Глава 1. Люди злой страны

Страж поворчал, но вытащил печать и шлёпнул ею о клочок бумаги.

— Всё, свободны.

Дождавшись, когда пострадавшие покинут кабинет, десятник развалился в кресле, закурил и включил радиопередатчик.

— Шинбо, брось карты, поднимай своих, и все сюда. На дороге собаки банду ронинов порвали, семь человек. Объясню где и как добраться. Сшустришь туда, обдерёшь останки. Оружие, рваную броню, сапоги, кошельки. Только форму натяните, придурки конченые! Или вас собаки за обычных мародёров примут, да в один ряд с бандюгами уложат! Живо всё убрали, в форму влезли, и с прокрутом ко мне, я сказал!

Проникшийся некоторым сочувствием к измученной девчонке, возница отвёз её к штаб-квартире боевого лепестка Розы, устроенной в дешевом офисном здании. Сияющем огнями, яркими рекламами, и широкими застеклёнными окнами при взгляде снаружи, а внутри — полнейший бардак. Чтобы добраться до обиталища сопротивленок нужно было пройти мимо бара, кофейни с девочками, которые обычно переходили в бар по первому приглашению, и наркопритона, замаскированного под массажный салон. Истёртые грязные полы, барахлящее освещение, покрытая трещинами штукатурка. Воняющие плесенью, ржавчиной и испражнениями туалеты, в которые девчонки ходили минимум впятером, чтобы не прицепились какие-нибудь уроды.

Крепко сжав сумочку обеими руками, несчастная девушка почти бегом прорвалась мимо всего этого кошмара, схватила тяжелую металлическую дверь, прижала магнитный ключ и через полторы секунды скрылась за стальной плитой, дарящей хоть какую-то иллюзию безопасности. Наконец-то она здесь! Среди подруг, которые... которые...

Никто не бросился к ней с вопросами, не поднял шума, не начал суетиться. Никто не потянул её к столу, не налил чай. В полутьме с цветными лампами не возникло никакого движения.

Что случилось?!

Изумлённая, Рей оглянулась и увидела что зал базы совершенно пуст. Никого. Пустые кресла и диванчики, пустые стулья возле бара. Молчит телевизор и только цветные лампы, которые вечно все забывали выключать, продолжают гореть вдоль стен.

Девчонка подбежала к барной стойке, сняла трубку с телефона и набрала номер своей лучшей подруги, такого же бойца Сопротивления, как и она, а так же менеджера по финансам их фермерского предприятия.

— Маки! Маки, что случилось?! Вы где все? — выпалила она, услышав в трубке странно-судорожное "да".

— Рей? — подруга тотчас разрыдалась в телефон. — Ты что, ещё не знаешь?! Сачи... Сачи сбежала!

— Что? Как? Куда?! — опешила Рей, не понимая что могла натворить лидер их лепестка и генеральный директор учрежденной общими усилиями фирмы.

— Она никакие корма для фермы не заказывала! — рыдала в трубку подруга. — Она просто собрала деньги... все наши деньги! А потом назанимала, сколько смогла, по знакомым, и сбежала...

— Куда?!

— Да откуда я знаю?! Папа с мамой сейчас по базам Сил Закона бегают, а я дома лежу... на таблетках.

Теряя способность стоять, Рей опустилась на стул и сникла, едва не уронив телефонную трубку. Мелькнули мысли о кредитах. О заложенной квартире. О том, что ей нечем платить за учёбу. О том, что скажут родители, с которыми она уже не раз и не два успела в сопли разругаться.

— Рей... — прозвучал из трубки голос подружки. — Приезжай...

Глотая слёзы, девчонка выдавила из себя сиплое "да" и, повесив трубку, бросилась к выходу. Скорее! Скорее отсюда! Из опустевшего закутка, казавшегося таким уютным и надёжным. Прорваться сквозь полосу кошмаров, вырваться на свободу и найти в сумочке последнюю пару монет, чтобы быстрее домчаться до подруги. Увидеть её, обняться и разрыдаться, в три ручья, давая выход всем страхам, тревогам, напряжению и ужасу последних дней. Прореветься сейчас было так же важно, как дышать, ведь несостоявшаяся бизнес-леди прекрасно понимала, что разорена, ограблена, и только каким-то неведомым чудом осталась жива. Нужно было срочно оказаться в объятиях такой же несчастной девчонки, прижаться к ней и реветь, реветь, реветь!!!

