— Ну, наконец-то! — Выдохнул мужчина, сидевший в моих ногах, и широко улыбнулся. Я его не знаю, определенно, тогда какого черта он держит меня за ногу, словно имеет на это право?
— Ты кто? — определенно, те звуки, что издавала моя глотка, голосом назвать не смог бы никто. Хриплое практически неслышное шипение. Как змея на последнем издыхании. Я поморщилась и попробовала еще раз. Получилось немного лучше, что очень радовало. Не хотелось бы так шипеть до скончания дней моих.
— Вы меня не помните, наверное... Приза, лет девять назад... Ножевое ранение в живот. Вы видели меня изнутри, хотя мне не очень бы хотелось, чтобы хоть кто-то видел бы меня в подобном виде.
Он заулыбался еще больше, и стало казаться, что он сумасшедший. Неужели воспоминания о планете-тюрьме и проникающем ранении в брюшную полость могут радовать кого-то?
— Да нет же, — словно догадавшись, о чем я думаю, возразил он. — Вы меня спасли, заштопали так классно, что даже шрам почти незаметен! Я вам очень благодарен... Я задумчиво уставилась на своего собеседника, судорожно пытаясь вспомнить, правда ли такое было когда-то. Русые, коротко стриженные волосы, овальное простоватое лицо, серые глаза и добродушная улыбка... Разве он похож на обычного заключенного с Призы? Что-то очень в этом сомневаюсь! Мужчина был хорошо сложен, грудь, облаченная в медицинский халат, была довольно рельефна, да и руки выглядели сильными. Под формой проглядывался обычный комбинезон наемников. Вернее, универсальная одежда для людей, которые ведут подвижный образ жизни. Синтетическая ткань с поддержанием комфортной температуры тела, множество карманов и клапанов... Такая одежка была практически у каждого. Но кто же этот парень на самом деле?
— Где мы?
— На Кваваре... — последовал невероятный ответ.
За что боролись, как говориться.
— И сколько времени я провалялась бревном?
Вопрос предпочли проигнорировать, и это настораживало . Что-то он явно темнит.
— Что тебе нужно? — немного подумав, задала я самый важный вопрос.
Он отвел глаза, пожевал немного губами, а потом нехотя ответил:
— Я с корабля Рэдклифа. Отбываю там окончание своего срока. За примерное поведение мне предоставили возможность самому выбрать себе смягченное наказание, и вот я здесь... Он развел руками и виновато посмотрел на меня. Словно я сейчас должна была что-то сказать.
Я молчала, еще пристальней его рассматривая. Как-то все это странно.
— И кем же ты тут служишь?
— Тюремным фельдшером, — смущенно признался он. — Это немного символично, не так ли. Мне приходится лечить заключенных после побоев и издевательств, нанесенных другими тюремщиками, чтобы все равно обречь их на такие же побои.
Я продолжала внимательно осматривать его. Что он здесь делает? Стоит ли его бояться? И как ему удалось привести меня в сознание. Как ни странно, но я помнила практически все, что со мной происходило ранее. И было мне очень плохо. А теперь вдруг появляется непонятный тип и будит меня прикосновениями.
— Ты мне что-то колол?
— Ну... в общем да, но только ради вашего блага! — нерешительно признался он и даже немного отодвинулся, будто боясь, что я сейчас кинусь на него, не теряя ни минуты.
— Что именно?
— Препарат, который приводит к временном у параличу мышц и замедляет химические процессы в организме. Выглядит так, словно человек находится в коме.
— И зачем?
— А вы хотели бы остаться в трезвой памяти? — вдруг разозлился мужчина. — Я видел, что с вами сделали. Если бы не мой препарат, вы бы просто не выдержали подобных издевательств! Верить или не верить ему? Очень сложный вопрос...
— Тебе стало меня жаль?
— И это тоже... — хмуро пробормотал он, уставившись на голограмму космоса раскручивающуюся на месте, которое должно было имитировать окно. — Но помимо того у меня перед вами еще и долг. Поэтому я и решил помочь...
— Ты идиот! — вздохнула я. — Если Рэдклиф узнает, что ты натворил... Я даже думать боюсь, что он тебе сделает. Ты это понимаешь?
— Собственно, тут мы и подошли к вопросу, что именно я собираюсь для вас делать. Поэтому давайте одеваться и готовиться к выходу. За вами скоро придут.
— О, Господи! Ты совсем рехнулся! Кто за мной придет?! Да и куда нам потом бежать на планете, оккупированной захватчиками? До первого блок-поста? Мужчина с улыбкой смотрел на меня, словно я была неразумным ребенком и не понимала своего счастья. Но я-то оценивала свое положение довольно четко. Нам никогда не выбраться отсюда самостоятельно. Без помощи никак!
— Я понимаю, что доверия не заслуживаю. И понимаю также, что вы вообще не скоро сможете довериться кому-нибудь. Но сейчас у нас есть единственный шанс сбежать отсюда. Понимаете? Я очень рисковал, когда организовывал вам побег. И поверьте, сейчас мне очень не хотелось бы попасться кому-нибудь из адмиралов. Ваш пример того, как они обращаются с неугодными людьми, желания злить их не вызывает. Наверное, лучше сразу повеситься или застрелиться. Я еще не задумывался над тем, что лучше выбрать, и в ближайшее время не планировал. Так что вставайте. У нас осталось пятнадцать минут на подготовку.
— И что же произойдет через пятнадцать минут? — подозрительно уточнила я.
— Большой 'бум', — загадочно ответили мне и бросили в лицо комом с одеждой.
Не смотря на всю странность ситуации, мне до жути хотелось попробовать поверить и сбежать. Что я теряю? Уютную камеру на одного и теплые объятия Рэдклифа при следующей встрече? Так я хоть попытаюсь что-то изменить в этом паршивом раскладе. Может, даже Крэйга удастся вытащить. На данный момент это было приоритетной задачей.
Неверными руками я принялась натягивать на себя чью-то одежду. Тело отказывалось мне повиноваться. Но я упорно боролась с непослушными тряпками. Больше всего это было похоже на робу заключенного, серую и донельзя мрачную. Но поспорить с тем, что она все равно лучше медицинской одноразовой рубахи, разрезанной на самом интересном месте, было сложно. Так что я обрадовалась даже ей.
— Мы в лазарете? — поинтересовалась я.
— Да. — коротко ответил мужчина, продолжая копаться в каких-то вещах.
— Как мы здесь оказались?
— Все потом, когда станем немного посвободней. До условленного времени осталось семь минут. Поторопитесь.
Я послушно заткнулась и принялась зашнуровывать грубые рабочие ботинки. Шнурки пришлось затягивать потуже, поскольку обувь была велика минимум на три размера. Как бы не потерять по дороге. Пальцы болели и выглядели странно. Немного искривленные и синеватые, но определенно целые, а я точно помню, что Рэдклиф ломал мне их с огромным удовольствием. Я немного порассматривала свою-чужую руку, и принялась одеваться дальше.
Косу переплетала уже почти на старте. Мой сообщник нетерпеливо притопывал возле дверей, явно к чему-то прислушиваясь. Я начинала догадываться к чему именно, и стало немного не по себе. Я совсем не знаю этого человека. Может, он просто идиот и продумал все плохо, а мы даже не успеем покинуть лазарет до того как нас застрелят. Как я могла вляпаться в подобную авантюру. Все что я делала, я всегда продумывала до мелочей. А теперь мне придется доверится непонятно кому, и надеяться на то, что это сработает.
