Чепай

— А мы? — весь наш разговор учитель молчал, но тут не выдержал.

— А мы побегаем, — идея спихнуть оба состава куда подальше казалась теперь невероятно привлекательной. — Даже если потом всё равно достанут, просто бросим обломки и уйдём.

— Отставить бросать обломки, — уже куда бодрее отчеканил Романенко. — Своим ходом уйдём!

— Как скажешь, — взгляд на поезда внизу напомнил про ещё одну немаловажную вещь. — И раз уж зашла речь о своём ходе. Фёдор Дмитриевич, вам не кажется, что наши подопечные слишком расслабились?

— В смысле? — не понял тот.

— В прямом, — железная перчатка боевого колосса замечательно позволяла указывать куда-то пальцем. — Им чинят дорогу. В отдалении маячит вражеский разведчик. А они что? По вагонам писю лимонят? Пахать, значит, быдлу в лаптях, а оне сами будут-с графьёв Потоцких?

Ой, не стоило настолько демонстративно хрустеть французской булкой в компании человека достаточно взрослого, чтобы лет с двадцать назад вовсю резать всех её тонких ценителей! Штыком резать. За неимением патронов. Завёлся Романенко в полтырка.

— Вот сейчас к нам доберётся лейтёха сапёров, — пообещал он, — и когда мы с ним закончим — поставит этим бездельникам такую клизму с патефонными иголками, что мы отсюда услышим!

Жаль, его угроза так и осталась пустым обещанием.

Не осталось уже нам времени для таких развлечений.

* * *

Обещанный лейтенант оказался первым действительно симпатичным мальчиком за время пребывания Ваше Покорной на должности хозяйки самоходной бани. Грудь моряка, спина грузчика, высокий блондин — мечта просто, а не мальчик. Даже насмерть пропылённая форма с дурацкими галифе не сильно его портила.

Жаль, смотреть в его сторону пришлось исключительно глазами боевого колосса, и то, лишь пока лейтёха бежал следом за Ксенией вдоль насыпи. Отпускать Вашу Покорную куда-либо из термен-камеры Романенко не собирался.

— Лейтенант Харитонов, вторая сапёрная рота четыреста второй бронеходной дивизии! представился лейтенант, едва поднялся на борт, и уже куда тише добавил. — Учебной.

— То есть, своих машин у вас нет, — безжалостный вопрос его добил.

— Нет, — подтвердил он. — Первая очередь бункеров в плане только на октябрь стоит, даже нулевой цикл не положен.

— Потому и сапёры? — огромному, по местным понятиям, количеству грузовиков нашлось доступное объяснение. — Сапёры, зенитчики, водители, и всё?

— Школа утром эвакуирована, — подтвердил лейтенант. — Радиовзвод, телефонисты...

— Обвес для машины, как я понимаю, тоже просить бесполезно? — наивный вопрос, и такой же предсказуемый ответ.

— Да, — снова подтвердил лейтенант Харитонов. — Без колоссов нетранспортабельно. Его даже не завозили.

— Ну, что же, — теперь ситуация выглядела куда понятнее. — Значит, своих машин у вас нет. Сколько-то заметных сил — тоже. Мост вы попросту взорвёте, как только убедитесь, что вместо очередных беженцев к нему подошли враги. Нормальной связи у вас тоже нет, приказ на минирование наверняка отдал в лучшем случае кто-то из ваших старших офицеров. В городе бардак, и никто представления не имеет, что кругом происходит. Всё так?

— Да, — мрачно согласился Харитонов.

— Фёдор Дмитриевич, вам не кажется, что мы здесь, фактически, самые большие начальники? — вопрос угодил точно в цель. Уж чего-чего, а принимать ответственность на себя Романенко не боялся.

— Лейтенант, — начал он. — Слушай боевой приказ. Мобилизуете оба наших состава. Там беженцы. Здоровых людей полно. Выгоните их на рельсы, и самое позднее за час они должны сделать достаточно, чтобы перетащить оба состава на ту сторону. Приказ ясен?

— Да, товарищ, э-э-э, — лейтенант ощутимо завис.

