Продолжение 13

— Ну и что ты кошмаришь, Иваныч?

— Дык ета... Генералы же...

— Ну, во-первых не наши, а германские, а во-вторых — если враг не сдается, его уничтожают. Они кричали, что хотят в плен, ручки свои поднимали?.. Нет?.. Ну, а на "нет" и суда нет. Найди мне лучше хоть кого-нибудь, кто может сказать, кто это. Вдруг хоть один раненый какой найдется.

Выхожу на улицу понаблюдать, как бойцы основательно и с чувством трофеят охрану и генеральские авто, не забывая, однако, оглядывать окрестности. Вдали появляются всадники, судя по всему, Анатоль закончил "переселение душ" и теперь едет похвастаться. А вот и он сам, издали машет рукой... Сзади раздается шум, на улицу штурмовики на пинках выносят бледного, как полотно, егеря.

— Залез, гнида под стол, да еще трупешником сверху прикрылся. — Конвоир поясняет причину недовольства.

— Ты кто такой? — Пытаюсь лишний раз попрактиковаться в немецком языке.

— Гефрайтер Шикльгрубер, герр... официр! — Мелкий тщедушный, но с роскошными "казеровскими" усищами, немец пытается изобразить строевую стойку.

Где-то я эту фамилию уже слышал... И только спустя секунду до меня доходит!!!.. Твою ж маман!!!.. Алоизыч, с...ка помойная?!!..

— Кто?!!..

— Гефрайтер Шикльгрубер, 21-й резервеягербатальон (Айнундцванцигсте Резервеягербатальон), герр официр! — Ганс пытается еще больше вытянуться.

— Имя! Как твоё имя?!..

— Арндт, герр официр!

Ф-ф-у-х-х!.. Блин, вот бывают же совпадения! Я уж решил, что с бесноватым фюрером повстречаться довелось!..

— Кто из генералов был в штабе?..

— Командующий армейской группой генерал от инфантерии фон Войрш, командир Силезского ландверного корпуса генерал-лейтенант фон Кёниг, командир 3-й ландверной дивизии генерал-майор фон Войн, командир 4-й ландверной дивизии генерал-майор фон Брицке! Все они собрались на совещание...

— Откуда ты это знаешь?!

— Main kamrad ist... war shreiber im Hauptquartier! Мой друг... был писарем в штабе!

Замечательно! У гансов теперь и решения принимать некому!.. Внимание привлекает быстрое движение сбоку. Василь с перекошенным от ненависти лицом, держа в руках подобранный германский тесак, несется к ефрейтору. Еле успеваю перехватить мальчишку, выбить нож и удержать бьющееся в истерике тощее тело...

— Ты ж абяцау!!.. Ён за галоунага быу!!..

Парня трясет как в припадке, передаю его подскочившим драгунам, а сам, обо всем догадавшись, поворачиваюсь к немцу...

— Так ты, тварь вонючая, знаешь русский?.. Отвечать!

— ...Та... Я ест немного разговаривайт, герр официр... — Ганс снова покрывается смертельной белизной.

— Откуда?

— Я биль работайт Россия... После учеба университет...

Это там тебя профессора нашпиговали своими идеями пангерманизма? Ну так сейчас тебе, падаль, придется подохнуть за эти идеи!.. Посмотрим, какой из тебя получится истинный ариец с нордическим и стойким характером...

— Так, значит, вы, немцы лучше нас, да?!!.. Типа, высшая раса, сверхчеловеки, бл...?!!.. И потому можно насиловать наших женщин, чтобы они рожали только от вас?!!.. Тебе, сволочь, этим заниматься уже не доведется!!!..

"Бетя" в руках, палец жмет на спусковой крючок, пули вспарывают ширинку на ефрейторских штанах. Дикий вой, представитель высшей расы корчится и извивается на земле, пытаясь хоть как-то зажать хлещущую кровью рану руками...

Делаю несколько шагов навстречу подъехавшему Анатолю, останавливаюсь, бабахает еще один выстрел... Контрольный... В голову...

Как там, в той легенде? Рыцарь, убивший дракона, сам становится им?.. Не хочу...

