— Я думаю, это не твое дело, — выдавил я кислую улыбку, но на душе заскребли кошки.
— Пас. — Она сбросила карты и всецело переключилась на меня. — А я думаю, ты не прав. Если ты хочешь стать здесь своим, хочешь, чтобы тебя уважали или хотя бы приняли, это мое дело. И её. И её, — она принялась указывать на подруг в произвольном порядке. — Ты должен рассказать, почему мы тебя должны принять и доверять тебе. И не надо сказок насчет Мишель, дескать, она затянула. Ты сам сюда пришел, это знают все, Мутант лишь исправила кое-что, что испортила Ласточка.
Афина деловито откинулась на стуле, передавая мне право хода. Я же сидел в ступоре, пытаясь понять, что говорить и делать дальше.
'...Mierda, все здесь всё знают! — воскликнул внутренний голос.
'А что, собственно, ты хотел?' — усмехнулся я. — Гадь-ющ-ник... — перевел я на русский характеристику этого заведения Катариной.
'Да ничего, в общем...' — скис он.
Я не был готов к такому вопросу, ну, не сейчас, хотя та же Мишель уже задавала мне его, перед началом испытаний. Афина зрит в корень: наверное, тоже комвзвода, да судя по крутизне, хранитель. Подвиги, испытания, расфигачивание робота винтовкой... Это лирика, достойная потрепаться на досуге, а такие, как она, знают, что после досуга настанет рутина. И беспокоятся о ней заранеё.
И если мне нужно стать своим, а мне нужно, мне придется слить кое-что из сокровенной информации. Такой, чтобы все знали, что она сокровенная, но при этом умудриться не раскрыть всех карт.
— Её зовут Изабелла, — начал я и выдал белоснежную улыбку во все тридцать два зуба, чувствуя прилив сил. Эдакую эйфорию. Обожаю сильных соперников, и бодаться с Афиной мне начинало нравиться. — Она аристократка. А я — парень из трущоб. Но я люблю её, а она любит меня.
— Угу, принцесса и нищий! — презрительно фыркнула Афина и усмехнулась. — Старо, как мир!
Я не повел и бровью — бодаться, так бодаться. Лишь философски заметил:
— Что делать, такова жизнь. Меняются декорации, но страсти людские вечны.
— То есть, ты пришел сюда, чтобы получить статус вассала королевы, чтобы на равных встречаться с аристократкой? — удивленно заметила сидящая слева от меня в конце стола юная сеньорита моего возраста. — Только и всего?
Кажется, я только что уничтожил все таинственные и романтические легенды вокруг своей персоны. Чем сильно разочаровал всех.
Раздался взрыв смеха, к которому постепенно присоединялись смешки все большего и большего числа людей. Включая и соседние компании, которые, как оказалось, напряженно к нам прислушивались. Я же улыбнулся еще шире. Банальность банальности рознь, а бить — так бить.
— Разумеётся, у сеньориты... Забыл вашу кличку... Прошу прощения, позывной..., — 'поправился' я. — ...Таких мужчин полным-полно. Способных ради любимой женщины, то есть вас, пойти на подобный шаг. И все они наперебой так и рвутся совершить поступки один безумнеё другого, локтями толкаются...
— ...В таком случае вам легко судить меня. Но все же прошу не втаптывать в грязь тем, что я иду в кильватере чужих поступков. Поверьте, это мой поступок, искренний и я не собирался подражать вашим кабальеро. Возможно, я люблю её меньше, чем вас ваши мужчины, но считаю её достойной такого поступка не менеё, чем они — вас...
Я картинно поклонился, почему-то представив на её месте Эмму Долорес, а вокруг — четвертую оранжерею. Déjà vu? Что ж, возможно, это закон жизни, проходить в разных местах одни и те же уроки.
Воцарилось молчание. Вначале обычное, но все болеё и болеё приобретающеё грозовые оттенки. Все сидящие здесь ангелочки пытались понять, что я такого сказал, и когда до них доходило... В общем, моя собеседница посерела лицом, уткнув глаза в столешницу, остальные, кто смеялся, в той или иной вариации следовали её примеру.
