| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вот в Бреазе был ветер, — сказал король. — И подобных штормов я в жизни не видел. Местные говорят, сильным ураганом из моря выворачивает рыбу, а потом бывает рыбный дождь.
— После такого дождя им не придется голодать, — проговорил Филипп.
— К тому же в их проклятых замках не топят вовсе, по аргоатской моде. Мне долго пришлось внушать им, что их король — не аргоатец. Некоторые так и не поверили.
Они оторвались от остальных, и Филипп был этому рад. Король, кажется, тоже. По-крайней мере, усталость, тщательно прикрываемая маской бесконечного терпения, сейчас исчезла из его глаз. Филиппа Тристан завораживал. Озноб оставлял, когда он ехал вот так бок о бок с Его Величеством.
— Хороши бы мы были без Бреазы, если б Аргоату вздумалось сунуться. Господи, иногда я чувствую себя рукодельницей, у которой шитье трещит по всем швам: кидаешься в одном месте зашивать, а в другом разлезается... Ладно, хоть Галанс успокоился
Галленце — обычно поправлял Умбрио. Но Галленце давно уже не был чезарским, скоро и Умбрио с этим смирится и будет произносить как все...
Тристан остановил коня, замер, подняв лицо кверху, к горам. Филипп молчал рядом, слушая так хорошо сложившуюся тишину — только спокойное дыхание гор и покрикивание птиц — и думал, что, должно быть, в свои ночи король вот так же смотрит на луну.
И воет.
Тот очнулся. Сказал светски:
— Вам не очень повезло с урожаем, если я не ошибаюсь.
— Засуха, Ваше величество, — ответил Филипп, стараясь не представлять себе севшего на плечо Тристана козодоя. — И зима была... не слишком удачная. Но мы справимся. В замке есть кое-какие запасы. Если станет совсем худо, будем раздавать еду в деревнях. И Орден Данны поможет.
— Раздавать еду? — хмыкнул король. — Смотрю, эта политика входит в моду.
— Отец всегда говорил: если собака начинает лаять, ей надо бросить кусок.
"Мне хватает врагов по ту сторону границы, не хватало только бунта по эту сторону..."
— Удивительно, — проговорил Тристан. — Ваши предки создали здесь какое-то идеальное государство. Правда ли, что покойный герцог ездил по своим владениям без охраны?
Филипп кивнул.
— И народ у вас... самый разнообразный, я погляжу. Кого только нет. Бреазцы, чезарцы... этот ваш медикус, он кто? Драго?
— Сарав, — осторожно сказал Филипп.
— Будто бы есть разница... И святой отец, исповедующий моего бога... Из Аргоата?
— Из Армора, Ваше величество.
— И то легче.
— Но, сир, — Филипп выпрямился в седле, — все они здесь по Праву Щита. И верно служат Флории.
— Да не смотрите вы сычом, Авера! — отмахнулся Тристан. — Разве я у вас выдачи требовать собираюсь? Ах, оставьте. Напротив, в меня это вселяет надежду.
Филипп заоглядывался. Они отъехали слишком далеко. Но здесь не те места, вряд ли надо ждать случайной стрелы.
— А вам бы сейчас пригодился Местальский тракт, — заметил король.
Филипп только вздохнул. Раньше, если был неурожай, все возили из соседних провинций. Но из чумного Альери не повезешь ничего, а Лиранду лето высушило и спалило, тамошний герцог сам готов просить помощи.
— Мы пытались защищать и тракт, но в одиночку это трудно, — а ведь свита явно отстала не случайно.
— А с помощью сальванцев вы бы справились с защитой?
Да что ж он у меня спрашивает, беспомощно подумал Филипп. Какого лешего он не говорил об этом за Столом?
Там-то были люди, способные ответить...
— Я не знаю, — начал он, — насколько Хосе Эскория вообще настроен нам помогать.
— Возможно, после того, что Валенсиада услышит, вы не будете иметь дело с Эскорией.
