Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
− Сейчас увидишь! — С этими словами Третий подобрал с земли большой кусок стекла, по форме немного похожий на сломанный серп. Затем, он достал из кармана оторванный кусок обшивки и стал заматывать им конец осколка. Когда оставалась, приблизительно, половина длины он загнул выступающий кончик ткани и тоже его замотал.
Закончив обматывать, он взял проводок, плотно завернул им всё сверху и хорошенько закрутил его на конце. Получилось, что-то вроде импровизированного ножа на скорую руку: открытая часть стекла торчала сантиметров на десять. Выглядел он не слишком внушительно. Наверняка, таким мало что можно было разрезать. — Ну? Как вам? — обратился он к нам.
− Эмм..., — выдавил из себя Четвёртый. — И что это такое?
− А на что, по-твоему, похоже? — Вопросом на вопрос ответил Третий.
− Напоминает стекло, замотанное в какую-то тряпку. — Это было чистейшей правдой. Ножом, в полном смысле этого слова, назвать такое никак нельзя. Правильней было бы спросить: не, на что это походило, а как можно назвать такую штуковину.
− У тебя совсем воображения нет? Это же нож. Во всяком случае, он похож на него. — Второй выступил со своим предположением и угадал. — Они бывают не только кухонными. Примерно так выглядели первобытные ножи, только они были из камня кремниевой породы, сланца или кости какого-нибудь крупного зверя.
− С этим я ещё могу согласиться, но стекло, в отличие от камней, костей и других пород, более хрупкое. Он же сломается, как только им резать начнёшь.
− А я об этом и не подумал. — Истерическим тоном заверещал Третий. — Да будет тебе известно, что чем длиннее рычаг, тем меньше силы требуется к нему прилагать и наоборот. Я специально сделал рукоятку такой большой и оставил открытым маленький кусочек лезвия. Так не придётся напрягаться и сломать тяжелее. Что съел?
− Съел, но ещё не полностью проглотил. — Съязвил Четвёртый. Наверное, у него было, что противопоставить. — Поступил ты правильно, но нельзя быть на все сто процентов уверенным в том, что он не поломается. Тебе же неизвестно, что и как мы будем им резать. Теперь можно сказать, что я выплюнул всё обратно. Будешь поднимать? — Кажется, у Четвёртого было специфическое чувство юмора, потому что сказал он это лишь с елё заметной усмешкой.
− Сам ешь свои слюни! — огрызнулся Третий. — Здесь тебе не лаборатория ядерной физики и создал я не атомную бомбу. С меня и этого хватит. Так что можно считать твоё замечание частично неуместным. — Мне вдруг стало интересно, как замечание может быть частично неуместным? О чём он подумал, когда произносил такое?
− А как оно может быть частично неуместным? Либо уместное, либо неуместное. Это что за выражение такое? — Все-таки я решил вмешаться и задать свой вопрос. Хотелось услышать ответ на него.
− Он отчасти прав, и отчасти неправ, а значит его доводы частично неуместные. Я действительно не знаю, сломается нож или нет, но утверждаю, что нет, тем самым выделяя одну возможность. Поправив меня, он так же утверждал, что я полностью неправ, а это тоже не так, потому что если бы это было верно, то нож обязательно сломается, а это не следует из его же доводов, иными словами: он частично неправ. — Закончив излагать такую длинную и непонятную тираду, Третий глупо оскалил зубы.
— Ну, ты и придумал. — Четвёртый усмехнулся в ответ. — Сначала утверждаешь, что мои слова частично неуместны, потом переходишь к моей истинности, словно это одно, и тоже. Здесь действительно невозможно точно выяснить сломается он или нет, слово неуместный означает: не к месту. Значит моё выражение полностью неуместное, следовательно, ты неправ. Ха, ха, ха! — начал смеяться Четвёртый, при этом нервно тыча пальцем в сторону Третьего.
— Отлично, ты сам признался в этом, а на остальное чихать я хотел с высокой колокольни. — Скаля злобную улыбку, сказал Третий.
— То есть вы оба ошибаетесь! А моё утверждение об этом и есть сама истина! — С чего вдруг Второй решил встрять с ещё более глупым высказыванием? — Я победил. — Закончил он.
— Кого ты обставил и в чём? Мы ни не играли и не участвовали в соревнованиях. — Попытался поправить его Четвёртый.
— Но! Тем не менее, из нас троих я больше прав. Не так ли? — Второй или был тупицей или же перенаправлял агрессию других на себя, пытаясь объединить всех.
— Ну и что? Хорошо, ты победил, о чемпион-пион. Награды-то ты не получишь, поскольку нет таковой и в помине не было. А теперь хватит, здесь больше ничего нет, пора сваливать отсюда. — Чётвёртый повернулся в сторону ко всем остальным, которые все это время стояли в сторонке и не возникали. Интересно почему? Оттого что некоторые из нас, а под некоторыми я подразумевал всех четверых, грубо с ними обошлись? Нет. Не в этом суть дела.
Наверное, они нас боялись и не только из-за хамского поведения. Когда видишь двух близнецов — это немного шокирует, а четыре — уже пугают. Меня самого страшил этот факт, не говоря уже о других.
