И ко мне: "Завтра в городе купишь подарок. Тут все на мои сиськи таращились, а джентльмен ты один, я же вижу. Вот, купишь мне в секс-шопе плетку. Этим озабоченным купишь надувную бабу. Одну, чтобы городские тебя за маньяка-флагелланта не приняли. Счет пусть пришлют куда обычно. Назначение платежа впишешь: средства мотивации персонала. А самому горячему пирожку привезешь такой вот чехольчик, нос прятать от морозов..."

И товарный код сказала, девять цифр по памяти. Я, грешным делом, подумал: шифр, спецоперация. А в секс-шопе вынесли мне по этому коду натуральную латексную жопу с ручками. Что самое страшное, мужскую жопу. Нет, я не проблевался, но прежним уже не бывать мне... Жопа латексная, одна штука, с парой ручек, как у кастрюли.

Вот, и я сейчас в этой жопе.

Нет, формально вокруг меня исправительный лагерь номер пять комплекса "Семиградье". Но то формально, а по сути мы его сами строим. Наперегонки с гримм колючей проволокой обматываемся, лопатами под частокол рвы копаем. Не то, чтобы один ряд колов остановил борбатоска, что уж там про беовульфов или урс говорить. А выбора нет: созидай или сдохни, придумал же слоган мудак в синем. Что ты в целевую аудиторию совсем не хотел и не собирался, этому гению таргетинга плевать с присвистом.

Я-то думал, его Тириан прислал, чтобы моя опухшая от горячей комгардовской любви рожа не опозорила дело коммунизма на показательном процессе. Так вот нифига. Уж если нету фарта, это надолго...

* * *

Надолго сильный дождь не затягивается, пришлось воспоминания оставить. Вылезли мы, отряхнулись, и бегом вокруг себя клетку возводить. Гримм-прах, второй раз меня созидать никто не заставит! Лучше убью.

Благо, человек-сундук подошел к задаче на удивление здраво и всем нам выдал праховые ружья. Не новые, не лучшие, но все же исправные. Только человек-сундук не военный, праха на пристрелку не выдал. А без пристрелки можно в луну целиться, она большая и уже расколота...

Ну вот мудаки, что же они делают!

Один рубит — семеро в хуй трубят. Ладно, вырубили, свалили, никого не задавило. Так взяли бревно, подняли, давай припиливать прямо по месту. Восемь держат на весу, один ручной пилой чего-то там высекает. По мокрому дереву, скульптор буев. Еще лобзик возьми, дебил!

Тут все такие. Уличная аристократия, в жопу кол. Никто сраный эскиз набросать не может. Кто на пальцах, кто спичечными коробками замеряет и орет на пилораму:

— Два коробка с четвертью!

Там свои придурки: давай коробки прикладывать прямо на бревно, ну и пальцы нахер, конечно... Я не хотел, честно! Не хотел выделываться, в начальство не хотел трижды. Выделился уже, сама Синдер обратила высочайшее внимание, доверила нести жопу с ручками.

А только умирать от ночного налета гримм я не хотел больше. Не перестанем тупить — куда там неделя, даже к новолунию частокол не сделаем. В новолуние волна точно придет, если не придет раньше. Но, когда бы ни пришла, без мало-мальских стен однозарядные переломки хрен чем помогут.

Вспомнил, как Адам учил, пошел. Самого борзого в лоб: похрен, что он волк, я лось, здоровее вчетверо, меня Синдер и то со второго вырубает. Остальные поняли, что я по делу ору, понты притушили. Вроде разобрался. Так уже под самый вечер еще один дебил замерил отрез рукавом спецовки, зажал пальцем, и бежал до нас аж с третьего лагеря, это лиги три. Мне, говорит, во такой длины надо. Спрашиваю: чего грязный весь? Упал по дороге, отвечает.

Сел я, материться уже сил нет. По-хорошему, и не стоило бы: гримм наведутся, тогда все наплачемся. Спрашиваю: размер хоть не сбился на спецовке? Мотает башкой: все нормально, сарж.

"Сарж" — это они боевиков насмотрелись с Охотником Кроу Бранвеном и Специалистом Винтер Шни. Нормальная такая пара, гримм-прах, барышня и хулиган, девочки все хлюпают носиками прямо в зале. Мальчики тоже хлюпают, но не тем, и когда никто не видит.

