Идентификация василиска

— Наверное бессмысленно тебя о чем то спрашивать, Акеми? Не так ли? — голос Тензена прозвучал обманчиво мягко, — все равно ты ничего не знаешь, или ничего не скажешь. Давай пропустим эту часть, сэкономим друг-другу время.

Тишину разорвал вопль Кагеру, захлебнувшийся хрипом. Борн выгнулся, как будто пытали его самого и отчасти так и было: бьющие в голове барабаны зашлись дробью от крика, ударившего по барабанным перепонкам, горькая желчь обожгла горло. Джейсон быстрее заработал руками — они могли затаиться в кустах, могли попытаться выйти с толпой, но он выбрал путь, заведший их в ловушку, и теперь необходимо как можно скорее исправить ошибку, до того как она станет еще одним неподъемным грузом на его совести.

Что делает Тензен? Борн знал множество способов полевого допроса, и все они оставляли человека беспомощной развалиной. Он не может позволить себе потерять Кагеру, так как он потерял Сен-Жак, как он потерял многих с кем имел несчастье разделить путь.

Стоны Кагеру обрели пугающую периодичность. Звук как будто что-то жуется, громкий выдох, крик. Выдох, крик. Выдох, крик. Зубы Борна были готовы раскрошиться, челюсти намертво свело от ярости, бессилия, страха и ненависти, на висках выступил пот, а сердце казалось ухнуло в какую то бездонную яму. Хруст большого пальца, вывернутого Борном из сустава прошел незамеченным — Тензен так и остался рядом с девушкой:

— Ну Дзиро, как тебе музыка? Наверное ты хочешь рассказать мне о жизни в Коцубо? Или может быть поделишься занимательными историями о Кога Манзидани? Сейчас инспектор Манзо принесет нам зеркало, и мы сможем полюбоваться на твое лицо, и что-то мне подсказывает, что я увижу Кога Генноске. Конечно, сестрица Хотаруби утверждает, что ослепила тебя, но я не буду рисковать в полушаге от победы.

— Прошу вас, перестаньте, проявите милосердие, я не знаю никакой Кога Манзидани, мы ничего не сделали, просто возвращались из святилища, прошу вас! — Борн был совершенно неизобретателен и прекрасно понимал это, но бессвязанный бред несущийся из его рта помогал заглушить стон — кисть болела ужасно, даже на фоне прочих травм. Все, осталось еще чуть-чуть — придерживая петли одной рукой, чтобы не выдать себя изменившейся позой, Джейсон начал развязывать путы на ногах.

— Ясно, инспектор Манзо попросил оставить вас пригодными для допроса, так что ... кажется я знаю, чем заняться, — Борн услышал шорох ткани, — Думаю, можно донести тот факт, что ты полностью в моих руках, и иным способом. Сейчас, я возьму эту женщину, жалко что ты не сможешь полюбоваться на это, а потом возьму тебя.

— Нет, прошу тебя, не делай этого, -громкий хлопок, стон Кагеру, Борн не в силах сдержаться до крови прикусил губу. Чувства требовали немедленно сбросить веревки и атаковать, но Джейсон понимал, что в своем теперешнем состоянии он не будет серьезным соперником Тензену, если тот готов к схватке. Все, что было у Борна — один неожиданный удар, один удар, который обязательно должен достигнуть цели. Он начал считать про себя, медленно, начиная с сотни, не надеясь, что яд Кагеру решит все за него, и сходя с ума от бессилия изменить происходящее.

Борн атаковал, когда удовлетворенные звуки, издаваемые Тензеном, перешли в хрип — яд на время лишил его способности дышать. Ноги ударились о пол, Джейсон чуть не врезался в землю носом, пол под ним качался как палуба в шторм, мешок слетел с головы сам собой от слишком резкого движения. Взглядом Борн встретился с широко раскрытыми безумными глазами Кагеру. Волосы неопрятными прядями покрывали ее лицо, одежда отсутствовала, бедра покрывали кровавые потеки. Тензен оставил ее подвешенной на руках за потолочную балку, освободив ноги для собственного удобства.Кагеру издала полувсхлип-полувздох, когда она увидела, что Борн свободен, и она как могла сжала тело шиноби Ига, не давая ему освободиться. Тензен рванулся из захвата, только чтобы встретиться виском с локтем Борна. Кость хрустнула, из уголка глаза плеснуло кровью, но этот удар, который мог бы оставить калекой, а то и убить кого угодно, заставил противника только хрюкнуть и покачнуться.