— Военинженер, — уж не знаю, на какой эффект рассчитывал сам Романенко, но лейтенанта его звание завесило окончательно.

— А, — растеряно спросил он, — ваш, э-э-э, командир экипажа?

— Я, что ли? — система внутренней связи термен-камеры, оказывается, замечательно передавала даже оттенки эмоций. — Зайка, мне эту самоходную баню до сегодняшнего утра в глаза видеть не приходилось. А военного звания у меня нет и не было. Никогда. Осознал?

— Простите, — лейтенант растерялся окончательно. — У вас там что... девушка?

— Ну, допустим, не девушка, — не самая тонкая подколка бедного лейтенанта попросту добила, — но в главном ты прав. Мы не подмога. Мы так... эвакуируем ценную матчасть, пока не досталась врагу. Так что рекомендую вспомнить, чему тебя учили, и приняться, наконец, за работу!

— Есть, — неубедительно промямлил лейтенант.

— Харитонов, — его явно требовалось приводить в рабочее состояние. — Сдаётся мне, ты не понял. Здесь два поезда мирных беженцев. Дети. Женщины. И ты — единственный, кто может вовремя перетащить их на ту сторону. В безопасность. Так и будешь ныть, что тебе не прислали танковую армию, или вспомнишь, наконец, что у тебя на погонах, и начнёшь работать?

— Нет у меня погонов, — огрызнулся лейтенант. — Я тебе что, белофинн?

— Да хоть аксельбант на конец намотай! — по внутренним переходам боевого колосса загуляло противное жестяное эхо. — Присягу давал? Иди, работай!

— Женя, — Арон Моисеевич влез, как всегда не вовремя.

— Ну что? — ничего, кроме раздражения это уже не вызывало. — Двадцать три года уже как Женя!

— Колоссы, — терпеливо пояснил учитель. — Два. Вражеские.

Ну, привет. Досиделись.

Глава четвёртая

...в которой Женя Че принимает непростые решения.

Чем бы ни занималась местная конструкторская мысль, на разнообразии дизайнов тут не экономили. Оба новых колосса на поле боя ни капли не походили на старого знакомого "Судетца".

Первый выглядел как выставка большого сталепрокатного завода — ходячее нагромождение угловатых бронелистов прочного внешнего корпуса надёжно скрывало детали. Разглядеть получалось лишь общие контуры под ними: огромные, с рельефной подошвой, ступни, толстые ноги, бочкообразный корпус, такие же массивные руки с огромными кулаками-бронеперчатками, покатый холм головы с узким решётчатым забралом, и огромная, торговый центр хватит накрыть, полноростная бронедверь вместо щита. В другой руке неповоротливая махина сжимала обманчиво тонкое, всего лишь в несколько раз толще корабельной мачты, копьё. Наконечник исполинской пропыры явно состоял в противоестественном родстве с метростроевским проходческим комбайном.

Рельефная надпись "Dicker Oglaf" тянулась по всей ширине бронедвери. Не сказать, чтобы врала — "Оглаф" действительно выглядел куда толще спутника. Да и нашего "Чапаева", раз уж на то пошло.

Второй колосс на фоне первого выглядел почти скромно. Да, большой, да, со вполне убедительными щитом и булавой — но и только. С некоторой поправкой на габариты его бы даже получилось назвать изящным.

Назывался он "Sedan", причём названию предшествовали до сих пор хорошо заметные следы безжалостно сбитых букв.

— Они его что, — удержаться от вопроса не получилось, — у французов отжали?

— Согласно версальскому договору, — бодро, как на уроке, откликнулся лейтенант Харитонов, — Веймарской республике запретили выращивать боевые колоссы! Большая часть бронеходной техники вермахта до сих пор — трофеи европейских войн! Перед нами — трофейные француз и норвежец!

— Как мелочь у первоклашки, значит, — целеустремлённое движение пары колоссов заставляло нехорошо задуматься. — Лейтенант, если хочешь мне рассказать про них что-то полезное, времени у тебя ровно до нашей с ними встречи!

