...Освободился я из хозчасти только глубоким вечером. На часах был десятый час. Жутко хотелось спать и думалось, что засну сразу же, как только войду в свою комнату.

Окно столовой в доме Николая Николаевича приветливо светилось. Открыв входную дверь выделенным мне ключом, я уже практически в полусне снимал шинель и мысленно молился, чтобы никто не вышел ко мне. Разговаривать не было сил. Однако кто-то там наверху не желал внимать моим молитвам.

— О, вот и наш штабс-капитан — Недозбруев Владимир Васильевич! Боевой офицер, волею судьбы отправленный на хозяйство полка, — судя по особым интонациям в голосе, Савьясов представлял меня даме.

— Очень серьезный и никогда не улыбающийся господин, — добавил он, внимательно посмотрев на мое застывшее от усталости лицо. Надо было заставить себя обернуться и проявить хоть какую-то любезность.

В дверном проеме стояла молодая женщина в черном. В трауре, наверное. Впрочем, в нынешние времена цвет одежды ни о чем не говорил. Зачесанные назад темные волнистые волосы, трезвый спокойный взгляд. Красивые глаза — это я еще в состоянии был заметить.

— Позвольте представить племянницу нашего хозяина Ольгу Станиславовну Климович. Просто удивительным сюрпризом прибыла сегодня из Могилева.

— Очень рад знакомству, — едва выдавил я.

— И я очень рада, — учтиво ответила Ольга Станиславовна. Кажется, она поняла мое состояние и потому восприняла мой поспешный уход в комнату как должное.

Кое-как раздевшись, я упал на кровать. И тут же провалился в сон. Снился мне почему-то Иван Бурый, которого бесконечно расстреливали залпами неясные темные тени. Наверное, жить будет долго.

Глава V

2008 год, апрель, 14-го дня, Сожель

Дождливые и холодные выходные Андрей со спокойной совестью провел в Интернете. Выезжать на охоту, даже на излюбленного вальдшнепа, в такую погоду совсем не хотелось. А за неделю командировки на любимых форумах накопилось много новых и интересных тем. Читал запоем, отписывался на кучу собравшихся писем. В общем, отрывался от ноута только на то, чтобы кофе заварить, да перекусить что-нибудь скоренько.

В понедельник чуть распогодилось, но с удивительно жаркой неделей, выпавшей на его пребывание в Москве, было не сравнить. Наступил нормальный для Сожеля апрельский день — с тяжелыми быстрыми облаками, высокой влажностью и сильным западным ветром.

Забежав на стоянку за своим старым фордом, Андрей неприятно поразился, каким чумазым и неопрятным тот выглядел. И масло уже надо было менять. Совсем забросил машину, укорил он себя. Однако времени заехать на мойку не оставалось. К девяти нужно было успеть на прессуху, потом быстро отписаться, а вот потом... Потом можно и на мойку и, наконец, — в областной архив. В этот раз не столько за информацией, сколько с информацией. Так уж сложилось, что именно там образовался близкий Андрею круг единомышленников. Ну, хотя бы отчасти, — единомышленников...

Вспоминая архивы Москвы и сравнивая их со своим, областным, Андрей заулыбался. Читалка в Сожеле была по-домашнему маленькой и уютной. И располагалась в достаточно современном, специализированном здании-хранилище. Сам Линев строил — со знанием дела, да с перспективой на будущее. Вот только место под строительство выбил неудачное — на дальней окраине города, в самых 'глубинах' частного сектора.

Боровиков вспомнил, как впервые пришел сюда, да еще с вооруженный подписанной губернатором бумагой. Официальное письмо даровало ему полную свободу в бесплатном, неограниченном фотокопировании документов и право на активную помощь архивных работников. Ситуация была таковой, что пожелай Андрей — и половина архива будет вкалывать на его тему.