Хулиган в той паре Кроу, если что. Но вот Винтер Шни в жизни как бы нифига не барышня совсем.

Видел ее на транспорте. Она с этим воякой-Лимоном и мужиком-сундуком нас доставляла. Красивая, не поспоришь. Ледяная блондинка, сиськи с мою голову, ляжками беовульфа раздавит. Форма сидит, как в том кино, идеально, и пофиг, что брюки-сапоги, не юбка. Но только Синдер Фолл все хотели до мокрых штанов, а Винтер один раз глянула — у меня гондоны в кармане съежились.

Греб их беовульфом, куда тут накликать, этим обсосам никаких гриммов не надо!

Бегу, ору:

— Стой, мудак, овцефавн, человекоеб хуев! Руку вынь!

И понимаю, что поздно, не добежал. Балка четко ложится в гнездо, и пацаненок на приемке меня не слышит. Ему доли линии ловить надо, а он даже слова такого не знает: "линия". Поставили слабака — не поднимает, пусть хоть принимает. Ветер лесом шумит, пилорама ревет, как потерпевшая, короче: стропы сняли, и балка всем весом плюх — точняк на палец.

Только тут пацаненок пугается, выдергивает руку, перчатка под балкой застряла.

А пальца нет, и крови нет. Я набежал, голова кругом, дышу как на том ебательном диванчике в машине енота. Пацаненок и говорит извинительно:

— Дядя, не надо так психовать. Мне этот палец еще год назад в банде отрезали. Тупым ножом, потому что на стреме плохо стоял.

Я ему с ноги в торец!

— За что?

— За восхваление уголовной романтики, пиздюк сраный! На стреме плохо стоял, на приеме стоишь не лучше.

— Злой ты, сарж, — говорит большой брюнет, похоже, что с медвежьей основой. — Но ты не прав.

— Да как неправ! Щас всем тут пальцы поотдавливает, чем вы на спуск нажимать будете, когда гриммы налетят? Писька занята, вы же в нее думаете!

— Не, наказать имеешь право, без базара. Но оскорблядь...

Отпустило меня, упал в грязь, ржу — не могу:

— Оскорблядь! Ты прям специальность придумал, название профессии!

— Ранг, — хихикает недодавленный пизденыш. — Сначала простая шлюха, потом блядь, а потом высшая оскорблядь.

И все начинаем ржать. Хором. Так, что пилорамы не слышно.

— Пошли на ужин, — говорит этот самый медведефавн. — Один хер, за сегодняшнюю ночь не успеть, надрываться не стоит.

— Я из твоей речи понял только, что хер стоит, — бурчат за спиной.

— Гондоны не потерял?

— Твое какое дело? Ты давай чаще булками шевели.

— Нашевелил уже, смотри не вступи.

Ну да, гондоны тоже всем выдали. В колонии девки ведь есть. И возле столовой мы видим сразу двух. Не в том плане, что готовили-разносили, а уже привязанными к столам, дыркой наружу. Мелкий вскидывается, но медведь успел его за плечо взять.

— Мы, значит, крепим оборону, — медвефавн вокруг столов идет косолапо, говорит негромко. Чувствуется, что звероформа наружу рвется, и от этого у всех волосы дыбом.

— А тут, значит, крепят совсем другое. Ну ниче, любовь к доскам — не приговор...

Вязки подергал и глядит на сгрудившихся придурков: штук шесть. И мы глядим: вроде все пушные. Хотя нет, вон рога, то ли бык, то ли козел.

Медведь оборачивается к нам:

— Во, сарж, обрати внимание. Хорошо привязано, чувствуется опыт. Готовые капо для бараков, чем плохо.

Тут ебари-перехватчики врассыпную. Капо — это ни нашим, ни вашим, так что с двух сторон огребать. А драться со всем лагерем — надо совсем уж дебилом быть. Но от медведя убежать на "буллхэде" можно, любую наземную тарантайку он достанет одним прыжком. Нет, ну а как они хотели? Мы там с бревнами на частоколе, а они тут с бабами?