— Денис, ты неисправим! — Дольский спрыгивает с коня и, довольно улыбаясь, идет навстречу. — Как только слышен бешеный рёв, а затем выстрелы — значит, там капитан Гуров воюет!

— Как говорят наши заклятые союзники, однообразие — признак стабильности. — Парирую наезд и перехожу к серьезным делам. — Как справились?

— Вчистую. Как ты говоришь, с сухим счетом. — Анатоль шутливо щелкает каблуками. — Докладываю, господин капитан: к казармам подошли тихо, спасибо мальчишке, всё правильно нарисовал. Часовых сняли, пулеметы расставили. Потом в качестве сюрприза пару гранат в окна кинули. Германцы наружу дернулись, тут мы их со всех стволов и причесали. Они обратно, а там уже штурмгруппа их поджидает, через крайние окна запрыгнули. Встретили их из "стенек"... В-общем, патронов у нас почти не осталось. Сказал своим, чтобы трофейными маузерами вооружились.

— Сколько их там было?

— Две роты, человек под триста с хвостиком. Больше половины — "двухсотые", из остальных уцелело около тридцати-тридцати пяти, остальные — раненые. Заперты там же в подвале, часовые и сторожевое охранение выставлены. Лагерь с пленными тоже наш, охрана пару раз только выстрелить успела. Я пока что полувзвод там оставил за порядком смотреть, мало ли что. Еще два десятка в тюрьме порядок наводят. Эти вообще сдались без сопротивления. Остальные перебирают трофеи на складах...

— Добро, Анатолий Иванович. Пошли-ка в штаб заглянем, в картах пороемся, там вся схема обороны должна быть. Только не удивляйся иллюстрации к старинной русской поговорке.

— Это какой же?

— Лес рубят — щепки летят... А потом рванем к Пепеляеву, там тоже всё стихло. Собираем отряд и думаем что делать дальше...

Анатолий Николаевич встречает нас на станции, выслушивает краткую версию произошедшего в казармах и штабе, делает удивленные глаза при известии о "геройской" кончине генералов, и на мое объяснение, что столь важные "гости" тормозили бы действия отряда, выдает интригующую фразу:

— У нас потерь нет, уцелевшие германцы заперты в пакгаузе, ждут своей участи. Мои разведчики наткнулись в вагонах на четыре пулемета в ящиках, и еще кучу всякого добра... Ладно, Бог с ними, с генералами, но вот на путях Ваши захватили такой удивительный трофей, что, боюсь, с ним Вам расстаться будет очень трудно. Только диву даюсь, никогда еще о таком не слышал.

М-да, я о таком тоже не слышал, точнее, то, перед чем сейчас стоял, в нашей истории было изобретением не сумрачного германского гения, а шедевром русской инженерной мысли и называлось, если я правильно помню, броневагон "Заамурец". Читал о нем когда-то в "Моделисте-Конструкторе". Приземистая, длинная платформа, обшитая бронелистами под рациональными, замечу, углами наклона, спаренные колесные тележки спереди и сзади, клепаные многогранные орудийные башни над ними, четыре пулеметных амбразуры с каждого борта, невысокая командирская башенка посередине с выступающими рогами дальномера. Залезаю внутрь и тут же бросается в глаза главное отличие — два двигателя внутреннего сгорания вместо паровой машины, как на обычных бепо... Да уж, эту игрушку даже подрывать жалко!.. Хотя... Зачем портить такое великолепие?..

-Так, господа офицеры, я думаю, этот мастодонт обязательно поедет с нами.

— Денис Анатольевич, Вы, что, думаете, сможете управлять этой махиной? — Пепеляеву приходится удивиться в очередной раз.

— Как говорила одна дама, когда ее спросили, умеет ли она играть на рояле, — "Не знаю, еще не пробовала". Но надеюсь, что не намного сложнее, чем автомобилем. Дайте мне полчасика и освободите путь шагов на двести в каждую сторону...