Филипп пожалел, что не родился чезарцем и не умеет слушать молчание. Чего король хочет — расчищенного Местальского тракта взамен двух возвращенных Сальванцу деревень? Но согласиться на сальванские войска у своих границ; но убрать наместника, который тем и был хорош, что не мешал...
Или тонкий, рискующий прохудиться мир уже не устраивает Тристана, и ему нужен прочный союз?
— Я хотел говорить об этом с вашим отцом, — произнес король, глядя перед собой.— Но видите, как получилось...
— Мне тоже очень жаль, Ваше величество, — ровно сказал Филипп.
— А вы не дерзите королю, — обернулся к нему Тристан. — Нехорошо...
Филипп втянул воздух сквозь стиснутые зубы:
— Простите, сир, я... Да стой, Сволочь!
Монарх только поднял брови.
— Так зовут моего коня, сир, — пояснил Филипп, удерживая Сволочь, которому вздумалось испугаться вспорхнувшей из-под копыт птицы. Герцог чувствовал себя глупцом; ребенком, которому отлучившиеся родители доверили занимать гостя, а он взял и пролил на того вино.
— Когда перечисляют достоинства Аверы, — качнул головой Тристан, — отчего-то забывают упомянуть чувство юмора здешних жителей. Остановите коня, давайте пройдемся...
Он соскользнул с седла, неслышно ступил на траву. Филипп со Сволочи свалился, как всегда, мешком. Привязал обоих коней и поспешил за Тристаном, который шагал через деревья к прогалине. Король шагал неслышно — как разведчик; как животное. Под ногами Филиппа безжалостно хрустели и скрипели сухие ветки.
— Судя по тому, что мне доносят, Хосе Эскория больше интересуется доходами с продажи коччи. Оттого и закрывает глаза на либертадорес, — сказал король, когда они добрались до выбеленной солнцем лужайки. Он озирался в поисках удобного места, засмотрелся на высокий дуб с толстым замшелым стволом — Филипп догадался бросить под дерево свой плащ.
— Но Валенсиаду вдруг стала волновать судьба Месталии. А Сальванец мне сейчас нужен. Иначе я не стал бы год назад изображать дурака, когда его послы рассказывали мне о "кучке местальских бандитов", за которых его величество Валенсиада ответа не держит.
— Так и сказали? "Кучка бандитов"?
— Представьте себе, — кивнул Тристан.
— Голых, нищих и безоружных, — хмуро сказал Филипп. — А мы с ними так жестоко обошлись, просто сердце кровью обливается.
Король расхохотался, смех был абсолютно искренним, и Филипп по-детски возгордился.
— Страну им не развалить, — сказал монарх уже серьезно. — Для этого нужен по меньшей мере новый Да Коста, но сделать, чтоб мы сцепились с Сальватьеррой... Что было бы кое-кому чрезвычайно на руку...
— Ваше величество, — тихо спросил Филипп. — Мы... то есть Флория собирается воевать с Державой?
Тристан посмотрел прямо и остро:
— А как вы думаете, герцог? Вы военный человек — разве вам не кажется постыдным то, что мы не вступили в войну еще двадцать лет назад? Разве не должна Флория стоять на страже справедливости, бороться с остландской заразой? Ваш лекарь-сарав — разве не обижен на моего отца за то, что он предал их с Договором? Вам, наверное, и самому хотелось бы отправиться на восток — и покрыть себя славой?
Филипп понимал, что должен отвести глаза. Но не мог. Сейчас — не мог.
— Простите меня, сир, — сказал он. — Но нам тут вполне хватает границы. Чтобы умереть, местальской стрелы достаточно. Хотя... и здесь попадаются стрелы из Остланда. Но я молюсь всему Кругу, чтобы местальцы остались единственными, с кем нам придется воевать! И потом...
Он осекся.
— Ну, — сказал король. — Говорите. Я слушаю.
— Мы же проиграем, сир, — сказал он. И слишком поздно прикусил язык.
Тристан снял с пояса фляжку, приложился от души. Протянул Филиппу:
— Выпей...те со мной.
Ему будто протягивали парадную корону. По-простому висящая на поясе фляжка была не простой: с боков и с крышки сверкали рубины.