− Стоп. Есть ещё одно дело. Положи этот нож в свой пакет, а то в руках, вместе с поручнем, тащить его неудобно. — Обратился ко мне Третий. Помещать его в пластиковый пакет было глупо, потому что он мог запросто порвать его или расколоться внутри от тряски, а скорее всего и то и другое.
− А ты не подумал о том, что он может с легкостью порвать пакет, тогда содержимое тащить будет не в чем. — Хорошо, что я лишний раз не помянул слово "Еда".
− Так уж и быть, не буду с этим спорить, а положу его к себе в карман куртки. — Оказывается, есть то, с чем он не поспорит. Ну и хорошо, мне же хлопот меньше.
Во время всей этой возни я совсем забыл о пакетах с едой, что я оставил лежать неподалёку на траве. В мою голову закрались некоторые подозрения, по поводу сохранности их содержимого. Подойдя к ним, я принялся осматривать их внутренности. Вроде ничего не пропало.
Как хорошо, однако, что другие ещё не догадались взять оттуда что-либо. Наверное, они не были голодны. Люди в городах довольно часто едят, ибо пищу достать можно буквально на каждом углу. Сплошные палатки, мелкие магазины и универсамы делают весьма доступной возможность хорошенько перекусить на улице. Поэтому этот вид бизнеса так процветает, ведь клиенты у него не иссякнут и не потеряют интерес к предлагаемому товару. Ещё это показывает то, что большинство не может устоять даже перед мелкими, ежеминутными прихотями своего брюха. И я был из их числа.
Помню, как сильно рассмешил одного одногрупника из университета. Я говорил с ним на тему еды из палаток и о том, что многие толстеют. Но моя позиция была не столь жёсткая. Я не порицал это, и, даже, придумал что-то вроде поговорки с демонстрацией. Выпятив живот как можно больше, я похлопывал себя по нему, приговаривая: "Без пуза нынче никуда".
− Простите, конечно, но что полезного вы там нашли? — Спросил Петрович. Мне было неясно, к чему такая излишняя вежливость? Мы же находились в лесу, где хорошие манеры никто по достоинству не оценит.
− Ну, вот эти поручни и несколько проводов с осколком стекла. — Ответил Третий. — К сожалению, ничего, что можно использовать в качестве котелка не оказалось.
− А чем нам будут полезны эти трубы? — Каверзный вопрос Марины, мог расставить всё по своим местам, что было нежелательно.
Эти железки можно было применить в основном только как оружие, которое в данной ситуации мирным людям было незачем. От диких зверей такими орудиями не защититься. Подходило только одно: это было против людей. Вот ведь лезут иногда некоторые личности с правильными вопросами не в то время и не в том месте. Надо было ответить хоть что-то. И мне ужасно не хотелось, поэтому я посмотрел на Третьего. Заметив, что я жду, когда он начнёт объяснять, Третий немного прикусил губу и цокнул языком, после чего принялся говорить.
− Во-первых: их можно использовать в качестве мотыг, то бишь, для разрыхления земли. Лопат здесь нет, так что копать придётся чем-то другим. — На мой взгляд, это был тупой вариант применения, но допустимый. Ну, он и выдумал сказку, мотыги. Где здесь рыть-то и зачем? Мне стало немного смешно.
В это время Третий продолжил перечислять дальше:
— Во-вторых: как защиту от диких животных. Вот и всё. — Хорошо, что он не упомянул про оружие, однако было мало возможностей реализации и те были ненадёжными оправданиями.
Оставалось решить, в каком направлении мы будем продвигаться. Лично мне было всё равно куда идти, как говорится: "Все дороги ведут в Рим". Тот, кто выдумал это, скорее всего, имел плохую ориентацию и часто терялся, а эти слова были маяком надежды в его сердце. Лозунг человека сбившегося с пути. Было очевидно, что никто здесь не знал, где точно мы находимся. Направления могли быть выбраны чисто случайно.
− Ну что? Пора выдвигаться. Идите за мной. — Сказал Чётвёртый и пошёл в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли.
− И куда мы двинемся? — Спросил его я. — Есть обоснование нашему движению именно в ту сторону?
− Безусловно. Не возвращаться же нам обратно? Взгляните все на часы. — Попросил он. Достав свой мобильник я, посмотрел на экран, было два часа тридцать две минуты ночи.
− Зачем? Мы уже выяснили, что находимся в другом часовом поясе, и не знаем в каком именно, так что наши часики здесь бесполезны. — В самом деле, как это могло нам помочь?
− Не совсем. Если судить по моему циферблату, то мы здесь уже шесть часов. — Да, информация была полезной, по крайней мере, мы не потеряем чувство времени. Оказалось, что он имел в виду совсем другое.
− Мясо тех трупов уже начало активно гнить, не сомневаюсь, что в том месте сильно воняет. — При этом он подёрнул лицом в сторону, будто отворачивался от компоста.