Читальный зал показался ему тогда похожим на тихую и аккуратную районную библиотеку. Сходство усиливали стеллажи с выставленными книгами на русском и белорусском языках. Для исследователей было поставлено всего пять или шесть столов. И какая-то густо накрашенная полная блондинка лет сорока — единственная в тот день 'исследовательница' — неуверенно перелистывала объемный том дела.

Андрей огляделся, выискивая работников зала. Однако места за служебными столами — один из которых был загроможден старым монитором и лазерным принтером, а другой завален высоченными стопками архивных дел — оказались пусты. Не успел он задаться вопросом, как неожиданно справа открылась дверь смежной комнаты-каморки, и невидимая ему женщина спросила:

— Нашли что-нибудь?

— Нет, — промямлила в ответ толстуха, — тут все так непонятно. Столько этих решений... Вдруг не сохранилась бумажка, а? Снесут ведь гараж!...

Обладательница голоса тяжело вздохнула, и устало, но все-таки доброжелательно, ответила:

— Хорошо! Оставьте Ваши данные и напишите, в какие примерно годы Вам выделили участок. Зайдите завтра.

Блондинка неожиданно резво вскочила, суетливо порылась в сумке, что-то написала и, едва не сбив Андрея с ног, устремилась на выход. Даже спасибо не сказала.

— Прошу прощения, — заявил о себе Андрей.

Дверь дернулась, и из-за нее показалась удивленная 'хозяйка' архива. Очень даже интересная девушка. На вид ей было около двадцати пяти, но могло быть и больше. В огромных глазах читалась явная настороженность.

— Вы к нам? — Спросила она с таким недоверием, словно бы по ее личным ранжирам Андрей никак не мог претендовать на высокое звание исследователя, работающего в архиве. — Ищете решение райисполкома? Или за наследством?

— За каким-таким наследством? — Улыбнулся Андрей, протягивая архивной служительнице заветную бумагу.

— Да тут все как с ума сошли. Умер миллионер в Америке, а в завещании написал, что оставляет часть состояния своим родственникам из Беларуси. Сам он родом из Сожельской области, эмигрировал еще до революции. И вроде бы сестра у него тут оставалась. Да еще фамилия очень распространенная. В областной газете заметка была. Вот и идут к нам потоком люди 'за миллионами'. Хотя это не к нам надо, а в Минск, в исторический архив, — с улыбкой пояснила девушка, усаживаясь за компьютер.

Затем, наконец, заглянула в официальное письмо и мгновенно переменилась в лице. Недовольно поджав губы, она продолжила уже с морозцем в голосе. — У вас есть опыт работы в архивах?

Андрей кивнул:

— Да, я к вам прямиком из бывшего партархива. Полгода там провел. У вас тут, конечно, куда цивилизованнее условия...

Она распечатала несколько бланков:

— Вот, заполните, пожалуйста. Сейчас принесу справочник. Сориентируетесь по нему, какие описи и какие годы Вас интересуют.

Затем оценивающе посмотрев на Андрея, девушка задержалась на секунду и строго сказала:

— Я так поняла, Вам дано 'добро' на фотографирование. Единственное прошу: постарайтесь это делать не на виду у других исследователей. И не используйте вспышку — документам вредит. А освещения у нас достаточно. Договорились?

Это была Кира, старший научный сотрудник. Прямолинейная и насмешливая, неприязненная к представителям власти и причисляющая к этому племени 'официозного журналиста Боровикова'. Сколько Андрей помнил, она постоянно строчила на компе: то курсовые с дипломами для студентов, то сценарии к 8 Марта и прочим корпоративным праздникам, то главы книги научно-исторического характера (и каждый раз в качестве соавтора). Поговаривали, что, кроме всего прочего, Кира пишет кандидатскую. И когда успевала? Но в это вполне верилось.

В те зимние дни она дорабатывала в областном архиве последнюю неделю. И мыслями была уже на новом месте — в закрытом для исследователей архиве областного управления КГБ. Все сослуживицы исподволь завидовали: и по специальности работу нашла, что для архивистов не так-то просто, и оклад на порядок выше. Но вот прошла неделя, а Кира почему-то осталась.