— Возьмите, — улыбнулся Тристан. — Не отравлено, не бойтесь. Мои пробовальщики уже проверили.
Филипп потянулся — осторожно. Отпил из горлышка, к которому за миг до этого прикасались тонкие темные губы его короля.
— Ну вот, — сказал Тристан, — теперь вы знаете, о чем я думаю. А о чем я думаю... а, герцог?
"О том, что я прав, — подумал Филипп. — Потому что иначе война бы уже шла. Началась бы еще тогда... из-за Галанса".
Но сказать он ничего не смог. Умбрио нашел бы, что ответить; а он только выдавил:
— Ваше величество...
— Я думаю, что вы правы, — сказал Тристан. — Никто не хочет понять этого, хотя мой дед их предупреждал... даже он видел, к чему дело идет. Цесарь подминает под себя все, до чего дотягивается. Я говорю им: посмотрите на Саравию, на Чеговину. Посмотрите, что они сделали с эльфами. Уж если справились с Перворожденными, с нами точно справятся. А они зовут меня трусом...
— Вы не допустили войны, сир... То есть — здесь так говорят.
— Так? — король взглянул коротко и цепко. — Мне нравится здешняя манера изъясняться. В Люмьере вот говорят, что я поджал хвост...
— Как вам это удалось, сир? — Филипп понимал, что о таком не спрашивают, и это не его дело. — Цесарь... он ведь никого не слушает.
— Цесарь потребовал "Жанетту" — и я отдал ее вместе с экипажем. И... на самом деле гораздо больше. Наши корабли теперь не будут ходить к Скалам.
— И все же он отвел войска обратно в Саравию. Я не думаю, чтоб он испугался. И я не строю иллюзий относительно того, что он ограничит свои ... аппетиты теми землями, что за Ледено. Когда-то мы думали, что он не пойдет дальше Бяла Горы.
Тристан сорвал тонкий стебелек с белым пушащимся концом, зажевал.
— Я думаю, что Цесарь ждет более подходящего момента.
"Например, когда мы сцепимся с Сальватьеррой. Слава Кругу, что я не дал Гуго казнить заложников, — подумал Филипп. — Слава Кругу..."
— Сейчас он больше занят Пристеньем, да и война в Эйреанне отнимает силы. Но когда-то... В какой-то момент Цесаря все равно придется останавливать. Однако, друг мой, я не хочу делать это в одиночестве.
Монарх замолчал, перекатывая во рту стебелек. Богам надоело играть со светом и тенью, и солнечные полосы промеж деревьев погасли. Низко и торопливо пронесся ветер, цветы беспокойно закивали головками. Скоро нужно будет уходить. Под крышу.
— Я вот смотрю на восток, — вновь заговорил Тристан. — На эти варварские племена. То у них драго режут чеговинцев, то саравов, а когда драго устают, саравы сцепляются с чеговинцами. А что Цесарь? Цесарь повязывает салфетку, берет вилку и кушает их сырыми. Пусть я буду гнить, Авера, если через пару лет он не объявит эти земли какой — нибудь Единой Драгокраиной под протекторатом Державы!
А вот чезарцы. Мошенники, разумеется, все до одного. Однако же они перестали воевать. До Капо Дольче... вы и не знаете, поди, что тогда было.
— Знаю, — сказал Филипп.
— А теперь? Ни одной войны между городами — просто Классическая эпоха. Они поняли, что золотом можно добиться того, чего не добьешься кровью. Капо... получил, что хотел. Объединил Чезарию. Хотя вряд ли он об этом думал, когда его вешали. Это ведь их пословица — "Лучше вовремя испугаться...
— ... нежели не вовремя умереть", — закончил Филипп.
— Абсолютно верно. Только бояться следует, кого нужно. Не Сальватьерру. Не Месталию. Смешно — я говорю это герцогу Аверы!
Деревья зашумели, предупреждая о дожде. Король вскочил на ноги. Подобрал плащ, отряхнул, отдал Филиппу.