Забаву пришлось отложить из-за раздающегося свиста "Тревога!". Ствол уже в руках, глаза отслеживают дозорного на крыше, указывающего рукой в сторону источника опасности. Из-за деревьев видны клубы дыма, явно говорящие, что к нам в гости едет какой-то припозднившийся "паровозик из Ромашково". Только вот вряд ли пассажиры говорят на русском языке. Раздается гудок, из-за поворота появляется локомотив с десятком вагонов. И если верить биноклю — пассажирских, значит — там полно зольдатенов. К нам гости?.. Очень некстати!..

— Всем укрыться! Анатоль, пулеметы на второй этаж, расставить по окнам. Если что, по моему сигналу... поднятой вверх руке, открывать огонь на поражение.

— Денис, ты что задумал?!

— Попытаюсь принудить их к сдаче, не принимать же бой с такой оравой. Пока они в вагонах, у нас есть шанс!

Дольский, поняв ход мысли, командует своим "кентаврам" и через минуту перрон пустеет. Теперь дело за Пепеляевым.

— Анатолий Николаевич, найдёте хотя бы четверых человек, умеющих обращаться с максимами?.. Хорошо, сажайте их в броневик и пусть будут готовы повоевать... Да, кто-нибудь из станционного начальства остался?

— Сам комендант. Скучает вместе со всеми.

— Давайте его сюда и пошлите кого-нибудь найти белую скатерть, или простыню.

— Хорошо, Денис Анатольевич. Если не возражаете, я составлю Вам компанию...

Состав медленно втягивался на станцию и в будке машиниста, наверное, очень удивились одиноко стоящей на перроне компании из двух русских офицеров с огромным белым флагом и германским начальником станции. Ганс поначалу обрадовался, когда его вытащили из темного подвала, но, узнав зачем, снова сник. И вдобавок ко всему поимел приступ словесного поноса. Пока мы ждали, он успел сбивчивой скороговоркой рассказать нам, что железнодорожники — совсем мирные люди, и что никого из русских они и пальцем не тронули, наоборот, за последний год построили и перешили на более цивилизованную европейскую колею более тысячи километров дорог, восстановили около сотни мостов. Ну, как они строят дороги, я еще по Нарочи помню, так что пришлось вежливо оборвать докладчика фразой "Раух, битте!".

Паровоз останавливается так, что первый вагон оказывается прямо напротив нас. Как-то вдруг стало очень неуютно стоять под взглядом не одного десятка глаз, причем, очень немногие были недоумевающими и удивленными, подавляющее большинство было готово моментально прицелиться, как только прозвучит долгожданная команда "Фоер!". К счастью, у гансовского начальства хватило ума сообразить, что подобная наглость должна иметь под собой веские основания. Из вагона появляется этакий образцово-показательно-прусский оберст в сопровождении майора и гауптмана и, не торопясь, шествует к нам. Из соседнего вагона выходят несколько офицеров, не желая, видимо, пропустить интересное зрелище.

— Что это означает, господа? — Похоже, немец еще не решил, в каком ключе надо общаться, и на всякий случай разговаривает вежливо. — Вы желаете сдаться германским войскам?

Ну-с, очередная практика в немецком. Надеюсь, Анатолий Николаевич его с гимназических времен не забыл и всё поймёт.

— Гутен таг, герр оберст. Между прочим, для полного соблюдения этикета Вам не мешало бы представиться.

— Оберст фон Кэрн, командир 51-го ландверного пехотного полка. — Немец на автопилоте называет себя и только потом, наверное, соображает, что мы, как младшие по званию, должны были сделать это первыми. — Так вы сдаетесь? Кто вы такие?

— Начнем с конца... Капитан Гуров, командир 1-го отдельного Нарочанского батальона. — Кидаю руку к фуражке, дабы полностью соблюсти ритуал.

— Штабс-капитан Пепеляев, командир команды разведчиков 42-го Сибирского стрелкового полка. — Не отстает от меня Анатолий Николаевич.

— Что же касается первого вопроса, — сдаваться в плен мы отнюдь не желаем, наоборот, предлагаем вам и вашему полку сложить оружие. В противном случае вы будете уничтожены вплоть до последнего человека.

Немая сцена. Выпученные глаза и отвисшие челюсти у всех троих... Подождем малость, пока вернется дар речи...

