Зачистки заняли час, потом столько же — свести три лодки вместе, потом отдых. Часы показывали почти шесть вечера, скоро закат. Посовещались, решили пока собрать все пять лодок в кучу. Отправили людей отдыхать, у нас еще ночью дела есть, да и пошли на парусе к первым двум лодкам.
До темноты успели собрать все в кучу. Теперь из лодок получилась кровавая пятиконечная звезда. Если кто наткнется — даже лезть туда не посмеет, такая жуткая картина. Солнце садилось за лес, а на волнах медленно покачивались лодки, набитые трупами. И тишина... Жуть.
Я тоже прикорнул несколько часов, в три часа ночи меня разбудил дежурный матрос. Мы подняли часть команды, тех, кто получше стрелял. Сейчас и испытаем мою каверзу. Кнут вывел нас на ту же точку, с которой мы начинали битву, по темной полосе берега сориентировались по направлению, и пошли. Без паруса, на машине. В ночной тишине она добавляла жути своим гулом в воде. А нам того и надо.
Лодки данов, оставшиеся пять, стояли на прежнем месте. На пляже горели костры, несильно. В этот раз дежурные данов не дремали, как утром. Мы пошли вдоль пляжа. Тучи на небе не давали лунному свету пробиться, мы шли, как призраки. У прожекторов стояло по одному человеку, рядом с ними — лучшие наши стрелки. По команде, отданной шепотом, они зажгли фитили, и направили их на стоящие суда данов. Удивленный возглас, еще один, приглушенный звук выстрела, вопль, на судах началось шевеление! О Хосподи, сколько их на лодках-то! Мы думали попугать, да не дать выспаться, а их командир после потери пяти судов наверно разместил оставшихся бойцов прямо на лодках, на случай атаки на рассвете или ночью!
Мешанина тел — в нее летят чугунные пули. Стреляют все, даже я, целиться не надо. В мертвенном желтом свете ослепленные, сонные даны закрывают глаза руками, орут что-то про Одина и других богов. С нашего судна летят пули, мы медленно продвигаемся вдоль строя,
молча, таков был план запугивания. Клубок окровавленных, воющих данов пытается прикрыться щитами — но с десяти метров пули пробивают их, вгрызаются в тела. Отдельные крики противников сливаются в душераздирающий вопль. Наши мурманы, те кто спал, выбегают на палубу, хватают винтовки и стреляют по данам. Хлопки сливаются в непрерывный приглушенный треск. Обеслав тащит запасные магазины, слышен звук разорвавшегося баллона, резкий скандинавский мат, который заглушается новой порцией криков. Я лихорадочно вкрутил последний магазин, мне под руку кто-то сует запасной. Краем глаза понял, что это бледный, как смерть, Обеслав. Пых! Пых! Пых! Замена магазина, мы проплывали в конце строя данов, отстреливая все, что шевелится и не шевелится. Это не бой. Это убийство. Геноцид. Начинают гаснуть прожектора, первым потух центральный. С гулом винта, доносящимся из под воды мы в темноте покидаем место стоянки данов. В след нам несется протяжный, тяжелый вой, перемежаемый отдельными стонами.
Мы зашли за мыс, в темноте сложно что либо понять, но Кнут вел нас чутьем опытного моряка к месту, где были связаны лодки данов, уничтоженных днем ранее. Восток чуть просветлел — скоро рассвет. Настало время привести в порядок наше воинство. При тусклом свете скипидарных светильников, мурманы собирались на центральной лодке, складировали винтовки и пустыне магазины. Ход лодки начал замедляться — Обеслав наполнял баллоны воздухом. Наконец, последний мурман подошел ко мне. Это был Торир. Убрав личину, он тяжело дышал в капитанской рубке. Настроение было мрачным у всех, главный мурман был чернее тучи.
— Ты как? — я похлопал его по плечу.
Странно, но после этого боя лучше всех чувствовал себя я. Наверно, сказался опыт из будущего, фильмы и хроники с такими вот массовыми убийствами, работой пулеметов, бомб, снарядов.