— Время меняется, Авера. Эльфы не заметили смены эпохи — и где сейчас эльфы? Мы не можем больше воевать ни с Сальватьеррой, ни с Чезарией, ни даже с Аргоатом, чтоб его корриганы пожрали. Мы просто не можем себе позволить такой роскоши. Если... Когда нам придется схватиться с Цесарем, я хочу, чтоб Шесть углов нас поддержали.
На сей раз Филипп услышал и то, чего Тристан не сказал. Если Цесарь будет знать, что против него — весь Шестиугольник, возможно, им вовсе не придется воевать.
Глава 6
Он поехал к Дальнему пределу ранним утром. Поднялся на стену. Рассвет был мутным, тошнотворно-розовый мешался с серым. Внизу бряцали оружием заспанные гарды. Следовало позвать кого-то, хотя бы Дюрока. А не пробираться на укрепления, будто вор.
Впрочем, у них будут свои мертвые. А он хочет похоронить своего.
Филипп прислушался к ветру. Не хватало еще потом вычесывать прах Лучо из волос. Следовало открыть крышку и перевернуть кубок. Но он зачем-то вытряхнул немного праха на ладонь. Постоял неподвижно, пытаясь понять, как эта кучка серой пыли соотносится с его отцом. Где-то в глубине горла возникла слабая тошнота. Отторжение.
"Ну что, — сказал Филипп своему отцу, — что, теперь ты тоже считаешь, что победил? Сколько раз ты меня унижал, смешивал с грязью? А теперь я сам смешаю тебя с землей. Просто отряхну прах с ладоней и пойду дальше".
Короткий порыв ветра смел горсточку праха с его руки. Филипп запоздало сжал кулак, но там почти ничего не осталось.
Той ночью, на Дальнем, когда они боялись, что подкрепление не придет вовремя — Филипп стоял на стене, машинально поглаживая рукой прохладную поверхность камня, и думая о том, каким образом они с отцом оба умудрились остаться живы. Он знал, что к утру это уже будет неважно. Их мало; и они позволили местальцам зайти слишком далеко. Филипп услышал, как солдаты приветствуют герцога, но оборачиваться ему не хотелось.
"Он спас вас, мессир" — сказал Умбрио, шепеляво, с трудом шевеля разорванным ртом.
Тяжелые шаги приблизились, и Филипп замер.
— Пиппо, — позвал Лучо.
Филипп заставил себя глубоко вздохнуть, чуть не насильно расслабил напрягшуюся спину. Что за глупости; он не боится отца больше.
— Сынок, — сказал Лучо.
— Их много, — сказал Филипп. — Если ваши вассалы забыли о нас, то можно считать, что и боги забыли.
Герцог встал рядом, неуклюже взъерошил ему волосы, стиснул плечо.
— Пиппо. Мальчик... Если они все-таки не успеют...
Филипп вывернулся:
— Что-то вы расчувствовались, отец. Не беспокойтесь, я вас не опозорю. Я могу умереть не менее достойно, чем любой на этой стене. Если постараюсь.
И пошел прочь, не оборачиваясь.
Судорогой вдруг скрутило душу. Он вцепился изо всех сил в край стены, уставился в небо.
"Вот слабак", — откуда-то из-за его плеча сказал Лучо.
"Не дождешься".
Филипп бережным движением перевернул кубок и проследил, как темно-серым мазком кисти по воздуху — сначала резким, а потом расплывающимся — разлетается покойный герцог де Рампар. Теперь он навсегда останется охранять укрепления. Как там? "Прах наших предков бережет нас"...
— Мессир, я говорил с графом Форже за ужином. Он подавлен; сожалеет о том, что вам пришлось ехать к нему.
— Я тоже об этом сожалею. Только граф здесь ни при чем. Отец приказал мне ехать.
— Форже сказал, что вы покинули его на следующее утро; странно — мне казалось, вы провели там три дня...
— Заплутал на обратной дороге.
— Заплутали? Да где же, герцог?
— А это так важно? Мне хотелось побыть одному. Я немного поездил... по дорогам. Боги моего Круга, вы думаете, я не вернулся бы раньше, если б... Думаете, я вообще бы его послушал — если б знал?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
