— Ты правда так думаешь? — спросила Мораг.
— Я нужен Малышу. А брат Хаскольд меня в оруженосцы звал.
— А то, что кроме рыцарства ты получишь монаший ошейник, тебя не смущает, мой герой?
Он мотнул головой.
— Нет, Мореле.
— Наглец.
Она положила ладонь ему на затылок и провела снизу вверх, взъерошивая волосы. И сжала пальцы, так что кукушоночьи вихры рыжими перьями растопырились у нее из кулака.
— Пойдем, — вздохнула она, разжав руку и приглаживая смятые волосы. — Нам немного по пути, Ратери.
Они вышли, я посмотрела на Пепла.
— Мораг верно говорит. Я колдунья, я магичка, я должна заняться своим делом. Я должна действовать не как простой человек, а как волшебник. Мне надо подумать.
Певец катал в пальцах хлебный шарик. Лицо у него было усталое. Осунувшееся после болезни, глаза черным обведены. Он щелкнул ногтем, запустив шарик куда-то в угол. Я взяла его за руку.
— Пепел.
— М?
— А если я так и не смогу помочь тебе... ты уйдешь?
— Хм... ты в себе разочаровалась, прекрасная госпожа?
— А ты во мне — нет?
— Нет.
— А если?..
Он ухватил меня за локти, поднял с табурета и притянул к себе, поставив как ребенка меж раздвинутых колен.
— Все случится как ты захочешь, моя прекрасная. "Если" — не рубеж, а только ступень. Перешагни ее, иди дальше. Ты волшебница, тебе нельзя стоять на одном месте.
— А ты?
— А я... — он вдруг рассмеялся и ткнулся лбом мне в грудь. — Я рад бы остановиться, но у меня шило в заднице... Прощу великодушно простить некуртуазный стиль, прекрасная госпожа.
Я отстранила его, а он все хихикал.
— Пепел... да ну тебя. Что тут смешного?
— Смех лечит ссадины души, госпожа.
— Еще одно "хи-хи", и я разревусь.
— Разревись, — предложил он. — Я посажу тебя на колени и буду утешать.
Он и улыбался, и хмурился одновременно. Мой облезлый бродяга, загадочный менестрель. Я знала, что если сяду сейчас к нему на коленки, то больше не слезу, и ни о каких попытках распутать ребус даже речи не пойдет. И я потеряю фору, и нас опередят, а Мораг и Ратер ушли в разведку, и Бог знает, что там с ними может приключиться.
Наверное, все это отразилось у меня на физиономии, потому что Пепел разжал руки и встал.
— Тебе надо подумать.
Я кивнула угрюмо, но решительно. Магичка я или полотерка, в конце концов?
— А я прослежу за нашей принцессой. Очень уж она решительно настроена. Как бы не влезла в свару...
— Только... вы возвращайтесь поскорее. Я же тут с ума сойду одна.
— Вернемся, конечно, — сказал он. — Конечно, вернемся.
Взял свою палку и ушел.
Я услышала, как снаружи щелкнула задвижка. Он меня запер. Чтобы не сбежала.
Съев пару ложек брусники, я налила себе яблочного вина, забралась с ногами на постель и приготовилась думать. С чего бы начать? Мысли разбегались. Я ухватила за хвост ближайшую, самую навязчивую.
Мысль была про Каланду.
Каланда тут. Я почти уверена. Она тут, вместе с дочерью, вместе с колдуном. Почему мы посчитали, что колдун держит ее в плену? Может, наоборот, он опекает ее и поддерживает, может, он вообще ее любовник? Эта девушка, ее дочь, отнюдь не выглядела запуганной пленницей. Наоборот, в ней было что-то от Мораг... вернее, от самой Каланды — непоколебимое чувство собственного достоинства и уверенность в себе. Она привыкла приказывать. Она привыкла получать желаемое. Она пришла к перрогвардам одна, без сопровождающих. И без свидетелей. Она ни капельки не испугалась чудовища. Эта девушка не пленница. Мало того, она сама себе хозяйка. Если она и служит кому, то по собственному желанию, не по принуждению.
Вспомни, можно ли было принудить к чему-то Каланду? Как бы не так!
Она бросила Врана — Врана! — потому что они что-то там не поделили. Хлопнула дверью и ушла. И даже волшебник дролери не смог ее согнуть. Что говорить о каком-то человечьем колдуне...
С другой стороны — ни шиша себе колдун! Приходит в королевский дворец как к себе домой, крадет роженицу с ребенком (или двумя), морочит головы лекарю и слугам, подкладывает кукол... что-то слишком сложно получается, громоздко. Многое оставлено на авось, на удачу, на случайность. И что-то я перестала понимать, зачем ему это было нужно. Ладно, Мораг он опасается, но если его цель — Найгерт, то Мораг можно просто отвлечь, заставить уехать на пару дней, и без помех сделать из худосочного короля маленький смирненький трупик. А если цель — не Найгерт, а Мораг... Что такого есть в Мораг?
Ее боятся колдуны. Но я ее не боюсь.
