— Всё, Николаевич, добил ты меня,— Скоблев достал платок, вытираясь, продолжил,— чем же его таким хитрым купили? Они же простые уголовники, чистой воды бандиты, с большой, правда, дороги, но не с такой, чтобы Сергееву перебегать.
— Про это тебе сказать никто не сможет. Имею в виду, "вес" они или не "вес". Но точно дозированную информацию дали они. Это факт. Результат видишь сам.
— Проще говоря, убили.
— Да.
— Скажи, Николаевич, как случилось, что вы его в нашей конторе проглядели?
— Мы его загоняли. Обходным путём. Ведь выявить физическую субстанцию, сам видишь, возможности нет. Полный нелегал. И так шло по нашим прогнозам, что ему деваться некуда. Он должен был всплыть на поверхность. Ну кто, скажи мне, смог бы предположить, что он в Комитете отсидится. Вот и пойди его сыщи. Вернёмся к нашим воронам, московским. Алексея "убили", подтолкнув к самоубийству.
— Может, его подловили на внешнем сбросе?— высказал мысль вслух Скоблев.
— Тьфу, на тебя, Анатолий. Агентом Алексей быть не мог. Это исключено. Он понял, что ему дали в руки смерть. И чётко знал, почему и для чего. Что его смерть вызовет, просчитал и сделал. От этого давай и крутить.
— Георгий Николаевич, свою собственную смерть просчитать? Это кем надо быть?
— Самоубийцей. Весьма хладнокровным.
— Не могу увязать,— замотал головой Скоблев.
— Цель, которую преследовали, могла быть достигнута многими путями. Ему их показали. В том числе и с его смертью. И он выбрал свою смерть. Тяжело, но выбрал.
— Другое что-то исключалось?
— Для Алексея, видать, да. Раз он на "это" решился.
— Семья?
— Что ты. Они на гадость такую не могли пойти. Ты хоть где-то в материалах видел такой факт с их стороны? Нет. Крови много, но родных и близких они не трогали. Этакие убийцы-кровопийцы, но с нравственностью.
— Что ж они Ивановича с их способностями не убили?
— Здесь, думаю, другое дело. Эффект. Доходит?
— Начинаю соображать. Понемногу.
— Подходим к цели. Их цели. Где её искать?— Давыдов сел. (Всё это время он ходил).— Бездна.
— Что ж он записки не оставил-то?— в сердцах произнёс Скоблев.
— Тут каждый по интеллекту своему рассчитывает. Для него это было просто. Раз так, то и другим нечего объяснять.
— Может, они таким путём предупредить кого-то хотели?— Скоблев посмотрел на Николаевича вопрошающе.
— Один человек, причём любой, не цель для них. Группа тоже. С натугой и потерями, но всё Политбюро ЦК сделали бы. Наверное, другое что-то. А вот то, что времени на это много уйдёт, это точно. Скорее тут собака зарыта.
— Вбили клин изнутри?
— Слушай! Именно клин. Ведь каждый сейчас потянет одеяло на себя. Будет свою задницу прикрывать. Генеральный нынешний не великого ума, прямо скажем, так, середняк. А эти будут лязгать зубами, кто за идею, кто за власть, кто из корысти, кто за простую кость. Чувствуешь? Будут жрать себя и друг друга изнутри. Они и раньше-то не очень ладили, а теперь и подавно перегрызутся.
— Ему или им это что даёт?
— Хотел бы я знать, у него не спросишь. На что-то ставил, раз на такое полез. Видать, с его колокольни, есть выгода. Но всё равно, что бы ни вышло, ждать, Анатолий, ждать.
— Так ведь и он, поди, не дурак. Заляжет. Да и потом, кто подтвердит, что работавший у нас под фамилией Крестовский и звонивший Ивановичу — одно лицо?
