Собственность государства

— Получается, они пытались заставить вас, Александер, сотрудничать с ними в каком-то вопросе... — ухватил суть замглавы СБК.

— ...И этот вопрос наверняка связан с Домом Керриган, потому что больше я не представляю для ИСБ, да и вообще ни для кого другого, никакого интереса ни по какому поводу. Как вариант, меня могли бы вынудить к саботажу с понятными всем нам последствиями. Кому выгодно, чтобы Варна обесценилась или просто Дом Керриган рухнул на самое дно?

— Да вагон таких...

— Так вы покопайте на эту тему, потому что недруг затеял интригу уже с вовлечением агентов ИСБ, причем именно тех, которые сейчас расследуют инцидент на пирсе. Добавляем сюда совпадение с двумя зачистками за полторы сутки — ни на какие мысли не наталкивает?

— Наталкивает, — согласился Мэрриот. — Если за культистами стоит другой Дом — то тут все очень серьезно, тут уже государственная измена налицо, игра по-крупному. Спасибо за предупреждение, я уведомлю шефа, а вашу базу вообще закрою для посторонних как режимный частный объект, включая агентов ИСБ.

— Отлично. Если что-то прояснится — дайте знать.

— Если смогу — обязательно, — заверил меня Мэрриот.

— Кстати, а СБ Дома Керриган сама накопала что-нибудь по этим скоростным культистам?

— Почти ничего, к сожалению. Следов они почти не оставили. Мы теперь знаем только метод скоростного ритуала...

— Что за метод?

— Заранее нарисованный круг на большом холсте. Они просто сломали камеры, вынудили охранника пойти проверять, схватили его, развернули холст и провели ритуал.

— А так разве можно?! — удивился я.

— Как видно, можно.

— М-да. В общем, если появления некромантов и ритуалы культистов будут продолжаться с подобной частотой — вам не удастся это скрыть, да и мы уже ничем не поможем.

— Мы это понимаем четко и ясно. Давно работаем на всех парах и активно расширяем СБ, вербуем лучших по всей империи.

— Хочется верить.

Закончив разговор, я положил трубку и задумался. Дело принимает странный оборот, притом нежелательный: аристократический социум — тот еще гадюшник, подковерные интриги и подколодные подсидки для них практически образ жизни, не для всех, но для многих. Чем быстрее мы отсюда свалим — тем лучше, хотя тут я не могу ни на что повлиять. Пока не будет очередного выезда на зачистку, мы можем только плыть по течению, но с другой стороны — пока мы плывем по течению, наша служба идет.

Я вернулся в казарму, сел на свое место и спросил Кая:

— Походил?

— Угу. А зачем тебя вызывали?

— Да так, двум мудакам из ИСБ нечем было заняться. Я на камеру спалился во время зачистки, когда просто стоял и смотрел, как вы стреляете, зная, что одержимый уже готов... И они догадались о моем таланте.

— И что теперь будет? — насторожился Рюиджи.

— Ничего. Я популярно разъяснил господам, что они зря потратили время, и они ушли, не солоно хлебавши. Кай, ты на доску смотри и не зевай, — сказал я, снимая с доски его колесницу.

На ужин нам принесли странное блюдо из вареных ингредиентов, порезанных мелкими кубиками. Картошка, морковь, капуста, маринованные огурчики, горошек, яйцо, а также колбаса и мелко порезанное мясо, все это сдобрено густым белым соусом и зеленью.

— Что это такое? — спросил Драгутин.

— Какое-то ассорти, — ответил ему Данко, — намешали всего подряд. Даже не представляю, из какой это кухни, но вкусно!

Вольфганг набрал из своей тарелки полную ложку с горбом и сказал:

— Из жидовской. Я, когда еще дома жил, ну, когда родители живы были, где-то в пятилетнем возрасте был в гостях у наших соседей, а они вроде как были жидами, если память меня не подводит. Вся соседняя улица такая была: отец называл улицу жидовской, и я думал, что поэтому все жильцы на ней называются жидами, а оказалось, что наоборот. Уже не помню, по какому поводу был праздник. Вот там они таким нас угощали... И это, пожалуй, мое самое сильное детское воспоминание... из позитивных. М-м-м, вкус беззаботного детства...

— А у вас в Рейхе что, какой-то закон есть, что жиды должны жить на одной улице? — полюбопытствовал Бела.

Я проглотил порцию этого блюда и сказал:

— Нет, просто германские жиды — народ дружный, вот и селятся ближе друг к другу. У них даже язык не такой немного, как у жидов в других странах.

— А ты откуда знаешь?

— Я, как сбежал из приюта, работал на сборке урожая в яблочном саду, а владелец был как раз жид. Там много беспризорников помимо меня было. Платил нам он меньше, чем платил бы взрослым, но зато мы невозбранно жрали яблоки, которые собирали. Прямо до отвала, так что жилось нам там в разы сытнее, чем в приюте. Яблочное меню не самое плохое, а купить у крестьян дополнительно яйца или тарелку каши с куском сала или кровяной колбасы стоило просто мизер... Хорошее было время, сытное и привольное, да только одна беда: после него настала осень, а потом и зима...

Ян ухмыльнулся:

— Я вот думаю, а не прогадал ли хозяин сада. Небось, вы сожрали больше, чем он сэкономил.

— Он понимал, что все равно не сможет продать столько яблок, сколько сад уродил, так что в выигрыше остались и мы, и он.

Мы доели это необычное, но однозначно замечательное блюдо и принялись за десерт в виде замечательного фруктового желе.

— Как думаете, что с рейтингом у наших прямых трансляций? — спросил Каспар после ужина.

— Завтра спросим у Валлендела, — сказал я и подумал, что если он будет низким, то нам даже не придется устраивать саботаж.

* * *

Очередной день начался как обычно, только позвонил Валлендел и сказал, чтобы мы начинали свои тренировки без него: все равно камер и операторов не будет. Зато вечером вероятна пресс-конференция, потому мы должны быть готовы к ней.

Перед обедом нам привезли парадную униформу, которая мало чем отличалась от наших обычных кителей: цвет тот же, только фасон другой и ткань другая. Смотрится, в целом, роскошнее, но сама форма менее удобна и непрактична. Главное различие — в вышитом на нагрудном кармане гербе Дома Керриган и очень мелкой надписью 'собственность Дома Керриган'.

— А что надо будет делать на пресс-конференции? — спросил у меня Рюиджи.

— Спроси что-нибудь попроще, можно подумать, я хоть раз в таком участвовал. Думаю, Валлендел даст необходимые инструкции.

Сразу после обеда заявился Валлендел и скомандовал взять все наше вооружение и экипировку, но не одевать. Потом нас посадили в микроавтобус и повезли куда-то, как оказалось — в какую-то студию. Там появился и граф Керриган собственной персоной, а мы попали в руки съемочной бригады, которые принялись цеплять на нас микрофоны.

Нашу броню, разгрузки и вооружение мы аккуратно сложили у стены.

— На вопрос 'что тут делает ваша экипировка?' ответить сможете? — спросил нас Валлендел.

— Так у нас же круглосуточная боеготовность, случись что, возвращаться на базу слишком долго.

— Совершенно верно.

Тут появилась и госпожа ЛаВей и принялась инструктировать нас, как себя вести, какие ответы давать на самые вероятные вопросы и так далее.

И тут у нее зазвонил телефон.

— Алло? Да... Ладно... Проклятье! — она отключилась и в сердцах бросила: — ну почему эту мразь до сих пор не вышвырнут вон поганой метлой!!!

Лейтенант приподнял бровь:

— Речь про ту, о ком я подумал?

— Да, она самая! Я просто не понимаю, почему у нее не отберут аккредитацию?!

— А ведь не за что. Она знает толк в изящных словесах...

— Ага. И теперь мы влипли, она ведь сюда точно не отдыхать приехала! Валлендел, в общем, выкручивайтесь, как можете, валите на любые директивы, любые секретные постановления — на что угодно, если нет никаких директив — придумайте, но не отвечайте на ее вопросы и не дайте втянуть себя в полемику, иначе она вас просто смешает с говном.

— А о ком вообще речь, сэр, мадам? — спросил я.

Валлендел вздохнул.

— Ирма фон Бунстер. Слыхал про такую?

— Нет, а кто она?

— Рейховская журналистка, аккредитованная в Аркадии. Профессиональная дрянь, еженедельно обливающая нас — то бишь, всю Аркадию — помоями с виртуозностью мастера. У нее в арсенале куча штучек вроде вопроса 'Скажите, у вас в управлении уже перестали бить подследственных или еще нет?' и тому подобного. И ладно бы она только у себя в Рейхе этим занималась, но ее газета, 'Вельтбеобахтер' — очень авторитетное издание, имеющее свой филиал и у нас. Порой у меня такое впечатление складывается, что она регулярно оказывает интимные услуги кому-то очень высокопоставленному. Даром, что на такую тощую суку и взглянуть страшно, ничем иным я не могу объяснить тот факт, что фон Бунстер никак не вышлют. И вроде Рейх — союзник наш, но ее нападки снискали ей дома огромную популярность. И вот она тут...

Мы расселись вокруг стола, пришел ведущий — довольно импозантный джентльмен средних лет, пошла проверка камер и микрофонов, начали заходить и рассаживаться на местах напротив нас представители прессы. Еще несколько минут ушло на последние приготовления, а затем включилась надпись 'в эфире' и пресс-конференция началась.

Вначале шло вступление, когда ведущий ввел телезрителей в курс происходящего, затем граф, периодически ссылаясь на Валлендела, расписал наши планы и перспективы. Потом минут двадцать вопросы задавались непосредственно ему, иногда лейтенанту.

В процессе я довольно быстро выделил из толпы журналистов высокую худощавую блондинку в белом деловом костюме. Разобрать, что написано на ее нагрудном значке, я не смог, но акцент выдал в ней уроженку Рейха. Присмотревшись и прислушавшись, я пришел к выводу, что это и есть Ирма фон Бунстер: хоть в зале присутствует еще пара журналисток с германским акцентом, длинная и худая только она, да и манера задавать вопросы аки наивная несмышленая девочка, как говорится, настораживает.

И вскоре я понял, что не ошибся. Как только общее количество вопрос пошло на спад, 'длинная' активизировалась, весь зал как-то даже притих, предчувствуя, что главные, самые сильные, своеобразные и каверзные вопросы сейчас последуют от нее. В каком-то смысле, граф и лейтенант остались с ней лицом к лицу.

Но Ирма фон Бунстер, задав пару вопросов для отвлечения, перешла к атаке в самое уязвимое место:

— А могу я пообщаться напрямую с вашими бойцами, ваша светлость?

— Вы это и делали все время, — немедленно отреагировал Валлендел.

Фон Бунстер улыбнулась.

— Уверена, вы добросовестно заблуждаетесь, лейтенант, а не цинично лжете. Видите ли, я хочу пообщаться именно с бойцами подразделения, к которому вы имеете минимальное отношение. Как-нибудь на досуге попросите ваших бойцов честно ответить, считают ли они вас одним из них. Ответ вас удивит, если вы его не знаете. Так что, — обратилась она к графу, — вы позволите мне задать несколько вопросов бойцам, или они тут сидят просто для вида, не имея права открыть рот?

— Да сколько вашей душе угодно, — беспечно ответил Керриган, причем я даже не расслышал в его голосе ноток обреченности.

Журналистка обратила свой взор на нас.

— Скажите, пожалуйста, что вы чувствовали, когда проводили зачистки? Вначале некроманта, потом одержимого?

— В первый раз мы боялись пропустить обед. Во второй — спешили как можно быстрее закончить и вернуться в наши кроватки до того, как они остынут, — спокойно ответил я.

Зал встретил мою реплику жидкими смешками.