Я же не собирался никого щадить — 'феномен первого контакта' у меня будет лишь однажды. И больше никаких разговоров на тему моего появления быть не должно.
— Вы, сеньорита, слишком много на себя берете, — усмехнулся я, переходя в открытое наступление. — Пытаетесь судить людей, основываясь лишь на своем скромном жизненном опыте. Поверьте, жизнь слишком многогранная штука, это неправильный подход.
У вас ведь нет его, такого мужчины, я прав? — улыбнулся я, вгоняя её в землю по плечи. — Не партнера, не парня, а именно мужчины, настоящего кабальеро, способного на безумный поступок ради любимой женщины. Вы никогда не любили и не были любимыми, а что было — лишь страсть, продукт гормонального взрыва взрослеющего организма. И неизвестно, повстречается ли он вам вообще когда-нибудь...
Пауза. Вынужденная, чтоб вогнать последний гвоздь в крышку гроба этого вопроса. Все, поехали:
— Потому не вам меня судить, сеньорита. Я сделал это, и не раскаиваюсь ни капли, ни на миг. Я стану одним из вас, а потом...
Вздох.
— ...А потом я буду с нею. Вам же искренне желаю в жизни счастья.
Я её закопал. На глазах у девочки выступили слезы, после чего она сорвалась и быстро выбежала прочь — приводить себя в порядок. Причем, не столько внешне. Молчание же вокруг стало просто зловещим — кажется, не отдавая в этом отчет, я наступил на больную мозоль не только этой девушке, как-то затронул абсолютно всех в этом здании.
...Но она — не Эмма, напрасно я с нею так. Совесть моя запоздало заворочалась, но было поздно. Неплохая она девушка, не злая — по лицу видно. Просто романтичная. Да максимализм играет. Но что сделано, то сделано. К тому же, своей цели я достиг — теперь вряд ли сплетня о причинах моего появления станет бестселлером. А с девочкой можно будет потом и помириться. Если получится...
Сидящая напротив Афина вперла в меня напряженный взгляд:
— Не мог кого другого для битья выбрать?
Я пожал плечами.
— А что такого?
— У неё проблемы с мальчиками. А ты...
Я вновь пожал плечами.
— Не знал. Мне жаль.
— Ладно уж!.. — Она вздохнула и обреченно махнула рукой. После чего принялась раздавать карты, кинув одну и мне.
— Ты играешь.
Это была констатация. Я кивнул — кажется, выбора у меня нет, но это и к лучшему. Валет червовый.
...Итак, первый раунд за мной. Это хорошо, но это только начало. Сейчас начнется второй раунд, и здесь со мной будут играть стервочки поумнеё и поопытнеё. Как в четвертой оранжереё больше не получится. Но оно и к лучшему — нужно же расти и развиваться?
— На что играете? Не на просто так же? — усмехнулся я.
Она отрицательно покачала головой.
— Разумеётся!
Глава 4. Маленькая дуэль с большими последствиями
— Желания. Мы играем на желания. — Она выразительно посмотрела мне в глаза.
Я видимо, должен был поежиться, проникнувшись важностью предмета. Но я не проникнулся.
— И? — Она положила колоду на стол и достала из висящей на стуле сумочки пачку сигарет и зажигалку. Обычную, без изысков. Интересно, почему с их полуспортивным режимом это не конфликтует? Или полноправным ангелам, а тем болеё хранителям, можно все в принципе?
Я безразлично пожал плечами.
— Что 'и'?
— Даже не спрашиваешь, какие желания? Что можно загадывать, что нельзя?
— Зачем? Ты и так скажешь.
Она задумалась. Логичный аргумент.
Подкурив, неторопливо взяла со стола свои карты и откинулась назад, тряхнув копной черных, спадающих ниже плеч, волос.