— Это только интуиция может подсказать. Ещё дьявола, если на мокром поймать и трясти, то, наверняка, выдал бы. "Несси" наш с рогатым недружен. То, что он ляжет, это точно. По косвенным данным выяснилось, что подпольные промыслы в том секторе, где я его предполагал, ещё осенью начисто "выбрили", с людьми рассчитались сполна и, похоже, что надолго. Могли и дверью хлопнуть на прощанье. Там, кстати, месяца не прошло, уже стали разборки происходить за разделы. И ещё в подтверждение тому большое количество местных старожилов свои дома продали и тоже отбыли в места более тёплые. Пошли, Анатолий. Время к председателю. Ненавижу похороны,— Давыдов встал. — Не спи, Анатолий.
— Ах, да!— вскинулся, сидевший в задумчивости Скоблев.— Идём. Что-то мне нехорошо.
— Мне тоже не сахар,— Давыдов был в дверях.
Глава 17
Хоронили на Ваганьковском. Присутствовало много людей. Сотрудники комитета, министерства внутренних дел, армейские чины, родственники. Пришли проводить в последний путь и первые лица страны. Помпезности не было. Покойного, как было принято, не выставляли на показ, он до погребения находился дома. На этом настояла жена и отец жены. У Сергеева близких родственников не было. В морозном декабрьском воздухе витала скорбь. "Очень много пограничников,— отметил для себя Скоблев.— Почему? Иваныч не был связан с пограничниками, не служил там и даже косвенно не имел к ним отношения".
Пограничников, действительно, было много. В основном, молодые люди от лейтенанта до майора. Стройные, подтянутые, аккуратно одетые, с черными повязками на рукавах шинелей, они чётко и без суеты распоряжались, не привлекая к себе внимания, быстро делая необходимую работу. Служителей кладбища в чёрных куртках не было. Высшее руководство говорило короткие речи поминания, родственники прощались. Потом бросали горсти смерзшейся земли. Пограничники быстро и ладно засыпали могилу и справили аккуратный холмик, установили деревянный обелиск и положили первыми цветы. Это были огромные белые розы. Живые белые розы. Дали три залпа из карабинов. Пришедшие проститься, постояв у могилы с непокрытыми головами, стали расходиться по своим машинам, многие садились в два "Икаруса", чтобы ехать на поминки. На выходе с кладбища рядом со Скоблевым оказался Давыдов. Ничего не говоря, он пожал Скоблеву руку выше локтя и сунул в ладонь клочок бумаги. В машине Скоблев прочел записку. "Толя, оформи пропуск на капитана погранвойск Старыгина Сергея Владимировича, на 18.00. Давыдов".
Глава 18
В 17.58 в кабинет Скоблева вошёл Давыдов. Присел на стул у стола, тут же раздался стук в дверь.
— Разрешите,— на пороге стоял молодой, выше среднего роста, чисто выбритый капитан-пограничник.
— Входите,— дал добро вместо Скоблева Давыдов и, поднявшись навстречу, пожал капитану руку.— Вот, Анатолий, позволь тебе представить,— Давыдов поперхнулся и, откашлявшись, спросил у капитана,— как тебя представить?
— Как угодно,— ответил тот,— мне всё равно.
— Это, Анатолий, тот, кого мы хотели лицезреть. Наш "Несси". Сам. Собственной персоной. Без приглашения и по личной инициативе,— Давыдов смолк.
Скоблев вгляделся в сидящего перед собой. Светлые русые волосы, чуть с дымком голубые глаза, правильные черты лица, прямой нос, широкий подбородок с ямочкой. Он не был похож на того с фотографии. Абсолютно. Сидевший капитан был явно другим человеком.
— Без сомнений? — спросил Скоблев не то Давыдова, не то капитана.
— Да,— Давыдов утвердительно качнул головой.
Скоблев поднял трубку и, набрав номер, произнёс: "Баратов, двух человек ко мне в кабинет. Быстро".
— Не глупи, Анатолий,— Давыдов стал привставать.
— Не надо,— капитан рукой осадил его назад.— Пусть делает, как хочет.— На его лице не дрогнул ни один мускул. Он достал удостоверение, пистолет и положил на стол.