Наша самоходная баня послушно шагнула вперёд. Проверять, насколько хорошо эта сладкая парочка умеет метать своё оружие по неподвижным целям, почему-то не хотелось. Конечно, ни бронедверь "Оглафа", ни фигурный щит "Седана" на метательное оружие не походили, но после щита-бумеранга ПВО уверенности в том, что боевые колоссы утруждают себя такой ерундой, как законы аэродинамики, у Вашей Покорной больше не осталось.

Ну, вот совсем.

— Нужно их задержать! — лейтенанту Харитонову явно не давали покоя лавры Капитана Очевидности. — Если француз подойдёт к поездам на дистанцию пуска...

— Дистанцию пуска чего? — ненавижу людей, которые думают, что окружающим известны очевидные для них специальные знания. — Лейтенант!

— Небельверферов, — торопливо пояснил Харитонов. — Огнедымопостановщиков. Нас могут разве что ослепить, и то, пока не прогорит смесь на защитных линзах, но вот поезд...

Да уж.

В голову Вашей Покорной крайне не вовремя стукнулась мысль, что с точки зрения типичного на всю голову военного, пара составов у моста несомненно заслуживала куда больше одной струи огнемёта. Мало того, что им выдан целый боевой колосс охранения, так ещё и под бомбами делает выбор между железнодорожной пушкой и поездами в пользу этих самых поездов! Хочешь, не хочешь, а задумаешься, кто же на тех поездах в таком разе должен ехать!

В этом случае, две боевых машины посреди чужой территории, пусть даже без единого намёка о сопровождении техникой полегче, начинали выглядеть сравнительно логичной авантюрой предприимчивого командира.

— Объяснять, что мы просто драпаем вместе, полагаю, несколько поздно, — задумчивое бормотание под нос, к счастью, не вышло за пределы термен-камеры.

Оба колосса противника, тем временем, неумолимо приближались. Обладатель бронедвери двигался не очень быстро, но целеустремлённо. Вторая махина, "Седан", держалась чуть позади и в стороне — хотя явно могла двигаться куда расторопней спутника.

— Защитник попробует связать нас боем, — сказал Харитонов, — чтобы фланговый мог проскочить. Мы быстрее, но их двое...

Защитник? Фланговый? Слова лейтенанта навевали какие-то совсем не те ассоциации. Мы же не в футбол играли, в конце-то концов!

Хотя...

— Эй, Харитонов! — Вашу Покорную охватило истерическое веселье. — А мы тогда кто, форвард, или голкипер?

— Хав, — несмело засмеялся тот.

Полузащитник, стало быть? Первая мысль — лейтенант нам безбожно льстил. Если бы "Чапаев" с так называемым экипажем тянул хотя бы на половину защитника, Ваша Покорная вздохнула бы куда спокойнее. Вторая мысль — Харитонов просто не имел представления, с кем связался.

Ну, что же, до наглядной демонстрации наших реальных возможностей оставались считанные мгновения. Судя по тому, как двигались навстречу "Седан" и "Оглаф" — халявы не предвиделось.

А значит, оставалось лишь одно.

Нападать.

* * *

Рывок в обход неповоротливой туши "Оглафа" к "Седану" встретил более чем ожидаемую реакцию. Французский трофей резво шарахнулся в сторону бронированного по уши спутника. Тот бухнул кромкой щита о землю и торопливо выставил навстречу "Чапаеву" копьё с бешено крутящимся наконечником.

— Осторожней! — нервно воскликнул Романенко.

Рефлекторный удар щитом по копью выбросил настоящий фонтан искр. В левой руке отдалась противная вибрация. Буровая головка оставила на бронированной поверхности хорошо заметные борозды. Ответный удар кувалдой без особого толку завяз в толстой плите бронедвери.

— Назад! — предупреждение Романенко пришлось как нельзя вовремя. Второй противник на удивление резво проскользнул мимо бронированного товарища, и на ходу ткнул булавой в нашу сторону.

Не сдай "Чапаев" назад, мы бы наверняка потеряли равновесие. Так — удар бессильно скользнул по наплечнику.

— Берегись! — туша "Оглафа" почти незамедлительно пришла в движение. Шаг, доворот корпуса, тычок — и копьё снова пришлось отбивать в сторону.