— Неправильно это. Страшно и неправильно, — слышать такое от убеленного сединами вояки Торира было непривычно, — не битва это, убийство. Нет тут чести и славы.
— Потери у нас есть?
— Нет. Оружие только испортилось, — мурман показал мне винтовку с перекошенным казенником.
— Ну раз потерь нет, значит, все мы правильно сделали. Чести и славы для них тоже никакой, сами сюда пришли грабить и убивать. Только не рассчитывали, что на нас напорются, вот и нашла коса на камень.
— Так не воюют, — резко ответил Торир и зло посмотрел на меня.
— Теперь — воюют, — не менее резко ответил я, — или ты бы хотел, чтобы даны тебя с дружиной еще там, у нас в деревне перебили? Что бы тогда с твоими людьми дома стало? С дочкой? С семьями дружинников. Не мы эту войну начали...
— Один...
— Да Один твой, Перун который, в ножки нам поклониться должен! Его люди верх одержали, не хитростью, ядами и обманом, а головой и руками! Или забыл, сколько мы пахали у нас в деревне, чтобы победу эту обеспечить? Сколько пота извели? Сколько людей до этого потеряли? Или забыл уже идола дубового, да табличку на нем, где воины твои переписаны?! Тоже хочешь на тот свет, в чертогах пировать!? А про семью подумал!? А про мою семью ты подумал!!?
Вокруг нас стала собираться толпа. Ненадолго вылез Обеслав, уловил всеобщее настроение, и скрылся в машинном. Я обвел собравшихся вояк:
— Так! Все слушайте! Кто еще думает, что так не воюют?
Поднялось несколько рук, остальные, я уверен, тоже думали так, но были опустошены морально и психологически событиями ночи, поэтому с полной апатией смотрели на меня.
— А я вам скажу, как еще не воюют! Тупо не воюют! Ярослав, переводи, чтобы всем понятно было!
Ярослав чуть выдвинулся из толпы, и начал синхронный перевод.
— Вас не устраивает результат, или способ его достижения? Боитесь, что за такое вас в Валгаллу не пустят? Так подумайте головой своей! Да, да, головой, а не тем, чем обычно думаете! Чести и славы ищите? А есть ли большая честь и слава, чем себя да семью свою защитить, товарищей своих!? Способ вам не люб? Не мечом славно биться, а издалека перестрелять, вас не устраивает? А луками да самострелами вы что, не пользуетесь? И сталью своей булатной? Вон, шли бы в бой с обычными мечами, зачем вам булат? А доспехи зачем? По старинке бы и бились? Не хотите? Понравились цацки? А найдите мне тут теперь разницу между тем, что мы сделали, и тем что лучник добрый с луком хорошим да в поле открытом сделать может? Есть она? Нету, сами знаете. А лучник что, в Валгаллу не попадает? А чего так? Не нужны Одину стрелки славные? Нужны, сами же про битву последнюю рассказывали для которой Один вас собирает, Рагнарек этот ваш. Там что, не понадобятся стрелки? Понадобятся. Это раз. Со способом разобрались, теперь давайте про результат.
Я перевел дыхание. Мужики вроде чуть оклемались, даже Торир стал не таким мрачным.
— Результат добрый для вас — это к Одину в чертоги попасть, так? Так. А все остальное здесь, на земле, только отбор лучших воинов для битвы главной. Вы Одина своего дураком, я надеюсь не считаете?
Гул недовольных голосов послышался со стороны мурманов.