Потому что не колдунья, да? Фигуля вам на рогуле, я колдунья, и баста. Магия — это способ видеть мир, только и всего. Так говорит Амаргин. А уж он-то знает, что говорит.
Что такого есть во мне, что нет у других колдунов?
У меня есть фюльгья, а у других есть... у других есть гении! А гений — это некая бестелесная сущность, которую призывают, и которая остается с волшебником навсегда.
— Люди придумали множество способов обретения магической силы, словно магия — это нечто такое, чем можно обладать, передавать другому, отнимать, ограничивать... извращать...
— А евзар ен кат?
Я уже лихо болтала задом наперед. Со стороны, наверное, казалось, что Амаргин разговаривает с сумасшедшей. Но мало-помалу я училась экономить слова и выражать мысли точнее. Особенно после того как вдосталь накочевряжишься, сломаешь мозги и вывихнешь язык, а тебя ехидно переспросят: "Что?"
— Магия — это способ видеть мир, только и всего. Магии нельзя лишить, как нельзя лишить певца музыкального слуха, а художника — его таланта. Певцу можно проколоть барабанные перепонки, художника — ослепить, но эти увечья не отнимут у них того, что делает человека творцом.
— Яигам — отэ тналат?
— Не только. Кроме таланта требуется труд, желание, возможности. Некоторые люди от рождения имеют чуть больший чем обычно диапазон восприимчивости. Если его развивать — то получится неплохой колдун... или священник... или чудо-лекарь. Или поэт и певец, чье слово переворачивает сердца, вроде Золотого Арвелико или Анарена Лавенга. А может получиться великий полководец, вроде Черного Дага. Или великий король, вроде Халега Старого.
- Йынреч Гад, тяровог, лыб монудлок. Льорок Гелах гом тьыб мокинбешлов?
— Если бы захотел или посчитал нужным — отчего нет? А Даг колдуном не был, это людская молва его в колдуны записала.
— У Агад илыб ыномед. Ловьяд лад уме вономед. Аз ушуд.
— Чушь. Хотя доля смысла в этих заявлениях есть. Насчет демонов. К Дагу оно не относится, но существует масса учений, где основой магической практики является некая призванная сущность. Не обязательно демон, хотя частенько именно он. В смысле, сущность из Полночи, потому что Полночь легче призвать. Очень часто эта практика используется шаманами и колдунами языческих племен. В Ваденге и Кадакаре это излюбленный метод волшбы. Призвать полуночную тварь легко, выставить обратно трудно. Чтобы иметь возможность контролировать, их, как правило, накрепко привязывают к чему-нибудь. К предмету, к определенному месту, иногда к самому себе.
— А ягьльюф — отэ от еомас?
— То самое. Союз с фюльгьей — одна из разновидностей связи с потусторонней тварью. Так что ты, дорогая, уподобилась моим соотечественникам в языческих заблуждениях. Альдская и андаланская церковь в один голос объявят тебя продавшейся дъяволу ведьмой, и участь твоя видится мне печальной.
- Ы! — сказала я с чувством.
Добавить что-то более вразумительное я не могла. Меня уже объявляли ведьмой без всякой фюльгьи. И участь моя была печальна.
Мда. Тогда мой дорогой учитель будто накаркал про печальную участь. В разгар нашей беседы в амаргинову хижину заявилась сама Королева и заявила, что мне пора убираться из Сумерек. Потому что Ирис взял свое поручительство обратно.
Тпррру! Свернули на страдания. Па-а-аворачиваем! Думаем дальше про колдунов и фюльгьи. И про гениев.
"Человек не может колдовать без помощи высших сил" — говорила Ама Райна. Я ей верила. Но, встретившись с Амаргином, поняла как она ошибалась. Призвать гения — всего лишь один из способов причаститься волшбе. И далеко не самый лучший, потому что замыкает эхисеро в тесные рамки ритуала. Делай только так, и никак иначе, в древней книге все записано и объяснено, мудрость эхисерос оттачивалась веками...
А своей головой подумать?
(...в сердцевине костра, в слепящей огненной мути, мечется двойная тень. Контур плывет от жара, плещут крыла, взмахивают руки, тонкая фигурка рвется на свободу, тварь из сажи и пепла вяжет ее хвостом, кутает крылами, кувыркается над головой. Крест-накрест чертят искры, в небо летит истошный вопль, АААААААААААА!!! )
Кто назвал эту темную тварь душой любящего человека? С чего вы взяли, что душа умершего становится хранителем и источником силы для нового колдуна? Кого может призвать жертва, пусть даже и добровольная?
" Холодная тень, семя асфодели. Бесплотная сущность из бездны. Тьма не ждет Каланду за дверью как пес, а поселилась под сердцем как змея."
Тьма ей имя. Полночь. Демон.
Вот что не поделили Каланда и Вран.
Ирис говорил мне еще в самом начале, когда я только-только попала в Сумерки: "Брат думает, что в тебе сидит паразит, но это не так"
Потом Вран испытывал меня, больно ткнув пальцем в лоб: "— Ничего нет. Странно"
Чуть позже Вран говорил Амаргину: "Все равно ты вожжаешься с полуночной мразью, и меня не удивляет что ты, как и твои соплеменники, ищешь силу в этой проклятой пропасти"
Для Каланды эта тварь была основой магии эхисерос, и моя прекрасная королева выбрала магию, а не любовника из Сумерек. Ей не впервой было жертвовать большим и светлым чувством. Железная женщина моя Каланда.