Волосы здесь отдельная тема. По всему заведению отчетливо прослеживалась тенденция к их укорочению, причем обратно пропорционально возрасту. Ниже плеч вообще носили немногие. Хотя буду объективен, 'мальчуковые' прически так же были не в чести и встречались лишь у самых-самых юных созданий. Доминировала же некая золотая середина. Вызвано это было с одной стороны необходимостью прятать сие богатство под шлем, с другой — выглядеть 'настоящей', 'как все женщины'.
Другие девчонки, сидящие за столом, последовали её примеру и включились в игру, разбирая карты, но они как-то сразу выпали из нашей дуэли, превратившись в массовку, зрителей. А это была именно дуэль. Я чувствовал, как эта выдра хочет поставить меня на место; это стало её целью, как доминантной альфа-самки. Она — лидер, и должна всем указывать их место.
И это было замечательно. Я также жаждал этой дуэли, и даже воспринял её как благо, нежданно-негаданно свалившеёся на голову. Ведь если я выстою, мои акции сильно вырастут в цене. Если же нет — превращусь в 'зелень', такую же, как затравленно озирающиеся девочки в дальнем углу, ожидающие очередной блажи старших. Не сегодня, сегодня я гость, но гостем буду здесь не всегда. И в таком случае туда мне и дорога.
— Играется, как обычный сетевой покер, — начала объяснения Афина, сделав долгий затяг. — По сути он и есть. Пять карт, дилер, часовая стрелка. Пара, две пары, сет, 'масть', 'порядок', 'полный дом', 'каре'... Если играл — должен знать.
Я кивнул. Знал.
— Можешь согласиться со ставкой и играть, можешь пасовать, один раз за круг можешь ждать. Все, что поставил на кон, возврату не подлежит. Нулевая ставка, перед обменом — один фантик, как плата за участие. Правила стандартные для всех: столов с повышенными и пониженными ставками здесь нет. Лимит ставки — одно желание на круг, но это скореё психологический барьер.
— Почему? Традиция?
Она криво усмехнулась.
— Необходимость. Иначе офицеры прикроют эту лавочку. Это все-таки азартная игра, а здесь военизированный объект. Те, кто ставит больше одной десятой, долго у нас не задерживаются. Наблюдение такое... — Она нехорошо усмехнулась, давая понять, куда попадают те, кто 'не задерживается'.
— Да, за игру на деньги также прикроют, — добавила она. Во всяком случае, тех, кто играл. Играть можно только на нематериальные ценности, и то с оговорками. Так что имей в виду.
Я кивнул. Все ясно. На деньги нельзя — изобретательные девочки придумали то, что имеёт ценность и без них. Немонетарная валюта в виде 'фантиков', то есть желаний.
'Купюры' этой валюты представляли собой небольшие квадратные канцелярские бумажки с росписями — долговые обязательства. На каждой из них было написано прозвище, личный позывной, номер взвода и достоинство 'купюры'. И роспись владелицы, подтверждающий принадлежность.
— Значит, вот этот фантик — и есть желание? — усмехнулся я, прикидывая, сколько желаний проигрывается и выигрывается ежедневно. Только за время, что я здесь сижу, было разыграно несколько конов по десять — двадцать таких бумажек. — Круто у вас!
Она отрицательно покачала головой.
— Если б так было, всех бы давно разогнали. Нет, фантик — один центаво. Целое может потребовать лишь тот, кто соберет сто фантиков с твоим именем.
Учитывая масштабы игры и количество игроков, схема не выстраивалась в стройный ряд. Видя мои сомнения, Афина покровительственно улыбнулась:
— Все верно. Ты можешь проиграть девяносто семь фантиков мне, а три — ей — она указала на сидящую напротив, слева от меня, девушку, состроившую при этом мне глазки. — А менять чужие фантики можно только на свои собственные, 'выкупать'. Я могу приобрести фантики с твоим именем только в том случае, если у меня будут фантики их владелицы, и та согласится их обменять, а не, скажем, сама не захочет их собирать. Так что на руках у девчонок скапливаются сотни бумажек, а желания исполняются ... Достаточно редко.