Закрывающая лицо платком и спешащая к стоянке извозчиков, юная леди лила слёзы и представить себе не могла, что кто-то, во всём этом мире, в этот момент может вспоминать её и шмыгать соплями, но не от жалости, а от жесточайшей, невыносимой и всепоглощающей зависти.

Плавать без ласт и перепонок было неудобно и очень утомительно. Только через пару часов после бегства, нахлебавшаяся воды и кое-как сумевшая выгрести поперёк течения, Кицунэ ухватилась за траву, подтянула себя к зарослям и заползла в прибрежную илистую грязь.

— Фух... пфух... — забывая, что она вроде как бы лиса, обессилевшая девчонка распласталась на мелководье, в точности как издохшая лягушка. — Не будите меня... ещё пять минуточек...

От внешности мальчишки в ней осталось мало. Цвет волос и глаз разве что. Всё остальное, реагируя на зависть и обиду малолетней вертихвостки, почти непроизвольно приняло привычные девчоночьи формы.

Отдышавшись, она перевернулась на спину, глянула на себя и сердито надула губы:

— Вот ведь гадство! Опять кучу сил тратить и обратно превращаться! Ездют тут, красивые всякие, планы и стратегию портют!

Кряхтя и отпыхивась, она с трудом поднялась, пробралась сквозь заросли и плюхнулась на подсушенную солнцем траву. Жаркие лучи летнего солнца окутали её, высушивая и согревая. Девчонка чуть-чуть полежала, пожмурилась от яркого света, а потом переползла в тень, под дерево, и задремала, не переставая думать о своём подсознательном возврате к истокам.

Это же беда! Притворится она такая мальчишкой, придёт на ферму, устроится работником, подружится со всеми и все будут восхищаться какой полезный у них появился мастер Воздуха и Земли, а потом, вдруг, в соседний дачный посёлок приедет какая-нибудь городская красавица, начнёт перед всеми ходить, выпендриваться и показывать какая она принцесса, а Кицунэ посмотрит, и обзавидуется!

Наглядно: ЛИСЬЯ ЗАВИСТЬ.

Ночью после такого точно что-нибудь приснится, утром хозяин придет работников поднимать, а там, вместо парня, девчонка лежит! Скандалы, паника, побег, увольнение! Ещё и тяпкой с перепугу по башке долбанут.

А если сразу красивой девушкой к людям выйти? Ага, вот так красавица взяла, и вышла из реки! Ну совершенно никто шума не поднимет, и абсолютно непонятно почему через три дня все сильнейшие палачи Алых Теней будут здесь! Той девчонке, вот, хорошо... Такая ухоженная, чистая, модно одетая, с деньгами и документами полноправной имперской гражданки — сразу видно, леди! Ходи где хочешь, делай что хочешь! А сунется к ней какое чудище страшное, так сразу кто-нибудь выскочит, и злодею по морде! Железной дубинкой! Даже вон крестьяне, которых злыдня ругала, порола и в петлю загоняла, стеной встали и отогнали от неё когтистое безобразие!

— Мне бы так! — вздохнула Кицунэ. — Чтобы мне вообще всё прощалось, и из врагов — только случайное, дикое, непонятно что! Уж я бы, наверное, и на ферме была бы хорошей хозяйкой, и работников своих не порола бы когда давно поздно трепыхаться, а сразу бы приехала и спросила, что у них тут за проблемы! Над проблемами думать надо и решать их, а ругаться и драться — любая дура может! Небось дочка какого-нибудь богатого чиновника, закончившая модные курсы по эффективному менеджерству, или визуализации желаний. Папа в кресло усадил, она и наработала. Кто там деньги в эту ферму вкладывал? Наберут дур в руководство, а потом удивляются, что на фермах коровки умирают. Интересно, получит вот эта, начальница, от папы по башке? Да нет, конечно! Папа у неё наверняка такой же дурак, и доченька его никогда ни в чём виновата быть не может! В итоге крестьяне разбегутся, коровок продадут, ферма погибнет, а дура так и будет ходить в своих модных платьях, выпендриваться!

Кицунэ обиженно помассировала пальцами нижнюю часть своего лица, сросшуюся и восстановившуюся за время плавания вниз по течению реки. Осталась только память о боли, потерянной крови и мучениях организма, вынужденного заращивать тяжёлое ранение. Вот так всегда! Умные и хорошие сидят в грязи с разбитыми лицами, а всякие расфуфыренные гады корчат из себя крутых, и начальников! У-у, сволочи!

Схватив горсть сухой листвы и сыпучей почвы, Кицунэ рывком швырнула её в сторону реки. Из глаз её вот-вот грозили скатиться первые слёзы, а нос полнился набежавшими соплями. Вид благородной, модной и ухоженной леди пробудил в юной лисе пригасшую от невзгод и опасностей неутолимую жажду быть принцессой. Окажись здесь сейчас та несчастная менеджерка, про которую Кицунэ нафантазировала уже целую историю жизни, имперская леди точно бы отправилась домой слегка побитая, и прикрывающаяся одной только парой надранных в кустах веников! Надо срочно что-то сделать, чтобы сбросить накопившийся в душе негатив, а то бахнет нервный срыв, и мало ли что психанувшая лиса натворит такого, за что будет стыдно всю оставшуюся жизнь? Уже сейчас замысел утащить одежду у какой-нибудь туристки, пришедшей купаться на реку, не кажется настолько уж неприемлемым и запретным. А что вот ещё ей можно сделать?! Как выживать?!

Кицунэ пару раз хлопнула глазами, всплеснула руками и вскочила. Чумазое лицо её озарилось улыбкой и сразу стало видно, как в голове у хитрой притворы начинает зреть максимально злодейский план.

Иллюзии! Её врождённый и развитый до небывалых высот, изумительный талант! При применении гендзюцу, правда, создаётся ужасно сильный фон Ци, который каждый самурай видит метров за пятьсот, словно сияние маяка, но ведь самураев вокруг не так уж много?

Кицунэ приложила ладони к вискам, слегка помассировала их, настраиваясь, и вдруг преобразилась. Исчезла грязь, облезающая от солнечных ожогов кожа и неухоженные короткие волосы, как попало слипшиеся от воды. Могами Рей пришла бы в неистовую ярость и возмущение, если бы увидела Кицунэ сейчас. Лиса, обласкавшая девушку жадным взглядом с ног до головы во время боя, теперь, иллюзией, за секунду украла всё, чего леди добивалась ежедневным тяжким трудом по нанесению косметики, лишениями на диетах и немалыми денежными тратами. В тени деревьев стояла изящная, нарядная модница, явно внимательно следившая за собой с самого детского сада. Та же внешность, платье, шляпка, туфли и даже сумочка. Та же причёска и макияж. Глаза вот только сияют не страхом и паникой, а злодейской гордостью и коварством.

— А вот и не буду извиняться! — Кицунэ, дразнясь, показала язык в предполагаемую сторону далёкой фермы и, повернувшись к ней спиной, сделала пальцем круговое движение перед собой. — Все вы со мной вот так, а я что с вами, по-другому буду? Пфы! Может я и хорошая девочка, но дурой быть не обязана! — из пустоты, обрисованное движением пальца, появилось большое овальное зеркало. Такое же иллюзорное, как новая лисья внешность и одежда, но тем не менее вполне функциональное. Кицунэ ещё раз показала язык в сторону фермы и принялась красоваться перед зеркалом, пританцовывая и играясь с платьем.

То, что в реке пропали сети, и даже нерёдок нигде нет, означает что рыбоохрана лютует как тысяча голодных волков. Люди, вон, что с реки кормились, даже дома бросают. Но кто-то всё равно, наверное, остался? И ловить на удочку никто никому запретить не может. Места вокруг всё более обжитые, цивилизованные и замусоренные. По берегу даже то и дело проглядываются тропинки какие-то. Надо посмотреть в медленных речных притоках, там обязательно должны найтись мостки, или просто удобные для ловли места, куда приходят рыбаки. Вот они-то ей и нужны! Будущие жертвы лисьего обмана, коварства, злодейского ума и хитрости!

Придёт такой, усядется порыбачить, а как накидает в садок десяток каких-нибудь карасиков, Кицунэ такая раз! И выйдет из-за кустов! Вся из себя леди, в кружевах и бантиках!

Она такая:

— Здравствуйте, дедушка! Не бойтесь, я не из рыбоохраны, и не из этих отдыхающих аристократов, которые возмущаются, что кто-то рядом сел, и всех отовсюду выгоняют! Я знаете кто? Вообще не человек, а волшебный сказочный зверь! Вы сказки когда-нибудь читали? Вот я как лиса, но не лиса, а речной пушистый зверь! Угадайте, какой? Да нет, не выхухоль! И не ондатра. И не бобр. Да выдра я! Волшебная, сказочная выдра. Рыбкой питаюсь. Можно я рядом с вами сяду, посмотрю, как вы ловите? А хотите, по всей реке волшебные цветы распустятся? А хотите, я добрых речных духов позову? Только они очень обниматься любят.

Речные духи, летучие полупризрачные девушки налетят на рыбака, заобнимают его, затискают, поцелуют, а Кицунэ рассердится, отгонит их, и снова такая:

— Безобразницы они, да? Не то что я! Девочка хорошая, воспитанная, и самая милая! Правда? А вы мне рыбки дадите? Хотя бы во-о-от таких маленьких два карасика!

И пусть только попробует не дать! Сразу узнает, как девочки умеют дуть губы, обижаться, и возмущённо уходить! Но неужели хоть где-нибудь найдётся каменный болван, что сможет зажадничать чуть-чуть рыбки для такой замечательной, доброй и волшебной девочки с голодными глазами? Нет, всё они отдадут! И рыбу, и бутерброды какие-нибудь, и чай в термосе, с сахаром! Ещё и по голове погладят! Не потому что детям надо помогать, а потому, что ну вот как о ней не позаботиться?!

— Выдра? — красуясь перед зеркалом, Кицунэ оттянула в сторону подол своего воображаемого пышного платья из тёмного бархата. — Волшебный водяной пушистик! А зовут — Мидзухиме!

Увы, детские фантазии испуганно поблекли при мысли о том, что будет, если она действительно вздумает исполнить свой план по вымогательству и грабежу рыбаков. Если только одного ограбит, то все сочтут что деду какие-то глупости приснились, или он спьяну что-то насочинял, но как только ограбленных станет двое, слухи о милой выдре распространятся как ураган. Самураи прибегут выяснять, кто тут такой сказочный завёлся, а следом за ними и Алые Тени возникнут. Схватят дедов, и такие:

— А ну, быстро говорите всё, что знаете, а то мы убьём вас, ваших родных, и всех соседей!

Маленькая лиса задрожала, представив ужас и мучения рыбаков. То, как они будут жалеть, что когда-то повстречали эту дурацкую, никому не нужную девчонку.

Слёзы полились из глаз Кицунэ, зеркало и фантомный образ принцессы развеялись, оставив под деревьями чумазую, тощую бродяжку с всклокоченными, торчащими как попало волосами. Как можно сочинять сказки, если услышавшего их могут убить? Ну почему стоит попытаться сделать что-то хорошее, как сразу же прибегает целая толпа идиотов, чтобы всё разрушить и поломать?! Они же сами! Сами к ней всегда лезли! Шли бы все придурки в даль, дальними лесами!

Девчонка, разревевшись, плюхнулась под дерево и минут сорок давилась слезами от обиды, злости и мучительного, невыносимого горя. Потом задремала, очнулась ближе к вечеру и, утерев сопли, глянула на клонящееся к горизонту солнце. Скоро ночь. Часа три или четыре ещё. Нужно искать, где устроиться на ночлег. Делать нору, чтобы на неё ночью не бросился ни тигр, ни крокодил. И есть опять хочется! Сколько сил потратила на драку с дураками и бегство! Может, если по берегу пробежать, получится найти ещё болотце с рогозом? Тем более что в воду снова лезть совершенно не хочется. Только-только высохла!