— Во внутреннюю тюрьму,— обращаясь к двоим вошедшим, сказал Скоблев, указывая на вставшего со стула капитана. Тот, заложив руки за спину, двинулся из кабинета.
— Ты своё решение не изменишь?— вставая, спросил Давыдов.
— Нет.
— Тогда бывай. Больше говорить не о чем,— и вышел.
Оставшись один, Скоблев выждал минут десять и потянулся к телефону. Поднять трубку не успел. Звонок опередил его. Это был городской телефон.
— Здравствуй, Анатолий,— голос "шефа" звучал с металлическим оттенком.— Узнал?
— Да, Георгий Александрович.
— "Этот" у тебя?
— Да. Только что отправил во внутреннюю.
— Сделай так. Выслушай и отпусти.
— Почему?
— Так надо. Потом тебе объясню. И не мешкай.
— Хорошо,— после долгого молчания произнёс Скоблев. Услышав его ответ, "шеф" положил трубку.
Скоблев набрал номер начальника внутренней тюрьмы.
— Баратов. Это снова Скоблев. Давай капитана ко мне в кабинет. Накладка вышла,— и отсоединился.
— Вы свободны,— сказал Скоблев сопровождавшим капитана,— а вы присаживайтесь,— обратился к Сашке.
— Хотите знать, почему ваш "шеф" вам так быстро позвонил?— присев на стул, спросил Сашка.
— Мне никто не звонил,— оборвал его Скоблев.
— Ваш "шеф" — дерьмо. Мои люди там уже сутки. Вся его охрана в подвале. Сам представляется больным. От того, как вы поступите, зависит его жизнь. Его удавят, как щенка, если я не выйду через три часа из этого здания. Повесят. Не слишком ли много будет самоубийц?
— Сначала я хочу задать вам несколько вопросов,— Скоблев откинулся на спинку стула.
— Условия, Анатолий Давыдович, ставить буду я,— не моргнув глазом, заявил Сашка.— Вы видели пограничников на похоронах?
— Да,— только теперь Скоблев догадался обо всём.
— Это наши люди. Сейчас на поминках они контролируют по меньшей мере два десятка таких чиновников, как ваш "шеф". Хотите крови? — Сашка указал место на столе, где оставил удостоверение и пистолет.— Прошу вернуть оставленное мной.
— Забирайте,— Скоблев выложил вещи на стол.
— Георгий Николаевич Давыдов ушёл давно?— спросил Сашка, забирая пистолет и удостоверение.
— Да. Давыдов ушёл с час назад,— ответил Скоблев.
— Ищите. Разговор будет только в его присутствии. У меня ещё почти три часа, так что я, с вашего позволения, пойду в столовку, поем, с утра не прикладывался, а вы его разыщите. Постарайтесь с ним договориться. Он старик очень гордый, но попытка не пытка,— Сашка встал и вышел.
"Ну и выдержка у этого типа! Ни капли замешательства, тем более испуга. Держится лучше, чем председатель,— Скоблев набрал номер Давыдова.— Сколько попадавших в это здание изменялись в лице, в речи, даже походка их становилась лакейской, а этот ведёт себя, как хозяин. Кушать, видите ли, он захотел".
— Да. Слушаю,— раздался голос Давыдова.
— Георгий Николаевич, извините, это Скоблев. Я прошу прощения у вас за глупость, которую сотворил, кровь ударила в мозги. Прошу вас приехать. Он без вашего присутствия говорить не хочет.
— Я сожалею, товарищ генерал-майор, но уже два месяца я на пенсии, дела комитета меня мало интересуют, прошу вас больше меня не беспокоить. Прощайте.
— Георгий Николаевич, но...,— хотел было продолжить оправдание Скоблев, однако в трубке были гудки. Звонить второй раз было бессмысленно.
"Что теперь? Как поступить? Сейчас я решаю судьбы многих. Если этого не отпущу, многих, как ягнят, порежут, "шефа" в том числе; но это и моя смерть, сотрут ведь так, что пыли не останется. И пускать, не поговорив, нельзя. Больше не будет шанса,— он это чувствовал.— Давыдов не придёт, я потерял его раз и навсегда, не сдержался, и он лишил меня своего доверия. Жёсткий старик. Ну что? Что делать? Всё рушится".
