Покажи мне Бостонское небо

— Я согласен, господин Ньюман!

— Превосходно. — Чуть ли не впервые Аннет разглядела по-настоящему довольную ухмылку на лице Эвана.

5 января, 1974 год. Бостон

Эйс вновь оставил Аннет наедине с собой и вошел в кабинет Оуэна Оттиса, чтобы подписать договор о предоставлении услуг.

— Позвольте утолить любопытство, мистер Ньюман, а о каком вознаграждении шла речь?

— Мало вам точно не покажется, Оуэн. Поверьте.

Мужчина по ту сторону стола лишь изобразил довольную физию и расписался в документе, скрепляющем обязанности поставщика услуг и заказчика последних. Эван поблагодарил работника "Дэйли оффис" и сказал, что будет на связи.

— Надеюсь, уже завтра я увижу объявление в газете.

— Не сомневайтесь, мистер Ньюман!

Когда Эван покинул кабинет, он не сразу обнаружил Аннет за дверью. Та стояла возле окна в конце коридора. Не успел Эйс спросить, что она там делает, как Аннет совершенно безучастно произнесла:

— Подойди.

Наверное, у нее есть серьезный повод, говорить в подобном тоне со своим учителем.

Сначала Эван посмотрел на улицу. Не обнаружив того, что так пристально разглядывает его спутница, он заглянул Аннет в глаза, пытаясь понять, на чем сосредоточен ее взор. Но перед ним лишь открылась кристально белая площадка, изрезанная редкими, едва различимыми тропами, которые в скором времени тоже скроются в толще снежного ковра.

— Что вы ищете, моя дорогая?

Аннет колебалась несколько секунд, то открывая, то закрывая рот, но все же сказала:

— Ничего, — и поцеловала Эвана, прижавшись к нему всем телом. Организм девушки неожиданно взбунтовался. Голова закружилась, губы не давали отпрянуть, а ноги дрожали так, что унять тремор не представлялось возможным. Но Эйс не отталкивал ее, не отвечал на поцелуй, но и не останавливал Аннет, не переключал ее внимание на какую-нибудь заумь о кофе, или системах счисления. Он лишь взял руку девушки в области запястья.

— Что...что ты делаешь? — тяжело дыша и проглатывая слюну, спросила Аннет.

— Ваш пульс подскочил до ста сорока ударов в минуту. Организм, в отличие от его обладателя, врать не умеет. Нам нужно возвращаться.

— Стой, о чем...

— Замолчите, Аннет. Мы поговорим об этом позже.

Эйс часто повторял, что каждый поступок обязан быть продуманным до мелочей. Импульс — антагонист жизни, ее опаснейший враг. Стоит поддаться инерции, как в эту же минуту на тебя обрушатся килотонны последствий, о которых придется жалеть. Каким бы крепким морально человеком ты ни был. Чувствительность тут не при чем.

— Аннет, что вам известно об аффективном состоянии?

— Практически ничего, а почему ты интересуешься?

— Я поспешу вас успокоить, заверив в том, что мне многое известно об этом явлении. И мой интерес носит далеко не познавательный характер. — Эван сделал небольшую паузу. Немой сигнал, посланный Аннет и означающий, что ей нужно сконцентрировать все свое внимание на последующих словах Эйса. — Вы смотрели в окно так, словно узрели что-то ужасное. Нечто основательно напугавшее вас. Я — человек, которому известно, через что вам довелось пройти. И знаю — лишь немногое в состоянии свести с ума человека, прошедшего закалку в нескольких кругах ада.

Но ни вы, ни кто-либо другой, не в силах приказать вашему мозгу вести себя соосно восприятию. Пусть вы чувствуете себя замечательно, но это не признак абсолютного здравия вашей нервной системы, получившей достаточное количество потрясений в завихрениях предшествовавших событий. Скажите мне, что вы видели, стоя в коридоре "Дэйли оффис"?