Отравленный, практически не способный дышать, со сломанной височной костью и ослепший на один глаз, Тензен тем не менее оказался страшным противником. Извернувшись как змея, он взял Борна в удушающий захват, практически не реагируя на град ударов, обрушившийся на его голову. У Джейсона в глазах начало темнеть, барабаны в висках зашлись адским крещендо, языку внезапно стало тесно во рту. Напрягаясь из последних сил Борн стал выламывать душащую руку, и даже сумел судорожно втянуть в себя воздух, смешанный с ядом Кагеру, когда дверь отъехала в сторону, и на пороге появился инспектор Манзо. Видимо зеркала не нашлось — мелькнула на краю сознания мысль — этого незаменимого для любой женщины предмета у инспектора в руках не было.

С резвостью, неожиданной для такого толстяка, господин Манзо рванул из-за пояса свой, похожий на небольшой ломик, меч и замахнувшись бросился на Борна. Вот и все: увернуться от падающей стальной чушки не было ни малейшего шанса. Джейсон как в замедленной съемке увидел сверкающую зазубренную поверхность, готовую через мгновение разможить ему голову.

Клинок с мерзким чавком впился в затылок, брызнув алым в лицо Борна. Господин Тензен, мгновенно обмякнув, осел, а вслед за ним упал и Джейсон прямо под ноги девушки, которая доверилась ему и доверие которой он не сумел оправдать.

— Cпасибо, господин Саэмон, — смогла выдавить из себя Кагеру, и это было последним, что услышал уходящий в темноту разум Борна.

16

Генноске трясли за плечо, голос трясшего буравчиком проникал в уши, побуждая сделать что-то. Проснуться? Встать? Усилие, чтобы разомкнуть веки было невозможным, но мало-помалу глаза начали открываться. Геноске испугался: зрение не возвращалось, вокруг была тьма плотная как ватное одеяло, и в этот момент пришла боль, вывернувшая тело в инстинктивной судороге. Болело все вплоть до кончиков пальцев и эта выворачивающая душу агония одним щелчком включила зрение и обоняние. Под ним был мягкий тюфяк, пахнущий кровью и свежим мясом, разрозненные звуки превратились в слова:

— Господин Генноске, господин Генноске! — он повернулся, застонав, взгляд уперся в низкий потолок и два размытых пятна, медленно сфокусировавшихся в обеспокоенное лицо Кагеру и незнакомого толстячка, отдаленно похожего на Джосуке.

— Сейчас... — голос был хриплым, во рту словно бегали миллионы жгучих муравьев, а тело казалось одной сплошной отбивной. Генноске, забыв о боли, поднялся одним рывком и скорчился в судороге, — Кажется я сейчас не в лучшей форме.

Если толстяк не выглядел потрепанным, то Кагеру пережила не лучший свой день: одежда была растрепана, открывая тело, живот покрыт десятками ранок от валяющихся вокруг игл, волосы слиплись, окутывая голову неряшливой короной.

— Что произошло? Где госпожа Обору? — спросил Генноске, пытаясь сориентироваться — минуту назад он разговаривал с невестой, потом он кажется потерял сознание, и судя по тому, как болит его тело был захвачен Ига. Она все таки предала его: отравила, еще как то лишила сознания ? Но тогда, почему он все еще жив? Откуда здесь Кагеру со следами пыток на теле? Толстяк ... — Господин Саэмон?

— Одну минуту, господин Генноске. У меня есть незаконченное дело — было бы весьма печально убивать Якушиджи Тензена дважды за один вечер. Прошу простить меня, — толстяк опустился на колени. Генноске опустил взгляд — то, что он принял за тюфяк было лежащим ничком телом мужчины, длинные темные волосы распущены, окружая зияющую рану на затылке.

— Он и так мертв, — заметил Генноске.

— Возможно, но надежнее отделить его голову: у этого ублюдка зарастают самые тяжелые раны, но я сомневаюсь, что он сможет срастить обратно перерезанную шею, — Саэмон вооружившись полицейским тесаком принялся пилить шею мертвого шиноби.

Нечто, позволяющее Якушиджи Тензену выживать получив самые страшные раны, проснулось: Генноске показалось, что Саэмон мог с тем же успехом резать воду — плоть моментально сходилась за тупым клинком, не позволяя лишить своего хозяина головы. Более того, в какой-то момент Тензен извернулся и вцепился зубами в костяшки пальцев Саэмона, вызвав у того сдавленное ругательство. Кровь закапала на пол, и, не долго думая, Саэмон оторвал немного ткани от одежды Тензена и быстро перевязал средний палец, особенно пострадавший от укуса.

— Позволь мне, — сказал Генноске. Тесак был тупым и широким куском металла, его предназначение было ломать чужие клинки и вбивать здравый смысл, но не рубить головы. — поднимите его к балке.

Тензен забился в судорогах, затылок сиял розовой кожей, затянувшей рану:

— Он сейчас очнется, — испуганно произнесла Кагеру.

— Ничего, взяли! — дергающееся тело подвесили за шею к балке, крепко затянув веревку.

Генноске примерился, концентрируясь перед ударом. Якушиджи Тензен открыл глаза, из его оскаленного рта раздался стон, рука ожившего шиноби вцепилась в плечо Кагеру, вскрикнувшей от боли и неожиданности. Полицейский тесак врезался в шейные позвонки, превращая их в кашу костных осколков, Генноске продолжил движение на себя, перерубая-перепиливая большую часть тканей. Оставшиеся не смогли удержать тело шиноби и разорвались с мерзким хрустом, из артерий ударила кровь, пятная потолок и все вокруг, голова, замершая в неустойчивом равновесии, выпучила глаза — кажется господин Тензен хотел что-то сказать шиноби Кога, но отсутствие легких помешало ему это сделать.

— Дело сделано, — сказал господин Саэмон, — Но как мы будем выбираться? Под этой личиной я мог бы вас вывести, но после того как вы, господин Генноске, устроили здесь скотобойню, мне это будет весьма затруднительно, — он обвел рукой шиноби Ига, покрытых с ног до головы кровью, — И да, госпожа Обору ждет вас, господин Генноске, — закончил Саэмон, игнорируя злой взгляд Кагеру.

17

Утро было отвратительным и благодарить за это следовало не только ночную дорогу, но и беседу, которую никак не удалось отложить. Напыщенный индюк. Жирный, напыщенный индюк. Ханзо Масанари скривился, не в силах сдержать свои чуства. 'Инспектор Манзо был важнейшей опорой порядка в области', 'Бесчинства ваших людей переходят все границы', да в гробу он видел всех этих чиновников, изображающим кристальную честность и неподкупность. Можно подумать, господин Иэясу отменит битву если ему донесут о смерти полицейского инспектора. Придурок влез совершенно куда не просят и стал инструментом в войне шиноби: cначала Ига воспользовались им в загонной охоте на Кога, потом Кога в ответ притопили инициативного дурака в колодце. Колодец, конечно, жаль, но что поделать. А теперь Ханзо пришлось битый час ублажать местное начальство — хотя сомнительно, чтобы жалобы дали какой то результат, в будущем они станут ненужным пятном на репутации семьи Хаттори. Разумеется, он пообещал наказать невиновных и наградить непричастных, в результате тщательного и справедливого расследования, и даже пообещал информировать уважаемого господина о его ходе.

Отец приказал Ханзо Масанари надзирать над битвой, служить наблюдателем и независимым арбитром, но то что выкинула госпожа Офуку... Совет господина Иэясу сошелся во мнении, что лучше дать ей некоторую свободу действий, иначе 'вражда женщин', как ее называли, взорвала бы империю гражданской войной. Кормилица господина Такечию после попытки его отравления окончательно потеряла границы. Ее вмешательство в битву Кога и Ига было наглым неприкрытым подыгрыванием шиноби Цубагакуре, но совет решил закрыть на это глаза — было чудом, что она вообще выжила.