— Хм... Я не это имела в виду. Ваша служба трудна и очень опасна. Вот вы едете на зачистку, готовитесь рисковать жизнями за своих хозяев. Многие из вас пошли в специальное тактическое подразделение от полной безысходности, и большинство умрет молодыми. Что вы, выходец из самого низа, чувствуете, когда едете защищать знать, которая шикует за вашими спинами?

— Простите, я не совсем понял ваш вопрос. А что, по-вашему, я должен чувствовать?

— Ну, возможно, желание все бросить, дезертировать, перебраться в другую страну, где нет рабства и такого вопиющего неравенства, и там спокойно жить? Я, конечно, понимаю, насколько некорректно и наивно задавать этот вопрос в присутствии вашего хозяина, но сомневаюсь, что он позволит нам побеседовать с глазу на глаз.

— Ах вот вы о чем... Одно скажу точно: подобные мысли возникают у нас намного реже, чем у вроде бы свободных так называемых солдат Рейха.

— С чего вы взяли? — мой ответ явно сбил фон Бунстер с толку.

Я чуть подался вперед и сложил лежащие на столе руки в замок.

— Вижу, фрау... простите, как мне к вам обращаться?

— Ирма фон Бунстер. Можно просто Ирма.

— Как вам будет угодно, фрау фон Бунстер. Видимо, вы плохо понимаете суть так называемого 'рабства' в Аркадии. Де-факто, рабства нет, это некорректный термин. Просто у нас считается, что некоторые права из разряда 'неотъемлемых' могут быть переданы человеком другому человеку, причем только добровольно. Вы спросили — не хотим ли мы сбежать? А с чего бы нам хотеть, если мы все добровольцы?

Фон Бунстер наигранно задумалась.

— То есть, вы считаете, что такое общество, при котором один человек может владеть другим человеком — это нормально?

— Боюсь, вы действительно очень превратно все понимаете. Владения как такового нет. Есть определенные обязательства. Я подписался на определенный род занятий, который хоть и очень опасен, но может открыть мне перспективы, иным способом недостижимые. Да, я с самого низа, но меня это не устраивает. Вы упоминали про вопиющее неравенство? Вот мой друг, Вольфганг Гайдрих, он замечательный парень и ваш бывший соотечественник. Скажите, есть ли для него возможность, останься он в Рейхе, заполучить и себе красивую приставку 'фон' к имени? Правильный ответ — 'нет'. У вас в Рейхе это практически невозможно, а у нас — пожалуйста. Если так выйдет, что он выживет и через несколько лет вы с ним встретитесь на пресс-конференции — вы будете должны обращаться к нему 'сэр', а если ему очень повезет — то и 'ваша светлость'. Это у вас вопиющее неравенство, а у нас стать рыцарем или даже получить наследуемый титул может даже простолюдин с самого низа.

— Хм... Видите ли... Как вас зовут? — вкрадчиво осведомилась Ирма фон Бунстер.

— Александер Терновский, лидер подразделения, к вашим услугам.

— Видите ли, Александер, у нас приставка 'фон' ничего не значит. Я не получаю никаких материальных привилегий и живу исключительно за счет гонораров, которые платит мне газета.

Я изобразил удивление и заинтересованность.

— Будет ли уместно полюбопытствовать, сколько зарабатывает журналист вашего уровня?

— В пересчете на ваши империалы — примерно шесть тысяч в месяц. И муж тоже журналист, получает столько же. Нам хватает, чтобы хорошо жить и растить двоих детей, и такая жизнь, в общем-то, доступна любому гражданину.

— Лжет, сука, — прошипел, не разжимая рта и зажав свой микрофон, Валлендел.

Я одобрительно закивал:

— Ну, можно сказать, что вы и один ребенок живете на двести империалов в день... Одежда, жилье, еда, все-все-все. Неплохо. Только знаете что? Я сегодня пообедал примерно на сопоставимую сумму, скушав в том числе и такие вещи, которые не то что прежде никогда не ел — даже не знаю, как эти деликатесы называются.