— Я правда...

— Аннет. Не лгите мне.

В том, что девушка видела из окна редакции, не было ничего особенного. Но ощущение, когда ты понимаешь, что медленно теряешь рассудок — заставляет остановиться на секунду и подумать: стоит ли знать кому-то о твоих проблемах? Во всем мире не осталось человека, с которым Аннет могла бы обсудить увиденное. За исключением учителя, методично расставляющего пешки на игровой доске ее жизни, жизни Эулалио, Попутчика. Эйс прав, врать не стоит. Да и не удастся, ибо мужчина в черном пальто, уверенно шагающий слева от нее — феномен проницательности. Каждый обрывок памяти воспылал в сознании девушки и пеплом обрушился на чувства, сжавшиеся в один прочный ком недоверия ко всему происходящему. Стена превратилась в занавес, который в любую секунду поднимут и начнут свое представление. После чего останется лишь наблюдать за убийственным действом.

— Когда ты в первый раз зашел в кабинет Оттиса, я бродила по коридору и рассматривала газетные передовицы, четыре из которых были посвящены Бостонскому Душителю. Я смотрела на эти слова, а в голове мелькали твои речи о том, как ты боролся с бездарями, будучи студентом Бостонского университета. Как ты наказывал каждого, кто посягал на имущество твоей матери. Я даже находила оправдание твоим действиям, понимаешь? Ты так легко рассуждал о горах трупов, павших по собственной глупости перед твоей жаждой мирового порядка, равновесия. Но потом выясняется, что Альберт Де Сальво — всего лишь жалкий трус, который боялся потерять жену из-за небольшой оплошности. Весь его приговор — продукт чистосердечного признания.

Аннет замолчала.

— Продолжайте, дорогая моя, я слушаю вас.

— Слушаешь... ты же сам меня учил не верить в подобные совпадения! — Девушка поняла, что повысила тон, а в разговоре с Эйсом — это опасный ход, и продолжила, слегка понизив голос. — Теперь же мне кажется, что ты — жалкий насильник, убийца, который получает удовольствие от всего, что противозаконно. Твои связи с банкирами, которые помимо огромной прибыли, нуждаются в сверходаренном бухгалтере, отмывающим колоссальные суммы, Роберт Олсэн, оказавшийся всего лишь жертвой неудачного стечения обстоятельств. Студенты, всего-навсего отличившиеся низкой успеваемостью. Но женщины, Эван, женщины не могли...женщины...

— Остановитесь, Аннет. Возьмите меня за руку.

Но этих слов девушка услышать не могла. Аннет рухнула на снег без сознания, пытаясь выдавить из себя: "Насильник".

Бухта Савин Хилл. Место, где Аннет проводила когда-то скоротечные вечера в компании Эвана. Им нравилось наблюдать за тем, как солнце утопало в океане, но не потому что это красиво. "Закат, равно как и восход, — одно из немногих чудес, которое не зависит от человека. От всего того вымысла, что пачкает первозданную идиллию, Аннет. В заходе солнца нет ничего прекрасного, но я никогда не смогу сказать, что устал от этого. Необратимость учит великому смирению. Пониманию, что уродство окружения — в мелочах. В его трагичном коллапсе, рожденном в перманентном углублении к эпицентру генезиса реальности".

Аннет могла часами рассматривать рисунки, которые приносил Эван. Некоторые казались ей мрачными, но все же вызывали восторг, ибо нарисованы были настолько реалистично, что у впечатлений не оставалось выбора.

— Почему ты здесь?

— Прости?

— Я хочу сказать, что мы с тобой совершенно разные, — она говорила это и прятала переживания в камнях, которые бросала в воду, наблюдая за расползающимися кругами, — ты чрезвычайно умен, талантлив. Почему ты со мной возишься?

— А ты знаешь, что будет, если поставить два зеркала друг напротив друга?

— Мммм...нет.

— Они будут отражаться до бесконечности. И это не имеет ни конца, ни смысла, понимаешь? Два совершенно одинаковых человека никогда не смогут стать чем-то единым, также как и две положительно заряженных частицы, которые будут отталкиваться до тех пор, пока электрон не обратит на себя одну из них.

— Наверное, ты прав.

У него всегда находилось объяснение. Его умение "сказать вовремя" нельзя было оценить.

Но однажды он не появился.

И солнце проводило Аннет домой, подготавливая ее к чему-то большему, словно намекая: "Только я не меняю курс".

Непрошенным гостем в сознание ворвалась мягкая мелодия Клода Дебюсси. Аннет немного подташнивало, и голова раскалывалась буквально от каждого шороха. Но музыка, охватившая пространство, не вызывала раздражения, скорее, сглаживала неприятные ощущения, вызванные потерей сознания.

— Clair de lune, импрессионизм как лекарство. Внутри этих звуков кроется настоящая магия, недоступная многим по одной простой причине: они ищут чудо на поверхности. И делают свои выводы, основываясь на безумных догадках. Понимаете ли вы меня, Аннет?

Но девушка не была готова к ответу, память по-прежнему остывала после увиденного сна, напомнившего ей о тех временах, когда они с Эваном были еще детьми. Но уже тогда он умудрялся оперировать ее разум скальпелем своего изощренного интеллекта.

— Я понимаю, вы неважно себя чувствуете, а потому я дам вам час на возвращение к реальности. И я напоминаю: орел не ловит мух, Аннет. Поразмыслите над этим в свете последней своей обвинительной речи, которую, слава Богу, вы закончить не успели. И последнее — на тумбочке лежит ответ на один из ваших вопросов.

Когда Эван покинул спальню, Аннет протянула руку, и, нащупав листок, подтянула его к себе.

"01010000 — P 01101100 — L 01100001 -A 01111001 — Y

00100000 — __ 01110111 — W 01101001 — I 01110100 — T

01101000 — H 00100000 — __ 01101101 — M 01100101 — E

PLAY_WITH_ME. Поиграй со мной"

Аннет не могла понять, зачем понадобилась давать столь неинформативное сообщение в газету. Ей казалось, что игра и так начата. Но Эйс ничего не делает просто так.

5 января, 1974 год. Бостон

Ближе к полуночи Аннет окончательно пришла в себя, и, приняв ванную, спустилась на первый этаж, но Эйса она в гостиной не обнаружила. Зато с кухни доносилось привычное: "Конец! Все было только сном. Нет света в будущем моем. Где счастье? Где очарованье? Дрожу под ветром злой зимы, рассвет мой скрыт за тучей тьмы, ушли любовь, надежд сиянье, о, если б и воспоминанье!".

— Аннет, идите в кухню, я знаю, что вы спустились, вас выдал аромат крапивы и ромашки. Советую поменять шампунь. — Девушка практически не удивилась. Лишь слегка вздрогнула, услышав свое имя.

Эван что-то положил в сковороду, бросил короткий взгляд в сторону Аннет и в привычном для себя русле завел беседу:

— Повар королей и король поваров. Так прозвали легендарного Мари-Антуана Карема, служившего у Талейрана, Георга Четвертого, Ротшильда и Александра Первого. — Не успев закончить очередной пассаж, Эйс ощутил, что на его плечах сомкнулись руки Аннет, привставшей на цыпочки, дабы поцеловать щеку своего учителя.

— Прости. В следующий раз я подумаю, прежде чем что-либо сказать, или же обвинить кого-то в том, чего не могло и быть.

Деревянная лопатка в руках Эвана прекратила судорожный бег, давая возможность сахарной пудре немного подгореть в языках раскаленного сливочного масла. Он прекрасно понимал, что их взаимоотношения с Аннет — всего лишь игра, в которой каждый пытается определить, как себя вести в присутствии визави. Этот поцелуй — не порыв, не спонтанная реакция на оплошность, допущенную девушкой несколькими часами ранее, а продуманный ход. Попытка извлечь переживания из человека, представляющего закрытую физическую систему.