Мысли крутились где-то вне его, роились и снова расплывались.
— Мощный старик!— входя, произнёс Сашка.— Я, в общем-то, предполагал, что он не вернётся. Принципам своим изменять не хочет. Ну, стало быть, правильно поступил. Уважения к своей персоне добавил,— он прошёл к стулу и сел.— В конторе, как прежде, солянка. Ничего не меняется,— достал сигарету, прикурил и, глянув Скоблеву в глаза, сказал:— Мысли ваши, Анатолий Давыдович, вижу, мимо летят. Не напрягайтесь, не надо. Упущенные возможности тоже ответ, отрицательный, но ответ. Внимательно меня слушайте. Я вас покупаю. Про этого горного козла, "шефа" вашего, забудьте. Можете послать его ко всем чертям. Мы его вывели на полный покой. Он завтра выйдет на пенсию, окончательно и бесповоротно. И в жизни политической и другой уже участия принимать не будет. Такое наше ему условие. Не выполнит, тогда мы его похороним. Мы так умеем делать. Вам же это на руку, не так ли?
— Положим,— высказался неопределённо Скоблев.
— Да не положим. Он на вашей шее сидеть не будет. Это раз. Во-вторых, вы спокойно себя будете чувствовать.
— Без его поддержки я из комитета вылечу на пенсию в один момент.
— Так я же вам сказал, что вы теперь работаете на меня.
— Если откажусь?— Скоблев навалился всем телом на стол.
— А мне от вас ничего не надо. Это вы будете нуждаться в моей помощи. Выбирайте. Без моей поддержки вас сожрут. Мне же вы не нужны,— Сашка улыбнулся.— Вы сами нарвались. Нет. Вас подставили. И, знаете, отнюдь не ваш "шеф". Другие. А у Сергеева вас за язык нелёгкая тянула. Давыдов умрёт с этой тайной, проверенный мужик. Так что я вас даже не покупаю, вы просто переходите от одного хозяина к другому, вот и всё, по причине безвыходности положения, в котором оказались не по своей воле. Хоть вы мне, честно говоря, не нужны.
— Что-то ведь всё равно от меня потребуется?— Скоблев, нервно суетясь, закурил.
— Ничего. По крайней мере, мне вы вряд ли сможете чем подсобить. Работайте. Дерьмо ловить никто не отменял. Его сейчас появится уйма. Выполняйте свои обязанности честно. Теперь вы вольный от суетности внутренних разборок в верхах. Не обращайте внимания на их возню,— Сашка встал.— Ловите, если не сможете посадить, то хоть материалы добывайте на это жульё. И не делайте скидок на чины.
— При таком развитии событий мне тут и дня не усидеть,— выразил сомнение Скоблев.
— Думаю, что вам тут и так не долго просидеть удастся. Но покинуть это заведение можно по-разному. Лучше — сцепившись с кем-нибудь из высшего эшелона, так сказать, шарахнув напоследок дверьми так сильно, чтобы, осев на гражданке и организовав своё, положим, дело, унести с собой имидж человека, с которого как с гуся вода. Моё дело от вас не сегодня-завтра, по моим расчётам, заберут. Не знаю, что там и как, только не комитетское это дело. Оно к вам попало из МВД, из отдела разведки, а к ним опять же не от вашего начальства. Кто-то за всем этим сидит тёмный. Я плевать хотел на любого, кто мои загоны организует. Мне с ними на одном поле не жать. Вам же я помогу, почему бы и нет? Теперь ведь и вас со мной вместе гнать начнут. Хоть мы и по разные стороны баррикады сидим с вами, однако вы обо мне и моём деле мало что знаете, тем более цели мои от вас сокрыты. Раскрывать я не собираюсь никому. Мои люди в Москве Абрамова засекли. Вы его сюда притащили?