В тот понедельник, увидев ее на прежнем месте, за компьютером в читалке, Андрей удивленно поздоровался и, получив в ответ неожиданно враждебный взгляд, даже растерялся. Но через неделю-другую про эпизод этот забыл. Почему Кира не перешла в архив КГБ, для Андрея так и осталось неясным. Впрочем, его это не особенно интересовало.

Второй служебный стол читалки принадлежал обаятельной даме предпенсионного возраста Анне Леонтьевне Грунько. Ироничная, с тонкими чертами лица и спрятанной в прищуре глаз недосказанностью, она довольно быстро нашла с Андреем общий язык. И вскоре завела традицию приглашать его на чайную паузу в смежный кабинет. Кира приняла это со скрипом, но возражать не стала. Анна Леонтьевна была ее прямой начальницей — заведующей читального зала.

Помнится, в первый день работы в читальном зале подчеркнутая вежливость и особое внимание старшей архивистки к его выбору документов насторожили Андрея. Он не понимал, что ею движет, решительно отказался и от чая, и от кофе. Но конфликтовать не хотел, и поэтому в следующий раз зайти на чайную паузу все же согласился.

Легкий интеллигентный разговор, обмен любезностями, явные попытки Анны Леонтьевны составить мнение об Андрее и характере его будущей книги, — все было вполне ожидаемо и вряд ли привело бы Боровикова в служебную комнатку вторично. Но он произнес фамилию 'Недозбруев', а Анна Леонтьевна тут же среагировала на нее.

И вроде бы ответила она общими фразами. Мол, материала в архиве на эту тему катастрофически мало. Но Андрей заметил, как порозовели ее щеки и обеспокоились глаза. И еще его удивило, что Анна Леонтьевна точно знала, что информации практически нет. А ведь в архиве хранилось несколько миллионов томов, и буквально пять минут назад именно она уверяла его, что многие из них толком не просмотрены исследователями.

Уже через неделю-другую Андрей привык обращаться к ее помощи в том или ином вопросе, делиться за чаепитием забавными фактами, прочитанными в документах девятнадцатого года. И Грунько, будучи серьезным, широко эрудированным профессионалом, толково разъясняла и комментировала непонятные моменты. Или разводила руками при действительно нелепых загадках.

Иногда речь заходила о Недозбруеве. Андрей всегда сам начинал эту тему. Анна Леонтьевна внимательно слушала его рассказы о найденных документах в партархиве, о выловленных фактах из Интернета, при этом помалкивала, но глаза ее где-то рассеянно блуждали. Словно она сама для себя что-то решала. И, видимо, однажды решила.

— А теперь я Вам кое-что покажу, — волнуясь, сказала она и достала из письменного стола прозрачный файл с какими-то распечатками, — думаю, Вас это заинтересует.

Андрею достаточно было взглянуть на первый абзац текста, чтобы ощутить предвкушение чего-то неожиданного и интересного. Лишь через какое-то время, едва совладав с не желавшим расставаться с бумагами наэлекризованным файлом, он смог вытащить из него листки.

Это были отрывки какого-то исследования. Пробежав глазами первую страницу, Андрей взволнованно вздохнул. Мятеж! Толковые мысли незашоренного, умного автора, непривычный ракурс, есть неизвестные факты. Прямо на распечатке сделаны пометки от руки. Что говорит об эксклюзивности экземпляра.

'...Железнодорожники жили в Залинейном районе. В центре же, в основном, — богатые евреи. Отношения между залинейными и городскими были весьма напряженными...*', — выхватился взглядом случайный абзац (* прим. автора — здесь и далее публикуются цитаты из незавершенной статьи историка-архивиста, выступившего прототипом Линева).

Текст пестрил многоточиями. Фразы были угловатыми и прерывающимися. По всей видимости, подразумевались будущие правки или же вноски.