Разумеется шиноби Кога начали действовать жестко, не оглядываясь на сопутствующий ущерб, когда поняли, что число их противников увеличилось на количество личной охраны госпожи Офуку. Сначала похищение госпожи Обору — тела ее не нашли, и Масанари не был уверен в ее судьбе: возможно Генноске украл невесту, желая ее спасти, возможно мстил за то, что считал предательством.

Дальше был сожженный дотла постоялый двор, и несколько угоревших пейзан вкупе с притопленным полицейским инспектором. Казалось, Ига отбили нападение и даже захватили Генноске и Кагеру, но это было всего лишь хитростью Кога — они ликвидировали Тензена, убили cтоящих на страже самураев Офуку, но по какой-то причине пощадили ее. Потом, шиноби Кога разогнали пытавшихся задержать их полицейских как испуганных зайцев и растворились в ночи.

Ханзо Масанари с сожалением вздохнул: такие таланты пригодились бы при осаде Осаки, и можно было только надеяться, что отряд Кога выживет. Впрочем, главной цели они не достигли: Якушиджи Тензен остался жив.

Это казалось невероятным, но свидетелей воскрешения господина Тензена оказалось более чем достаточно, чтобы исключить всякие сомнения: человек, расставшись с головой, не только жил еще несколько минут, но и смог двигаться самостоятельно достаточно долго, чтобы приставить эту голову на место, а потом и вовсе каким-то чудом прирастить ее, не оставив ни малейшего шрама.

Особо отметив этот момент в отчете, Ханзо Масанари запечатал свиток и передал его для доставки в Сунпу. Он вздохнул: если бы можно было так же легко отправить обратно в замок госпожу Офуку, но похоже ближайшее время вздорная женщина будет все так же отравлять его существование.

18

Возвращение способности Генноске управлять додзюцу превратило побег в легкую прогулку: всякий, вставший на их пути умирал до того, как мог понять что же именно происходит. Ситуацию могли бы переломить шиноби Ига — слепой Куширо был неуязвим для этой техники, а о способностях Акегину господин Саэмон не имел никакой информации, но мог предполагать, что это также нечто весьма опасное. Лишенный возможности сражаться на равных с подготовленными воинами Ига — развитие мышц, специфичных для воина, выдало бы его вернее надписи 'распните меня, я — шпион' на спине — он предпочитал всегда переоценивать противника, избегая прямой конфронтации в которой не имел никаких шансов.

Силы Кога были слабы как никогда — Кагеру лежала в лихорадочном забытье: яд, покрывавший иглы Тензена не торопился покинуть ее вены, госпожа Обору, несмотря на свои чувства, была в первую очередь шиноби Ига, и, как понял господин Саэмон, Хёма молча взял на себя обязанность присматривать за ней — это оставляло только Генноске и его самого способными к активным действиям.

Саэмон превзошел самого себя, закрыв гримом многочисленные ссадины и ушибы господина Генноске, но не смог ничего сделать с хромотой. Оставалось надеятся, что они не подвергнутся подробному осмотру — будь на то его воля, они бы отлеживались хотя бы неделю, но время, время: покинуть империю следовало до начала осенних штормов.

Им было нужно судно, и не просто рыбацкая лодка, а нечто достаточно большое, способное пересечь море, поскольку оставаться в империи после планируемого обмана будет невозможно, и дело даже не в чести: какая честь у шиноби, а в безопасности их клана — месть будет скорой и страшной, превосходящей всякое воображение. Саэмон слышал, что однажды господин Иэясу сварил на медленном огне предавшего его шиноби живьем вместе с сыном, и не хотел такой судьбы для жителей своей деревни Манзидани. Его посещала мысль, что предать Генноске будет лучшим выходом для всех. Да, его братья погибнут, но скольких он спасет, если обман Генноске вскроется и кто-то опознает в авантюристах, отправившихся за собольими шкурками в устье Амура, беглых шиноби?