Петрович уже собрался что-то сказать по этому поводу, но Четвёртый продолжил:
— Кроме того, там нет никаких ориентиров, по которым можно обнаружить дорогу, давайте идти дальше, а там видно будет. Вы не забыли, что выбрали меня лидером и, на мой взгляд, это идеальное решение. — Всё-таки, после того как он закончил излагать свои мысли, Петрович начал укорять его по поводу его отношения к умершим посетителям кинотеатра, что было крайне неуместно.
− Послушайте, молодой человек, не могли бы вы с большим уважением относиться к людям. Их смерть не означает то, что они перестали ими быть. — Изречение было больше философским, нежели моральным. Похоже, Петрович относился к типу людей, которые верят в потусторонние миры и загробную жизнь.
− То есть как? По-вашему, являться человеком означает, существовать как кусок мяса? Так что ли? После их смерти, они перестали быть людьми и стали просто трупами, причем изувеченными. А вы утверждаете, что они ещё сохранили свою суть? Не двигаются, не дышат, не общаются, не мыслят, а только разлагаются. — Четвёртый на редкость ступил. Он просто не понял Петровича, который сейчас оторопело, смотрел на него.
− Я подразумеваю то, что они отправились в лучший для них мир, после кончины. — Уж от этого разъяснения, Четвёртый должен быть вникнуть в суть дела. И он вник.
− А... понятно, так вы один из тех, кто верит в то, что эти индивиды и после смерти до вас могут добраться? Вы этого боитесь и поэтому так уважительно относитесь к данной проблеме. Спешу вас успокоить, страшиться следует не мёртвых, а живых. — Не ясно, являлось ли сие напутствием или угрозой, поскольку было продекламировано как стихотворение заученное наизусть.
Петрович начинал злиться. У личностей такого типа, как правило, уже были устоявшиеся взгляды на мир, и если точка зрения другого человека не совпадала с их позицией, они принимали её буквально в штыки. Подобные персоны чаще всего встречались среди верующих.
У религиозных догматов, была одна отличительная особенность: не надо было ничего никому доказывать. Естественно, опровергнуть их логическим путём невозможно, так как нормальные доводы с псевдологикой не состыкуются.
И такую глупость у кого-то повернулся язык назвать вечным спором науки и религии. По мне, так просто-напросто верующие шли по пути наименьшего сопротивления. Кому охота перелопачивать кучу книг по физике, химии, биологии и другим наукам, когда есть вера. Здесь всё гораздо проще: не надо ничего обсуждать, подвергать сомнению, тем более затрачивать на это умственные усилия.
Для мнимых индивидуальностей вроде Петровича, которого я уже отправил в категорию "религиозных болванов", это был идеальный выход. Ведь, если такой человек выберет другое мировоззрение, к примеру, научное, ему придётся положить немало усилий, на доказательство своей правоты, а в случае неудачи, мир для него рухнет, вместе с его взглядами.
Тем временем Петрович не стоял на месте и решил продолжить бессмысленный деструктивный диалог.
− Неужели, вы один из тех, кто не уважает наших предков? Что бы вы сказали, если бы вас отказались хоронить и просто оставили или выбросили тело в помойку? — Петрович пытался переубедить Четвёртого, ставя его самого в пример. Довольно, неплохой ход.
Мне стало любопытно, откуда у адептов мировых религий появляется желание вовлечь других в свою веру путём простого навязывания взглядов? Быть может, это какой-то остаток от времён, когда эти религии только становились на ноги, и не было другого пути их распространения, кроме как насильного обращения язычников. Сжигались и разрушались старые идолы и алтари, непокорных гордецов убивали, и тому подобное, известное многим из школьного курса мировой истории.
Похоже, Четвёртый был ещё большим упрямцем, нежели Петрович. Он решил продолжить свою тираду.
− Ничего бы не сказал, так как являлся бы уже мертвецом. В принципе, какая разница, что случится с телом после смерти, ведь, умершему существу уже будет всё равно, так как оно не может мыслить. Вот, для живых и разумных существ это смотрится ужасно. Если б людей не хоронили, то улицы были бы завалены трупами. Животные поедали бы их, разрывая на части и растаскивая, чистой воды антисанитария.
К тому же раньше они жили, имели родственников, друзей, знакомых, именно для них захоронение является важным, как проявление чувств к ним. А мёртвым уже всё безразлично. Не старайтесь переубедить меня. Я этих людей не знал вообще, значит для меня они никто. Вам это надо, вот идите и закапывайте их, а мы продолжим идти. — Похоже, Четвёртый был склонен к антагонизму, и ему не хотелось делать то, что велят другие.
− Да как вы можете говорить столь ужасные слова?! — Больше всего меня порадовало сочетание злобы и удивления в ответной реакции Петровича. — Вы что, сумасшедший или у вас нет ни капли совести? — Такого заявления следовало ожидать.
Противоположность их личностных установок и общих концепций мировоззрения была очевидна. Так как Петрович шёл по пути наименьшего сопротивления, единственно верным для него решением было просто объявить о невозможности состоятельности взглядов противника, как бы невзначай объявив его умалишённым или антисоциальным типом, которому нет доверия. Его риторический вопрос был адресован не Четвёртому, а пассивным участникам конфликта, которые, в данный момент, просто следили за происходящим.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |