Ренетрат (Инверсант)

От бездумного наблюдения за пейзажем отвлек стук в дверь. В кабинет вломился Жора Левицкий. Молодой коллега из оперативного управления, симпатичный брюнет, как он часто подчёркивал — с греческими корнями. Точнее, Жора нередко говорил о себе с подражанием Ильфу и Петрову: сын греческоподданного. Ирине казалось, что Левицкий, что называется, положил на неё глаз, поскольку заходил при малейшем удобном случае. И неудобном — тоже. Как сейчас. Впрочем, устремления и желания коллеги Иру волновали мало.

— Что там? — спросил Жора.

— Пока в себя не пришёл.

— А врачи?..

— Говорят, состояние стабильно-тяжёлое, но прогноз благоприятный.

— Хоть так, — потёр ухо Левицкий. — Ира, а что случилось-то? По конторе странные слухи гуляют, один другого хлеще.

— Жора, не лезь и без тебя тошно.

— Скажи, а то потом засекретят инцидент, вообще, в неведении останемся. Ты нашего начальника знаешь.

— И пусть...

— Не раскисай, мне, как сыну греческоподданного... — начал брюнет, но завершить фразу не успел. В кабинет заглянул Смирнов.

— Подданный, брысь отсюда.

— Сергей Иванович!

— Я почти пятьдесят лет Сергей Иванович, — проворчал Смирнов. — Левицкий, ты меня услышал.

— Услышал, товарищ полковник. Разрешите исполнять.

— Исполняй.

— Есть.

Жора испарился из кабинета. Практически дематериализовался. Ирина и не заметила.

Смирнов подошёл и встал рядом.

— Ты зря себя мучаешь: от тебя ничего не зависело.

— Это же моя инициатива...

— Согласованная с руководством, — перебил её полковник. — Стандартная процедура погружения, ты не виновата.

— Понимаю, но как-то...

— Ира, прекрати заниматься рефлексией. Не время и не место. Работа сама себя не сделает. Вдобавок в инциденте надо досконально разобраться. С твоим новым подопечным — тоже. И тебе придется в разбирательстве активно поучаствовать. Будешь собирать материал. Для начала переговори с Макарчуком, он Ярцева обследует. В восемнадцать ноль-ноль доложишь.

— Хорошо.

— Старший лейтенант Соболева!

— Так точно, товарищ полковник, — вытянулась Ирина. — Доложу в назначенное время.

— Другой разговор. И пободрее, не раскисай.

Смирнов удалился, а она еще пару минут постояла у окна. Потом встряхнулась и решительно закрыла жалюзи. Нечего пялиться, отвлекаться... на постороннее. Полковник прав, пора делами заняться.

Илья проходил обследование в соседнем крыле. Ни Ира, ни кто-либо ещё не могли категорически утверждать, что Ярцев непосредственно или косвенно связан с приступом Петра. Однако против фактов не попрёшь: именно при сканировании новобранца случился инцидент с оператором. Кроме того, Илья — единственный человек, о котором в ДСО пока не было полных сведений. На него, по старинной российской привычке, и досье-то не успели составить. Кроме того, интуиция подсказывала Ирине: без новичка тут точно не обошлось. И речь не о боевом отравляющем веществе.

Приближаясь к лабораторному сектору, Ирина услышала необычный шум. Нестандартный. Звуки ругани. Открыв двери и заглянув в помещение второй лаборатории, увидела рассерженного Дмитрича, его раздраженного ассистента Олега Гранкина и обескураженного Илью. Почувствовала запах гари.

— ... куда смотрел, полудурок?! — разорялся Макарчук

— Куда надо! И не ори на меня!

— Как мне не орать, если ты, недоразумение скудоумное, режимы не контролируешь! Ты предварительную калибровку выполнил?

— Естественно! Процедуру соблюдал от и до!

— Не ври, мерзавец! Почему тогда концентратор накрылся вместе со стабилизатором?!

— А я знаю?! Записи посмотри, козел старый! — не уступал Олег.

— Сам ты козёл! — взревел подранным лосем Макарчук. — Отрыжка гвоздя беременного! Издеваешься, что ли?! Как я записи посмотрю, когда все накрылось?! Через твою задницу?!

— Через свою посмотри!