— Так нечестно! — обиженный вопль Ксении прозвенел в ушах куда лучше, чем того мне хотелось. — Они сразу вдвоём нападают!

Пионерка чёртова.

Бой, видите ли, ей нечестный.

Шаг в сторону француза оборвался на полдороге — "Оглаф" не отличался подвижностью, но длина его копья успешно это компенсировала. Француз мог плясать вокруг своего более массивного спутника буквально как хотел. Попытки его достать неминуемо упирались либо в массивную бронедверь, либо в новый тычок исполинского копья.

Где-то в глубине души капля за каплей закипало раздражение.

Вредная эмоция, но что поделать. Необходимость отвечать за кого бы то ни было, кроме себя, никаких иных чувств у нормального человека и не вызывает. Особенно — с такими ставками!

Впрочем...

Шаг в сторону подтвердил догадку. Оба колосса всерьёз увлеклись нами. Двинься они к мосту — и понятия не имею, получилось бы вообще их остановить. Но сейчас обе махины привлекал только "Чапаев" — и этим следовало пользоваться.

Ещё несколько шагов прочь, всё быстрее и быстрее, и француз, наконец, оставил своего медлительного спутника позади.

Зря.

Удар кувалды "Чапаева" обрушился на "Седан" без тени жалости. Колосс буквально содрогнулся, и сдал на шаг назад. Очень хотелось верить, что его пилот ощутил этот удар столь же отчётливо.

Новый удар, кромкой щита в голову, не дал ему прийти в себя. Неубедительный тычок булавой в сторону "Чапаева", ответный удар кувалдой в грудь, и "Седан" тяжеловесно упал на землю.

— Быстрее! — выкрикнул Романенко. — Второй на подходе!

Не хватило нам буквально каких-то секунд. Поверженный враг смог защититься даже в таком плачевном состоянии. Более чем убедительно смог.

По ушам резанул пронзительный свист. Две тугие оранжево-багровые струи выплеснулись откуда-то с боков похожей на рыцарский шлем головы колосса. Прямо с земли — но свою цель обе нашли.

Первая бестолково размазалась по груди "Чапаева", но вторая превратилась в чёрно-багровое марево перед глазами. Липкая огнемётная смесь повисла на защитном остеклении "Чапаева" — и целиком перекрыла обзор.

Шок от внезапной атаки вызвал рефлекторный шаг назад — и болезненное ощущение чуждости исполинского металлического тела.

— Синхронизация девяносто, падает! — отчаянно выкрикнула Ксения.

— Женя, соберитесь! — потребовал Романенко. — Воду на колосники!

— Есть! — откликнулся Арон Моисеевич. Откуда-то из-под бронепластин лицевой маски "Чапаева" хлестнули тугие струи пара. Большую часть пылающей смеси просто унесло с корпуса. Унесло как раз вовремя, чтобы увидеть, как неумолимо приближается наконечник бура подоспевшего наконец, бронированного по уши защитника.

— Хр-р-р-рясь! — если первый удар, по щиту, воспринимался не более как сторонний противный звук, этот оказался всё равно что бешеным отбойным молотком под рёбра.

Позорный не то вскрик не то всхлип удержать не получилось. Колосс шатко переступил назад и едва успел неверным движением отбить следующий удар. Ещё пара, куда более уверенных, но тут сбоку опять вынырнул "Седан", ткнул булавой, и наш "Чапаев" снова потерял равновесие.

— Выпустите меня! — за всей этой суетой про лейтенанта Харитонова просто забыли. — Выпустите меня немедленно!

Звучало это натуральным паническим воплем. Реакция... соответствовала. Его крики просто игнорировали.

— Вы не понимаете! — успокаиваться лейтенант даже не собирался. — Я должен...

— Стойте! — в голосе Арона Моисеевича звучала неподдельная тревога. — Колосс на ходу, вы же разобьётесь!

— Бамм! — словно в подтверждение его слов, на щит "Чапаева" снова обрушился тяжёлый удар. Француз напоминал о себе. Новый тычок буром в грудь, и от равновесия не осталось и следа. Громада "Чапаева" неторопливо и тяжеловесно обрушилась на землю.