Короче, головы на единственный вбитый кол повесили, выдохнули, разогнулись. Рогатому я перед этим на морду насцал чисто из обиды, чтобы породу не позорил.

— Сарж, мясо на кухню сдать?

Медведь времени не терял, девок отвязал, и встать помогает, со всей вежливостью поддерживая медвежьей лапой под жопу, и жопка та в медведевой лапе тонет полностью. Глянуть не на что, ни кожи, ни рожи...

Отвел я глаза и как раз на остатки ебунов попал. Проблевался, говорю мелкому:

— Дай ему пизды. Имя не назвал, крутого корчит.

— Прокол, сарж. Зовите меня Большим. Только ногами не бейте.

Ну правильно, я тоже сходу имя не сказал бы.

— А ты, мелкий, будешь Малым?

— Меня Вьюрок зовут, — пацаненок волнообразно ладонью в порванной перчатке. — А мясо грязное сильно, мы их втоптали, как грузовой трейлер на рыбе давит, на кухне загребутся отмывать.

Половина по кустам блюет, половина круто смотрит... Куда угодно, только не на красное в грязи. Мелкий стоит, вроде нормально все, с набежавшими из темноты девками перемигивается: мы не такие, мы нормальные. С нами дружить можно!

Зацепляется за мой вопросительный взгляд, плечиками пожимает:

— Кореш у меня поскользнулся, когда мы кусок тунца спереть хотели.

— Ты же баран по основе? Белый, пушистый.

— С хрена ли? Я снежный барс. Это не рожки, это ушки.

М-да, компания невеликая, но весьма почетная. Одна падла, одна лярва, одна курва — и я.

— А я Лось. Просто Лось.

Тут из темноты набежали другие девки, их в отряде примерно половина, и давай спасенных обнимать, реветь от радости. Гримм весть, на что рассчитывал человек-сундук, но явно на что-то рассчитывал. Гондоны вот выдал, про оружие подумал. Но подумал так, не практически. Галочку в списке поставил, а как на самом деле выкрутятся, вроде и не важно.

Кстати. Почему эти придурки за оружие не схватились, понятно: думали головкой. А мы чего даже не задумались? Ерунда получается...

— Полная херня получается!

Большой встал на стол и держит речь. С медвежьей основой это запросто. Слышно далеко, и бас такой, что усраться можно:

— ... Нашумели. Наорали. Если послезавтра тут не соберется гримм, так я леса не знаю. Кончаем базар. Нас полсотни парней. Бьемся на десятки. Сорок строят, остальные десять сторожат, Лось научит. Потом сменяемся.

А чего сразу я? Я в начальники не хочу!

Только сдохнуть от гримм — или от писькоумных наподобие сегодняшних — сильнее не хочу.

— ... Мелких в дозор, Вьюрок отвечает.

— А чего я? — пищит мелкий. — Я маленький еще!

— Хер через плечо! — ржем. Единственный, кто не блевал. Маленький, ага. Все мы тут маленькие. Вырастем — хана Ремнанту.

— ... Первым делом строим сральники на десять или сколько там дырок. Лось в "Клыке" наблатыкался полевые лагеря делать, расскажет.

Ну да, я ж партизан-террорист. Сорок способов срать в любых условиях.

Сука, Адам, сука, мне же теперь мало что работать, так еще и голова болеть будет за всех придурков!

Тут из темноты подходит высокая девка, основа кроличья. Ну здесь уже посмотреть есть на что! Даже под серыми приютскими тряпками. А она еще и обнимает за плечи — я чуть за хер не схватился! Но нет, вроде штаны не треснули. Выдохнул. Слух вернулся.

— Спасибо, — говорит эта внезапная радость. — Правда, спасибо.

А за ней те две малявки, отвязанные от столов, тоже чего-то пищат.

— Вы это... В общем, не все мужчины такие.

Малявки переглядываются. Которая правее и вроде почище, отвечает мне уже ясно, только совсем тихо:

— Да мы знаем. У нас в банде, когда основной понял, что мы не мальчики, а девочки переодетые, даже обрадовался. Во, говорит, мы теперь грабить перестаем, а начинаем честный бизнес. Этих двух шкур сдаем в аренду...