Мстительный любовник ей достался.
"Красотка хлопнула дверью, Вран грозился, что все равно своего добьется"
"Все дело в том, кто платит. Потому что плата берется не только с тебя. Всякий раз, сколько бы ты ни отдал, оказывается, что твоей платы не хватило, и за тебя расплачивается кто-то другой"
Кто-то другой.
Мораг — вот кто расплачивается за отцовскую ненависть, за материнскую гордость и жажду силы. Мораг, невольная убийца демонов, ловушка для тех, что черпает силу из Полночи. Будь у меня гений — я бы тоже попалась.
"Жаба у колдуна поперек глотки стала, — рассказывала девочка из таверны. — Поперхнулся колдун жабой, оземь упал, и давай хрипеть да корчится"
Сама Мораг вспоминала мальчишку-факира на коронации: "Прут у тебя шарлатанский. А вот что скажешь, если я тебя пальцем насквозь проткну?" Ну и ткнула со всей дури. Не насквозь, конечно, но синяк здоровенный он схлопотал. Повалился на спину и копыта задрал. Я прочь пошла, тут он меня догнал и давай по спине дубасить. И визжать что-то несусветное"
Что сталось с Райнарой, я видела сама.
Мораг давит демонов. Хотя, наверное, не давит, вряд ли демона можно убить просто своим присутствием рядом. Скорее, она разрывает связь между колдуном и его гением, тварь сваливает обратно в Полночь, а человек остается... изувеченный, словно музыкант, лишенный слуха, словно художник, лишенный глаз. Магии он не лишен, потому что нельзя лишить магии. Но страдалец этого не знает. Ему кажется, что все кончено.
Он больше не волшебник, а нищая беспомощная развалина. Безумная старуха, в одиночасье потерявшая молодость, власть и силу. Представляю, как перепугалась Каланда, когда увидела, во что ее дочь превратила Райнару!
Высокое Небо! Колдуна не было!
Не было никакого колдуна! Каланда сбежала!
От собственной дочери сбежала, подложив кукол вместо себя и ребенка. Чтобы никто и никогда ее не искал.
Боже мой.
Я больше не могла сидеть, вскочила и заметалась по комнате. Боже мой, боже мой...
Погоди, Леста Омела. Райнара ведь чокнулась, когда Мораг было... лет пять, кажется. Видно, способности нашего высочества проявились не сразу. Дареная кровь тоже не сразу проявляется. Мораг, кстати, Райнару еле вспомнила:
"Райнара, Райнара... в красном... Кажется, с ней что-то стряслось. Кажется, она заболела... или уехала куда-то... Это все без меня происходило, я тогда в Нагоре жила, всю зиму. Вернулась только на похороны."
Эх, жаль, Мораг ушла, я бы ее поспрашивала. Кто был у нашей принцессы первой жертвой, Райнара или кто-то до нее? Как вела себя с Мораг мать? Подозревала она что-нибудь, или это было для нее неожиданностью?
Мораг ушла!
Ушла к Каланде, которая от нее сбежала, но теперь едет в Амалеру вместе с дочерью и свадебным поездом... Каланда едет в Амалеру, возвращается туда, откуда сбежала... везет с собой дочь... Не она ли покушалась на Мораг? Расчищала место, куда собиралась вернуться. А прежде сбежала... погоди. Покушалась не Каланда! Покушалась сестра! Значит, Каланды здесь нет. Каланда не стала бы убивать дочь, которую некогда и пальцем не тронула, предпочла исчезнуть сама. Это та самая девица под личиной.
Это она расчищает место.
Девица из свиты леди Корвиты Клест.
Странное имя — Корвита. Не найльское, не альдское. И даже не драконидское. Андаланское, скорее. От слова "корво" — ворон.
Вороненок!
Корвита — это вороненок!
Бред старой кликуши Райнары, забывшей, что потеряла гения, и поэтому все-таки волшебницы, искалеченной, слабой, безумной — но волшебницы.
"Ворон чернокрылый. Гладкое перо, бойкий нрав, коварный ум. Хитрый ворон, не подлетающий близко. Чернокрылый ворон, что сидит высоко на дереве и смотрит, как охотники идут по следу. Погибнет лев, на след встанет волк. Погибнет волк — выйдет шакал..."
Последняя часть головоломки встала на место — у меня аж зубы лязгнули.
Какая же я дура! Ну что мне стоило узнать имя найгертовой невесты еще там, в Амалере? Всего-то надо было — услышать это имя: Корвита.
Хол-л-лера! Мораг к ней ушла!
Я бросилась к двери, затрясла ее, забарабанила:
— Откройте! Выпустите меня!
Мораг... может, ее уже убили... Пропасть! Пропасть!
— Откройте-е-е!
Окно. Второй этаж, высоковато, но во дворе кто-нибудь есть, выпустят меня... обдирая ногти, распахиваю ставни.