— Ах, ты тля... — задохнулся от возмущения Дмитрич и выдал столь витиеватую матерную фразу, что с первого предъявления непосвященному человеку понять ею было бы сложно. Ирина, по крайней мере, не поняла, и решила, что пора обозначить собственное присутствие. И отвлечь спорщиков. Пока до рукоприкладства конфликт не докатился. А то и чего пожестче. Она зашла внутрь и откашлялась, но никакого эффекта данное действие не возымело. На нее обратил внимание лишь Ярцев, а крикуны проигнорировали и продолжили костерить материть друг друга. Нормативно и не очень.

Пришлось повысить голос.

— Анатолий Дмитриевич!

Спорщики замолкли. Макарчук обернулся и, наткнувшись взором на Иру, изобразил на морщинистой физиономии некое подобие смущения. Жалкое подобие. В то, что прожженный и продувной заведующий второй лаборатории, в простонародье — 'завлаб-два', реально испытывает смущение, верилось с трудом.

— А-а, ты тут... — протянул Дмитрич. — А мы, значит... у нас... небольшая проблемка.

— Какого рода? — уточнила Ирина, подозревая, что ответ ей не понравится.

Она оказалась права.

— Нехорошего, — вмиг посерьезнев, произнёс Дмитрич. — Оборудовании пи... капец.

— То есть?

— Если б я знал!

— Я ничего не делал, — заговорил Илья, — лишь выполнял все команды Анатолия Дмитриевича. И вдруг...

-... концентратор накрылся вместе со стабилизатором! — повторил информативную часть своего эмоционального спича Дмитрич. — А за ними все оборудование ухнуло. Напрочь.

— Полностью! — радостно подтвердил Гранкин. Невольно напомнив сценку из бессмертной комедии Леонида Гайдая 'Не может быть', когда сосед Горбушкина на вопрос о конфискации, с восторгом отвечает: 'Полнейшая!'.

Ира приблизилась к сложнейшему и чрезвычайно дорогому аппарату для сканирования нервных импульсов, занимавшему едва ли не половину помещения. Если присмотреться, можно было различить тоненькие язычки дыма, поднимающиеся от обугленных деталей.

— Он сгорел, что ли?! — удивилась Ирина.

— Угу, — усталым филином ухнул Дмитрич. — Взорвался практически.

— Фактически, а не практически, — вставил свои пять копеек Гранкин.

— Ты хоть помолчи, деятель, — раздраженно посмотрел на ассистента Макарчук и, не отводя взгляда, обратился к Ирине: — А знаешь, сколько он стоит?

— Аппарат?

— Ну, не мой же криволапый помощник, и не этот... хрен из-за бугра, самозваный р-разрушитель!

— Догадываюсь.

— А точно знаю. А вот, он, похоже, не осведомлен. И этот...

— Да я-то тут при чём?! — запротестовал Илья.

— Ещё спрашивает! Я чуть не обделался, когда концентратор вместе со стабилизатором как е... — оседлал любимого конька завлаб-два.

— Ладно, — оборвала его Ира. — Дмитрич, чего ты разоряешься? Аппарат сам себя не починит. Спецов вызывай.

Макарчук нахмурился.

— Ирка, не хами!

— Я хамю... не хамлю... короче, завязывай! Смирнова известил?

— Нет пока, но не удивляюсь, если он уже в курсе.

Ира шумно вздохнула.

— Дмитрич, ты шестой десяток разменял и в 'организации' трудишься не первый год... надо своевременно сообщать...

— Ладно, не гунди! — махнул рукой Макарчук. — Гранкин сейчас пойдет и доложит Сергею Ивановичу по форме.

— Чего я-то опять под огонь? — возмутился ассистент.

— Потому что криволапый, во-первых, и подчиненный, во-вторых! И не беси меня, в третьих! Уразумел?

— Уразумел, — подняв руки в умиротворяющем жесте, согласился Олег. Тон Дмитрича изменился, и больше перечить ему не стоило.

— Вот и вали.

— А ты своего... подопечного забирай, от греха, — кивнул Макарчук на Илью. — Разбирайся с ним сама.

Ярцев счёл за лучшее промолчать, чтобы, как говорится, не нарываться. Очевидно, Ирина приняла аналогичное решение и потянула 'падавана' за рукав.

— Пойдём.

Когда они оказались в коридоре, Илья начал оправдываться:

— Всё было нормально, я выполнял то, что говорили Анатолий Дмитриевич и его помощник. Касался сенсоров, смотрел на рисунки и графики, отвечал на вопросы, даже думал на заданные темы... А потом красный провод будто замкнуло, посыпались искры, и...

Ирина покачала головой и повторила:

— Пойдём.

И в её голосе Илья не ощутил ни злости, ни раздражения. Скорее... неуверенность?

Ира объяснила Ярцеву, что псионы — люди, обладающие пси-способностями, чувствуют себе подобных. Владеющий телекинезом — проще говоря, перемещением предметов усилием мысли или взглядом — непременно 'заметит' другого телекинетика, если тот подойдёт достаточно близко. Телепат поймает ментальный сигнал другого 'чтеца', предсказатель узнает коллегу. И так далее. И чем псион сильнее, тем проще ему искать 'собрата' с аналогичным или схожим даром. Случается, псионы 'видят' людей со сверхвозможностями, развитыми не в 'своей' области, но подобное происходит гораздо реже. А вот сенсы, или чувствующие, то есть наделённые даром эмпатии, относительно легко распознают любых необычных homo sapiens.

— Получается, я не такой, как все? — изумлённо проговорил Илья.

— Не исключено. Хотя формулировка не точна: каждый человек уникален, а потому невозможно предсказать, когда и какие у него проявятся скрытые таланты. Понял, падаван?

— Понял, Ирина Вениаминовна, — едва ли не пропел Ярцев, заменив мысленно имя на 'Ядвига'. С большим удовольствием заменив.

— Ты прекращай, давай, не ёрничай с наставником, — словно разгадав задумку собеседника, насупилась рыжая. — Не забывай о субординации.

— Я потому и со всем уважением, что помню о субординации.

— Можно степень уважения и поменьше, и без отчества, я тебе говорила.

— Хорошо, — покладисто кивнул Антон, чем явно ещё больше насторожил наставницу.

После вводной лекции, они отправились в правое крыло здания, как пояснила Ирина, к 'узким специалистам'. Для тестирования на самые распространённые пси-способности.

В первом кабинете их ожидал мужчина средних лет с сединой на висках. Он обладал подвижной мимикой и был довольно разговорчивым.

— Итак, телекинез, — спец ткнул указательным пальцем правой руки в сторону потолка. — При желании овладеть им под силу практически кому угодно. Или почти кому угодно. По статистике около пятидесяти процентов психически здоровых людей обладает зачаточным потенциалом для развития телекинеза. Цифры отличаются в зависимости от пола, возраста, расы, но в целом примерно таковы. Надо лишь сконцентрировать мозговую активность, переместить со взглядом — и пожалуйста: стакан двигается по столу без участия ваших рук. Или ног.

Илья слабо улыбнулся шутке, поражённый невероятным зрелищем: гранёная стеклянная ёмкость медленно, в вертикальном положении проехала к концу столешницы и там замерла, в считанных миллиметрах от края.

— Вопрос лишь, скажем так, в размере таланта. Кому-то требуются десятилетия интенсивных занятий, чтобы поднять тонкий волосок, а другой после месячного обучения кирпичом посредством телекинеза в неприятеля швырнуть может. И ещё в тренировках. Практику никто не отменял.

— Впечатляет, — протянул Ярцев.

— Не желаете попробовать?

— В смысле? Стакан подвигать?

— Не хотите стакан, давайте с другим предметом поэкспериментируем.

— Желать-то я, может, и желаю, но не знаю — как. Если рукой переместить — готов, а вот мысленно...

— Ничего страшного. Попытка — не пытка, как говорил товарищ Сталин.

— Вообще, в анекдотах про Лаврентия Павловича речь шла, — решил блеснуть спорной эрудицией Ярцев. Не прокатило.

— Мы же не будем анекдоты в качестве достоверного источника информации рассматривать, — ухмыльнулся спец. — Точность цитирования для заурядной присказки не важна.

— Хорошо, я готов попытаться. Что мне делать? На стакан смотреть и о нём думать?

— Расслабитесь, посмотрите на предмет, если желаете, закройте глаза. Потом сконцентрируйтесь, и представьте, что он двигается силой вашей мысли. Или взгляда.

— И я стакан сдвину? — не поверил Ярцев.

— Едва ли. Я не чувствую в вас явной предрасположенности к телекинезу. Однако есть вероятность, что имеется латентная. Кроме того, не исключен вариант ошибки: мое переутомление, допусти, или ваш нестандартный талант. Потому желательно проверить, опытным путём. Присаживайтесь, будет удобнее, — собеседник указал на стул.

— Уболтали.

Илья уселся на предложенное место, положил локти на стол и вперился взглядом в стакан. На вкус Ярцева, со стороны это должно было выглядеть довольно комично, но никто не смеялся и не улыбался.

По прошествии минут десяти-пятнадцати стакан остался в прежнем положении, а у Ильи заныла голова. Полноценно расслабиться не получалось, сказывалась солидная эмоциональная усталость. Напротив, он машинально напрягался. И советы специалиста не помогали. Сосуд не сдвинулся, в подтверждение прогноза седого, но Ярцев иного и не ожидал. Главное разочарование — псион так и не почувствовал отклика.

— Видимо, телекинез — не моё, — заметил Илья, когда спец предложил ему прекратить попытки загипнотизировать стекло.

— Не факт. Иногда требуется длительные подготовка и тренировка. Но в вашем случае отклик должен фиксироваться, если и не сразу, то довольно быстро. После вашего контакта с Петром...

— Я... сожалею, — счёл нужным вставить Ярцев.

— ...наш коллега чуть не умер, — не обратив внимания на реакцию Ильи, продолжил телекинетик, — Если в вас и есть что-то, то очень сильное. Вероятно, запечатанное, нераскрытое, неразвитое. Либо вы сейчас перенапряглись. Либо просто совпадение множества случайных факторов. Версии разные, подтвердить их пока нельзя. Ясно одно: надо продолжать тестирования.

— А разве может способность двигать предметы вызвать подобные последствия? Я же телекинезом не бил никого.

— Во-первых, мыслесоматические рекции просчитать трудно, — заметил седой. — Во-вторых, вероятно многочисленные допущения: например, вы — псион громаднейшей силы, просто не подозревали об этом. А в-третьих, это архетипическое свойство человека — делать ближнему плохо. Признак, я бы даже сказал.

— Простите... — проблеял Илья, и было непонятно, то ли он вновь испытал приступ вины, то ли не уразумел сказанное.

Завершить фразу Ярцеву не дали. Ирина подтолкнула его к выходу.

Вторым в списке был чтец. Его кабинет мало чем отличался от того, где 'обитал' телекинетик, разве что более строгими (и пыльными) шторами. Носатый мужик в старомодных очках долго разглагольствовал о технике проникновения в ментальную сферу и фиксации эмоционального фона, чем вызвал у Ильи неудержимую зевоту. А затем, неожиданно спросил:

— В Египте отдыхали, молодой человек?

— Отдыхал, — немного настороженно ответил Ярцев. — А что?

Ездил в страну пирамид он с невестой Юлей. С 'бывшей', выражаясь обывательским языком. По молодости или по глупости, они собирались пожениться, а потом чувства усохли. Хотя был период, когда пылали, полыхали. Эмоции фонтанировали. И положительные, и отрицательные. В том же Египте Илья с Юлей разругались так, что чуть не разнесли номер. До выбивания дверей и рухнувшего балкона, как в известной песни Высоцкого, дело не дошло, но посуды переколотили немало, да и рукоприкладство случилось. Невеста от души врезала Ярцеву по лицу, и не ладошкой, а кулаком. На скуле потом изрядный синяк образовался. А закончилась ссора бурным сексом. В лучших голливудских традициях. Пошло, конечно, до зубовного скрежета, но факт имел место, никуда не денешься. И решение о расставание было принято именно в той поездке. Он просто устал от вечных скандалов и примирений, жить в режиме 'именины сердца' — не то, о чем мечтал Илья. А Юле надоели его 'бесчувственность', конформизм и чрезмерная, на взгляд девушки, продуманность. Выстраивать отношения с 'молодым стариком' ей было тяжело.