— Вы сошли с ума! У меня под рукой около тысячи солдат! — Фон Кэрн всё еще не может прийти в себя. — Стоит мне скомандовать...

— Простите, герр оберст, я пока нахожусь в здравом уме и твердой памяти! Этот человек может подтвердить, что станция захвачена русскими войсками. — Комендач со страху способен только кивать головой. — Хотите доказательств? Смотрите!

Вскидываю вверх руку, тут же со стороны вокзала раздается звон битого стекла и, хоть и не вижу, но спиной чувствую, как появившиеся в окнах тупые рыльца пулеметов начинают ощупывать состав от паровоза до последнего вагона.

— Кстати, вон там тоже мои люди. — Кивком показываю оберсту на шевелящийся ствол носового орудия броневика, стоящего неподалеку на соседнем пути. — На такой дистанции не нужно быть даже артиллеристом, чтобы попасть по вагонам. И стоит там что-то достаточно убийственное калибра где-то шесть сэме... Как вы думаете, двух, или трех минут хватит, дабы устроить здесь большой погребальный костер, чтобы вашим солдатам удобнее было попасть в Вальгаллу?.. Для этого мне нужно только резко опустить руку вниз... Даю вам минуту на размышление...

Вся троица пытается испепелить меня взглядами. Вот так-то, господа германцы, ваша здесь не пляшет. Вот, уже торговаться начинаем...

— Какие мы имеем гарантии? — Оберст медленно, как бы через силу, произносит эти слова, затем после секундной паузы добавляет. — И как вы оцениваете свои шансы остаться в живых, если начнется стрельба?

— Я даю вам слово офицера, что в случае добровольной сдачи никто вас пальцем не тронет. Что же касается меня лично, в свое время я достаточно долго общался с одним японцем. Он рассказывал мне о кодексе чести самурая... Там есть хорошая фраза "Если воин стоит перед выбором жить, или умереть, он должен выбрать смерть"...

А всё равно стрёмно! Кто-нибудь случайно нажмет на спусковой крючок, тут такое начнется!.. Хотя я это вряд ли увижу. Как там тот римлянин говорил?.. "Пока я жив, смерти нет. Когда она придет, я умру. Значит, мы с ней никогда не встретимся".

Отпущенное время подходит к концу, фон Кэрн наконец-то принимает правильное решение. Медленно расстегивает кобуру и достает свой люгер. Офицеры позади него начинают что-то зло бурчать вполголоса.

— Что я должен сделать дальше?

— Во-первых, отдать письменный приказ о сдаче, передать знамя, полковые документы, казну и печать... — При этих словах немец набычивается и сжимает кулаки, но, видя мое покачивание головой, сникает и, как будто, сдувается. — Во-вторых, солдаты по команде своих командиров выходят поочередно из вагонов и с поднятыми руками идут вон в те пакгаузы. Офицеры могут оставить при себе личное холодное оружие, все остальное вооружение остается в эшелоне... Поймите, герр оберст, вы проиграли. Но теперь только от вас зависит, умрет сейчас тысяча подданных вашего кайзера, или останется в живых.

— ... Хорошо... Мы сдаемся... Хотя со мной следует только первый батальон... — Полковник всё же подчиняет эмоции жесткой логике. — Майор фон Виттель, подготовьте приказ... И передайте этим русским офицерам штабную документацию и всё остальное... Только знамя полка вы не получите. — На его лице мимолетно проскальзывает язвительно-торжествующая усмешка. — Уже почти год полковые и дивизионные знамена хранятся в штабах корпусов...

Штабной вагон уже под охраной двух унтеров, последний немецкий солдат, пройдя мимо редкого оцепления из свободных штурмовиков, скрывается в темноте склада. Германский полковник, закаменев стоявший всё это время рядом, поворачивается ко мне.

— Вот и всё... Теперь вы позволите мне побыть несколько минут в одиночестве?..

Он, не торопясь, тяжелым шагом уходит за один из пакгаузов, на ходу доставая из кармана портсигар. Кивком прошу Пепеляева присмотреть за немцем и иду учиться управлять железнодорожным "танком". Но дойти не успеваю, от складов слышится негромкий одиночный выстрел. Поворачиваю и несусь обратно.