— Не считаете, и это хорошо. Так подумайте теперь, если воинов лучших отбирать он будет, кому предпочтение отдаст? Тому кто погиб бесславно в первом бою, когда трое на него вышли, или того кто так битву построил, что противников десяток супротив своего одного павшего упокоил? Кто оружие лучшее придумал, да применил его к месту? Кто броню знатную сделал, да друзей своих в нее нарядил? Кто слабость свою в силу обратил, и победу одержал!? Копьем махать-то небось просто, как и в пузо острием получить. Только нужны ли Одину-Перуну такие? Которые задачи не выполнили, да сами полегли? Кому вообще они такие нужны!? — я сплюнул за борт, — Да за одного такого как вы сейчас он половину из Валгаллы выгонит! Вы знаете сколько данов было? Не знаете... Почти половина тысячи! Сорок десятков! А нас сколько? Два десятка! Каждый, я подчеркиваю, каждый из вас доблесть свою в этом бою проявил! Только доблесть та другая, не тупая, как дерево безмозглое, а умная. И доблесть в том, что вы не только врагов упокоили, но и держались крепко приказа, когда вам бой тот не нравился. Доблесть в том, что стояли крепко и строй наш стрелковый не нарушили. Доблесть в том, что не растерялись, когда бой наш не так, как думали пошел, а зубы сжали, да задачу свою выполняли! Так кому Один доверит самый опасную, трудную и ответственную часть строя в битве последней? Вам, или данам тем, что сюда пришли и сгинули? Вам, кто доказал, что не только мечом махать как дети малые прутиками может, но и с умом битву вести, или молодняку погибшему в битве первой, так и не научившись толком воевать? А командовать отрядами в той битве кто будет? Берсерки ли, что ум теряют, как кровь увидят, или командиры крепкие да стойкие, которые оружие незнакомое да строй новый за три месяца освоили и к победе пришли через то?
— Нам... — робко сказал Атли.
— Нам... — нестройный хор голосов мурманов повторил за ним.
Я вздохнул, и продолжил:
— Торир вас в битвы многие водил, сколько вы молодых да ранних потеряли, пока сюда пришли? Могли они тоже воинами славными стать? Могли, но не стали. Не уберегли себя, более опытные мечники да копейщики их сгубили. Могли они оружие лучшее придумать, для битвы последней? Могли, но не придумали, пепел их по ветру развеяли. Вот и думайте теперь, как лучше, с мечом на толпу кидаться, для славы сомнительной, или опыта в битвах набираться, да потом к Одину не юнцом прыщавым прийти, а командиром добрым, да воином умным и стойким.
Мурманы зашевелились, их вроде отпустило. Торир тоже чуть развеялся, шлем снял, да бороду чесал.
— Теперь все слушайте! Винтовки и магазины — сдать в машинное! Сами еды достаньте, да кипятка сделайте, завтрак будет. Потом снаряжение осмотрите, может заменить чего надо, запас пока еще есть. Кнут! Веди нас на прежнее место, с которого начинали мы, под парусом пойдем. Обеслав! Машины проверь, да обслужи если надо. Ты, ты, и ты! Первые с оружием да снаряжением разберитесь, да отдыхать ступайте, ваша смена позже будет. Вы трое, все сдать товарищам, да на парус садитесь. Торир! Со мной, на нос. Нам не мешать! Потом отдыхать, сегодня еще битва предстоит. Для данов — последняя...
Странно, но мурманы мне подчинились, и Торир тоже! Не то что забегали, но пошли выполнять приказы, сбрасывать снаряжение и оружие. Мы с вождем уединились на носу, небо продолжало светлеть.
— Торир, что думаешь?
— Старый я, — вождь смотрел на воду, ко мне не поворачивался, и после долгой паузы продолжил, — Слова твои слышу. Думаю, верно говоришь. Но принять не могу. Не мое это. Времена другие настают.
— Не о том думаешь, — надо мужика из депрессии выводить, — лучше помысли, что бы было, если бы у данов винтовки наши были, да хоть арбалеты наши старые. Смог бы ты славу добыть, да воинов сохранить?
Торир подставил руку брызгам:
— Нет. Все бы к Хель ушли. Без чести и славы.
— Вот и я о чем. А если битва такая? Если одни победили, а другие лежать со стрелой в пузе остались, кто к Одину пойдет? Неужто покойники, что даже меч из ножен достать не смогли?
— Нет. И они не пойдут. И стрелки не пойдут. Или пойдут?.. — мужик задумался, это хорошо.