'...Председатель Полесского комитета Лев Каганов в письме ЦК РКП(б) открыто пишет, что среди железнодорожников очень сильно распространены антисемитские настроения, так как торговая часть — в основном, евреи (в Новобелице — до 76 процентов). Активные партийцы — евреи. Поэтому вести партийную работу среди железнодорожников очень тяжело', — понимая, что зачитывается, Андрей почти сумел заставить себя оторваться от текста. Но через миг все же не удержался — заглянул в следующую страницу. А там и вовсе 'застрял':

'Загадкой до настоящего времени остается личность Недозбруева, который, согласно официальной версии, был во главе восстания. Документы того времени не сохранили ни фотографии, ни даже имени бывшего офицера царской армии, а потом то ли большевика, то ли эсера. Документально известно, что командующим 1-й Армии Русской Народной Республики Недозбруева назначил уже образованный Повстанческий комитет...

...Во всей этой истории за кадром остается главное: в какой момент и кем был создан Повстанческий комитет. В его состав вошли офицеры 67 и 68 полков во главе с зав. хозчастью Недозбруевым. В принятых комитетом воззваниях 'К гражданам', 'К войсковым частям Сожельской группы', 'К солдатам, рабочим и гражданам', к политическим партиям и профсоюзам объявлялось свержение Правительства Ленина-Троцкого и образование Русской Народной Республики с временной передачей полномочий власти Полесскому повстанческому комитету...

Одно можно сказать точно: не солдаты мятежных полков были инициаторами создания комитета'.

Встрепенувшись, Андрей понял, что не ко времени зачитался. И поспешил 'вернуться'. Анна Леонтьевна смотрела на него в упор и, прикусив губу, нервно вращала обручальное кольцо на пальце.

— Что это за записи? — изумленно выдохнул Андрей.

— Это черновик неопубликованной статьи нашего директора, — после паузы тихо сказала она.

Закашлявшись, добавила:

— Нашего бывшего директора! Он умер почти год назад. Неординарный человек... был... Все еще не могу поверить... Таким людям нет замены. Линев Дмитрий Николаевич, может, слышали?

Андрей что-то слышал. Задумался. И вдруг озарило:

— Подождите, это по его исследованиям телевизионщики фильм снимали?!

Грунько недовольно поморщилась и усмехнулась так, словно услышала нечто кощунственное.

— Да там от Линева почти ничего нет. Сняли что-то такое... тяп-ляп!... — в ее голосе чувствовалась откровенная обида. — А ведь Линев жил этой темой. Перерыл весь наш архив и, наверное, все белорусские, в Москве не раз бывал. Докторскую писал, да вот не закончил... У него хорошие связи с российской столицей были. Он архивный институт там заканчивал, и многие его сокурсники в московских архивах осели. На основе его черновиков и статей мы у себя в архиве организовали специальный фонд Линева.

Под впечатлением от обрушившейся на него информации, Андрей пытался понять, почему Грунько раньше ему ничего не рассказывала. Ведь он открыто говорил о своем остром интересе к этой теме. И хотел уже спросить прямо в лоб, как Анна Леонтьевна сама, словно догадавшись, поспешила ответить:

— В последнее время, перед этой неожиданной смертью, я помогала ему. Объем собранного материала был большим и довольно противоречивым. Вместе разбирали его записи. Вернее как — Дмитрий Николаевич расшифровывал черновики и диктовал, а я набирала текст на компьютере. Но мы так и не успели... — она ненадолго замолчала, опустила глаза и уже совсем тихо добавила. — Он умер... А потом все пропало.

— Что пропало? — нетерпеливо уточнил Андрей. Анна Леонтьевна подняла лицо и пристально посмотрела на него сквозь поблескивающие очки в золотистой оправе. Глаза ее будто смеялись, но плохой это был смех. С обидой, разочарованием и пустотой.