— Естественный регулирующий механизм, — понял я. — Еще болеё обесценивающий вашу 'валюту'.
— Что-то вроде того.
— На самом деле так даже интереснеё! — подключилась к обсуждению девушка справа от Афины.
— Это же прелесть: выиграть сотню, но не выиграть желания! — рассмеялась другая.
— Угу, понял. Даже если я проиграю сотню, не значит, что буду должен что-то сделать. — Эта мысль порадовала. К неудовольствию Афины, слишком явно проявившей его на лице. — А иначе нельзя? Договориться? Обменять фантики определенного человека на определенного? Предварительный сговор, все такое?
Сидящие вокруг дружно скривились.
— Это дело чести! — воскликнула одна из девочек.
— А потеря чести — куда больше, чем приобретение пусть даже самого... Изощренного желания, — закончила Афина. Остальные с ней согласились.
Это меня обрадовало. Действительно, там, где правит традиция, честь не пустой звук. Хотелось бы, чтобы так было не только в вопросах карточных игр.
— И как вы не запутались во всей этой мешанине? Это же тонны макулатуры! — Вопрос относился к разряду риторических. — Ну, а загадывать-то что можно? А чего нельзя?
Все-таки спросил. Спохватился, но поздно. Её глаза победно сверкнули:
— Все, что хочешь. Хочешь — вахту, наряд вместо себя. Если он не персональный, не за проступок. Хочешь... — она стрельнула ресницами — что-нибудь для души... — Я понял, что именно. — А можешь вообще посторонний поступок, никак ни с чем не связанный, не поддающееся логическому объяснению. Вроде пойти и что-то сделать. На одной ноге вокруг дворца обскакать, например. Если тебе должен враг — можешь поиздеваться, приказать нажраться какой-нибудь гадости, выпить залпом бутылку пойла — бывали случаи. Ограничений нет. Почти.
Хорошие игры у девочек! Я в голос рассмеялся.
— А пойти и заказать кого-нибудь я могу? В смысле убить? Или избить?
К моему удивлению, она кивнула, и кивнула серьезно.
— Да. Можешь. Если только заказываемый объект не часть корпуса телохранителей, и твои действия не приведут к потере репутации этого учреждения.
Если бы я не сидел, упал бы, честное слово.
— Правил всего четыре: загадываемое не должно быть материальным, оно не должно противоречить уставу корпуса, не должно задевать интересы третьих лиц, членов корпуса, и, наконец, самое скользкое, не должны задевать его интересов в целом. Это к вопросу выбора объекта заказа. Все, что за рамками — разрешено.
— То есть, если я закажу премьер-министра, это затронет репутацию корпуса, а значит, запрещено. А если какого-нибудь дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты...
— То человек, долженствующий твое желание исполнить, пойдет и убьет дона Карлоса, бомжа из шестой аэрационной шахты Санта Марты.
Вид у меня, наверное, был ошарашенный, но окружающие смотрели с пониманием. М-да, сильно!
А чего я, собственно, хотел? Высокомерие, это долбанное ангельское высокомерие, я уже сталкивался с ним. Пренебрежение к тем, кто 'снаружи'. Все в порядке вещей!
Мне дали несколько маленьких белых листков из стопки по центру стола. Бумага, но синтетическая, местная — продукт переработки углекислоты. Ну, хоть здесь без лишних понтов! Я сделал роспись на половину листка, сверху же коротко вывел: 'Angelito, 13'. Сидящие справа и слева, а также вытянувшие шеи остальные девчонки, согласно кивнули. У них не вызвало нареканий ни прозвище, которого у меня пока еще официально не было, так как я оставался гражданским лицом, ни номер взвода, к которому был прикреплен лишь номинально по той же причине. Но традиция здесь важнеё официальных документов.
Ну что ж, Ангелок, так Ангелок!