— Ты меня знаешь тут дольше всех, ну, кроме рода моего. Перун у меня покровитель. Он же защитник и подмога. У вас он Один зовется, но то просто имя другое. Как думаешь, без его воли такое, — я махнул рукой на запад, — получилось бы? Позволил бы он нам победу одержать, если бы мы против его воли сражались? Если бы не в его воле было вооружить нас правильно, да план составить?
— Нет. Битвы — то его стезя.
— Ну вот тебе и ответ. Времена другие приходят — но то всегда так было. Раньше может воины дубинами сражались да палками всякими, теперь мечами. Что ж теперь, в чертоги их не пускать, ибо меч завсегда крепче палки? Сам посуди, чертоги — не резиновые, ну, не тянутся, наверно. Всех воинов славных за все времена туда не засунешь. Так как быть? Битва-то главная на всех одна. И предок твой, что копьем деревянным махал сотни поколений назад, может быть не менее славным воином чем сегодняшние. Его выгнать — других набрать? Вы-то с ним в одном строю, несмотря на храбрость его да славу сражаться даже не сможете, он может строя того не знать. И как быть?
— Не думал о том, — Торир вскинул голову, — нет большей чести чем в бою славном погибнуть, воинов тех Валькирии к Одину несут, там пиры да битвы, чтобы в самый главный момент лучшие с Одином на Рагнарек вышли!
Столько слов за один раз я от вождя давно не слышал, особенно на русском языке.
— Там может Один-то не так глуп, и воинов тех из разных времен собирает за качества другие? Сам-то Один еще и молнии мечет, тоже не везде мечом машет. Вот и ищет воинов таких, которые на разное оружие приспособить можно. А оружие разное — и умения разные. Может, ведет он каждого по Пути своему, да испытания подбрасывает. Сможешь ты новое принять, не убоишься молнию из рук его взять, или так с копьем и будешь стоять посреди битвы, ибо оно привычнее? Может, потому и научились люди вместо палок острые мечи делать, да копья длинные и луки крепкие? Ведет Один-то по пути такому? Предок твой камнем бился, другой — палку острил да наконечник костяной к ней приделывал. Следующий — медный меч таскал, а потом и железный. А самый первый вообще голыми руками врагов душил! Всегда меняются времена, и доблесть в разные времена разная. Сможем ли мы понять волю Одина-Перуна? Может, на роду тебе написано внука славного вырастить, да воином его крепким сделать, а ты с мечом смерти в битвах ищешь. Не будет внука — Один и осерчать может. Как думаешь?
Я уже сам настроился на философский лад, Торир вообще выглядел потерянным. Вопросы, поднятые мною, перед ним не вставали, другие дела много времени отнимали, не до праздных рассуждений.
— Вот и ведет каждого Один-Перун по пути своему, к цели одному ему ведомой. А как мы тут, на земле, можем цель ту знать? Как волю его лучше выполнить? Не ясно... Но знаю точно я одно — если не будет человека, сгинет он, то цель ту точно выполнить не сможет. Вот и прикинь, что лучше, прожить подольше, да честно перед богами и людьми, и времени на достижение цели той больше себе выбить, выгрызть. Или сгинуть молодым, не успев даже приблизиться к воле богов? Двадцать человек наших сегодня на один день больше прожили, а значит и к выполнению воли его, — я ткнул пальцев в небо, — приблизились, время выгадали. А год назад — еще столько же ты твоим решением тогда, у нашей деревни, год себе на цель ту получили! А еще раньше, тот первый раз, когда ты грабить нас не стал, твоей волей вы себе еще пару-тройку лет получили. И значит, к цели той, Одином поставленной на Пути воинском, приблизиться смогли. Невесту знатную кому вырастить, которая воина знатного родит. Век человеческий короток, а Один вечен, до Рагнарека. Для нас год прошел — уже срок, а ему и сто лет как один миг. Знаешь ты, для какого момента он тебя бережет? Знаешь, в чем суть жизни здесь твоей под его крылом?
— Странно говоришь. Не думал так, — Торир расправил плечи, — но верно. Многие лета богам отмеряны. Наши меньше. Путь свой каждому. К чему — неведомо.