Я стою молча, Большой справа выдыхает с шумом, Вьюрок жмурится. Девка-кролик уже не обнимает, а почти душит, вцепилась в плечо и колотится.

— ... А другой мальчик услышал это и заложил всех комгарду. Банду перестреляли, а нас он отвел в приют.

Хорошо художнику, в палитре семь красок и всегда смешать можно. Одним говном шедевр не нарисуешь. Ну, если говняный только.

— ... И его за стукачество старшие мальчики под лед сбросили.

— Завязываем со слезогонкой, — отцепляю ушастую, ставлю морду кирпичом, лицо под мелкий дождь. Дождь это. Капли. Кому не ясно, уебу.

— Жрать идите, пока есть, что. Большой, надо пересчитать ящики на берегу и охрану поставить кого потверже в вере.

— Вере во что?

— В святую колбасу, тля! Найдутся придурки, не столько покрадут, сколько раскидают.

Разошлись под навесы, мороси никто уже особо не замечает. Лето, капли теплые. Я на девчонку-кролика гляжу. Рослая и сытая для беспризорной, но это ладно, Большой вон какой большой, и сам я тот еще лось.

— ... Их по-хорошему с берега надо поднять на утесы, от прибоя.

— Завтра все, завтра!

А вот ноги у нее, хм...

Когда тебя на спарринге лупит каждый день Синдер Фолл, в движении ног ты через месяц понимаешь все. Эта ушастая не идет, а перемещается. В каждый миг одна нога твердо стоит, на ней вес. А вторая не нагружена ничем. Так ходить — много лет учиться надо, чтобы привыкнуть. Чтобы бессознательно. Чтобы в любой момент хлестануть разгруженной ногой. У кроличьей основы этот удар особенно ловко получается. Где ее такую стройную выучили, раз. И два, с хрена ли она вообще сюда попала?

Загадки, блин, сплошные.

* * *

— Сплошные, блин, загадки, — ворчит Большой. — Выпил винного продукта, закусил мясным продуктом, а обосрался натуральным говном. Вот как так-то?

Даже и не знаю, чего тут сказать. Неделя пролетела, как две льены в очко: вроде и жалко, а как нырять-вынимать, так ну его нахер. Шторм утих, до нас доковылял очередной транспорт. И мы узнали, отчего тут все такое интересное. Ну то есть — почему нас на берег выкинули и забыли. В первом лагере братва оказалась порезче, расхватала выданные стволы и всем стадом ломанулась на волю, в леса. Стянутая с прочих лагерей охрана, к счастью, вовремя доперла прекратить погоню. Сообразили, что случится ночью с россыпью одиночек, разгоряченных дракой и бегством, фонтанирующих ужасом, болью, истерикой.

Ага, вот именно оно. Налетели неверморы, набежали борбатоски, а там и урсы-беовульфы подтянулись. Кино, в общем, про храбрых Охотников. Та часть, где герои приезжают на место преступления и с глубокомысленным видом ворочают обглоданные тела. Мы тоже поучаствовали: не Винтер же с Кроу Бранвеном копать могилы, для этого статисты в серых рубашках есть.

И как теперь нас называть? Шестиградье?

А привез транспорт лопаты, куртки, расползающиеся на глазах ботинки, и этот самый винный продукт и мясной продукт. Огромный штабель тяжеленных ящиков, день таскали с берега в скалы. Из чего ледяной Мантл продукты химичит и какой сверхвысокой технологией, я не интересовался. Нам это жрать поневоле приходится, начнешь задумываться — будешь вечно голодный.

— Слышь, Лосяра?

— Ну.

— А правду говорят, что как отстроим жилые корпуса, учителей пришлют?

— Если Винтер приедет, пусть везет хоть сразу директора школы.

Большой хмыкнул. Вьюрок тоже посмеялся, но как-то печально. Это ж додуматься, добавлять бром в этот самый винный продукт. Как можно вина не выпить, если свободно, если запрета нет? Все и пьют, как реальные крутые пацаны. А что к девкам не тянет, на нашей вечной стройке не замечаешь ведь сразу. День — тридцать кольев. Срубить, отволочь, затесать, выкопать, воткнуть, обсыпать. На застеленный тряпкой ящик упал — заснул. Какие там сиськи-письки, главное: сколько периметра осталось.