Быть может, Эвану показалось, что где-то внутри лопнула струна, когда Аннет прикоснулась к нему своими губами.

Но разница между обычным человеком и Эйсом в том, что последнему известно — струны можно купить. А морфий глушит любую, даже самую невыносимую боль.

— Так что ты говорил о короле поваров?

И Эйс продолжил, как ни в чем не бывало:

— В тысяча семьсот девяносто восьмом году Карем поступил в обучение к Сильвану Бейли, знаменитому кондитеру из Пале-Рояля, который и распознал в мальчике кулинарный талант. Позже Мари-Антуан работал у Талейрана, который периодически "одалживал" его Наполеону. Символика во всем, моя дорогая. — Эван взглянул на наручные часы. — Груши в вине готовы.

Когда стол был накрыт, в дверь позвонили.

— А вот и Эулалио.

Эйс вернулся в компании уже знакомого Аннет мальчика.

— Здравствуйте, мисс Лоутон.

— Здравствуй, Лали. — Она поприветствовала юношу теплой улыбкой. — Как ты поживаешь?

— Спасибо, неплохо. Но я здесь, чтобы посоветоваться с мистером Эйсом. И, похоже, я совершил огромную ошибку.

— Давайте поужинаем, а потом все обсудим. — Эван поставил на стол третью тарелку, включил небольшой телевизор, стоящий на холодильнике, и присоединился к остальным.

Ведущая полуночных новостей сообщила, что население земли достигло четырехмиллиардного рубежа. Затем она передала слово специальному корреспонденту Корнеллу Айверсону:

"По сравнению с шестидесятыми годами изменилась морально-политическая атмосфера, в которой приходится действовать движению черных. Если в шестидесятые годы расовая проблема наряду с войной во Вьетнаме занимала одно из первых мест среди вопросов, волновавших американскую общественность, то в семидесятые годы она отодвинута на второй план другими проблемами: экономическим кризисом, инфляцией, коррупцией в правительстве. Проведенный службой Харриса общенациональный опрос общественного мнения показал, что лишь два процента опрошенных ставят расовую проблему в ряд самых важных, несмотря на неутихающие массовые беспорядки и волнения.

Исследователи высказываются по этому вопросу однозначно, видя корни массовых протестов и движений в психологических и социальных проблемах и ситуациях, которые вызвали определенные реакции у различных групп населения. По мнению Пола Холландера — известного социолога, характер подобных проблем в Соединенных Штатах может оцениваться на двух уровнях".

— Но только никто не даст ответа на вопрос: как с этим бороться?

Эван и Аннет переглянулись, услышав реплику Лали.

"Убийцы, похитители людей, террористы испытывают немалое удовлетворение от того, что их действия становятся известными всей стране. Они могут рассчитывать на то, что средства массовой информации вознаградят их за сенсационное или возмутительное поведение благоприятным освещением событий, не зависящим от их расы, вероисповедания, пола, возраста, национальности или морали. Страсть к известности пронзила всю социальную жизнь".

— Заблуждение — страшнейший яд, отравляющий сознание сильнее любого наркотика. Запомни это, Лали.

Но мальчик как будто растворился в собственных мыслях, смотрел сквозь телевизор, не обращая внимания на то, что говорит ему Эван.

— Эулалио, — на этот раз Эйсу пришлось вложить всю мощь своего голоса в обращение, что незамедлительно произвело нужный эффект, — не дай чужому мнению затуманить твой разум. Ты сам в состоянии принимать взвешенные решения, несмотря на возраст. Ты понимаешь меня?

— Кажется, да. Но я как раз и хотел поговорить об этом, мистер Эйс. — Волнение мальчика становилось все ощутимее.